рассмотреть различные проявления абсурда, т.к. человек раскрывает себя не

только в том, в чем он искренен, но и там, где он лицедействует. Как все

великое, так и абсурд начинается с малого, с вопроса о той рутине жизни,

кот. приходится изо дня в день повторять. Однажды возникает вопросительное

“зачем?” и все начинается с усталости, подсвеченной удивлением. Усталость -

последнее проявление жизни машинальной и первый признак пробуждения

сознания. Последующее может быть или возвращением к бессознательности, или

полным пробуждением. В исходе пробуждения стоит или самоубийство или

восстановленное равновесие. Усталость выявляет происхождение абсурда -

“озабоченность”, кот. всему придает его ценность. Абсурд обнаруживает в

стремлении человека к тому будущему, где его в конце концов ждет смерть,

обнаруживающимся в сознании времени (20, 30 лет). Еще ступенью ниже мир

обнаруживает свою чужеродную плотность и в этой плотности и чужеродности

он раскрывается как абсурд. Другие столь же обнаруживают в себе нечто

бесчеловечное, лишенное смысла, тот абсурд, кот. переживается как

“тошнота”.

“Ужас” - вызывает изумление, что все живут так как будто о смерти

знать не знают. Никто действительно не имеет опыта смерти, в той мере, в

какой опыт означает лично испытанное и осознанное. В случае со смертью

можно говорить лишь об опыте другого. Но он не может убедить. Подлинным

источником ужаса является математическая непреложность события смерти.

Непреложность смерти, отрицающей всю предшествующую жизнь, дает содержание

данного чувства абсурда, в кот. проступает конечная бесполезность судьбы.

“Тоска” разума, не способного конституировать собственное единство, он

пребывает в центре антиномий, решить кот. не способен, лишая оснований

надежду на абсолютное знание, кот. преодолело бы его раскол в высшем

единстве. Между сущим и мыслимым пролегает пропасть. При помощи науки можно

опознать и перечислить явления, но никак не освоить мир, т.к. человеческий

мир не есть мир науки. Интеллект по-своему говорит, что мир абсурден. Эта

абсурдность однако не принадлежит миру, она принадлежит столкновению в нем

с его лишенным разумности бытием и стремлением человека к абсолютной

ясности. Абсурд - то, что связывает человека с миром. С этого момента, как

абсурдность получает признание, она становится мучительнейшей из страстей,

выражающихся в утверждении иррационализма. В историческом плане

соперничество иррационального и рационального подходов свидетельствует об

одной из ведущих страстей человека, раздираемого между тягой к единству и

ясным видением своих границ. Их расцвет в современности указывает лишь

насколько еще сильны упования на разум. Необходимо рассмотреть их

следствия.

Хайдеггер. Человек влачит унизительное существование, единственная

действительность кот. - “забота”. Она - мимолетная и ускользающая боязнь.

Но стоит ей осознать себя, и она становится страхом, в кот. существование

обретает себя. Мир ничего не может предложить человеку, находящемуся во

власти страха. Забота реализуется в множестве модусов: досада, как

результат попытки заглушить ее в себе; ужас перед смертью. Сознание смерти

- зов заботы, призывающий существование вернуться к самому себе после

утраты себя в Безымянном. По Хайдеггеру, тоже не следует погружаться в сон,

а надо бодрствовать вплоть до израсходования себя.

Ясперс отчаивается в какой-либо онтологии, т.к. хочет, чтобы мы

утратили “наивность”. Он знает, что разум в итоге терпит поражение. В этом

опустошенным мире, где невозможность знания доказана и небытие выглядит

единственной действительностью, а беспросветное отчаяние - единственно

оправданной позицией, он ищет Ариаднину нить, кот. вела бы к божественным

тайнам.

Шестов. Доказывает, что любое рациональное стремление в итоге

упирается в иррациональность человеческой мысли. Его занимают исключения из

правил, в кот. возвеличивается человеческий бунт против непоправимого.

Кьеркегор. Он не только открывает абсурд, но и живет им. Духовное

приключение, подводящее Кьеркегора к столь дорогим ему скандалам бытия,

тоже берет свое начало в хаосе опыта, лишенного всяких прикрас, взятого в

его первозданной бессвязности.

Совсем в другом плане - плане метода - миру возвращают его

разнообразие Гуссерль и феноменологи. Благодаря им духовный мир человека

обогащается т.к. все в нем имеет привилегированное положение. Хотя сам ход

поиска более позитивен чем у предыдущих, Гуссерль также отвергает

классический рационализм, подрывает надежду, открывает сердцу и интуиции

доступ к разрастающемуся обилию вещей, в кот. есть что-то бесчеловечное.

Оправданием для мысли служит ее предельное осознанность. Но речь идет о

познавательной установке, а не о душевном утешении.

Все эти опыта развиваются на почве, где нет места надежде. Здесь дух

сталкивается с вопросом и ответом о самоубийстве и вынужден вынести

приговор. Но порядок исканий нужно опрокинуть и идти от приключений

интеллекта к повседневным поступкам.

Философское самоубийство.

Интересует не системы, а то общее, что есть в их выводах. Жизнь под

вызывающими удушье небесами понуждает либо с нею расстаться, либо ее

продолжить. В первом случае вопрос - как расстаться, во втором - почему

продолжить. Для этого необходимо установить в чем смысл абсурда и каковы из

него следствия.

Абсурд - это конституируемый разлад между сущим и должным, кот.

возникает в области их столкновения. Он возникает при сопоставлении

наличного положения дел с определенного рода действительностью. Как таковой

он не принадлежит не миру и не человеку, но находится в плоскости их

встречи и совместного присутствия. Как таковой, он пребывает в этом

триединстве человека, мира и их со-бытия, которое неразложимо. Суть дела в

том, чтобы выяснить можно ли от него избавится и должно ли быть из него

выведено самоубийство. Для решения вопроса необходимо сохранить в

неприкосновенности содержание абсурда, кот. - столкновение и непрестанная

борьба, где нет надежды (что не предполагает отчаяния), присутствует

постоянное отрицание (что не есть отречение) и осознанная

неудовлетворенность (но не юношеское беспокойство). Должно быть вынесено из

рассмотрения все, что уничтожает этот разлад - прежде всего согласие,

согласие с абсурдом. Абсурд имеет смысл только в той мере, в какой с ним не

соглашаются.

Поскольку человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин, то

каковы следствия этой очевидности.

Философские учения экзистенциалистов всегда предлагают бегство от

действительности, обожествляя то, что их подавляет и находя основу для

надежды в том, что их обездоливает. Эта их надежда по сути религиозна, кот.

сама по себе есть абсурдный алогичный прыжок.

Ясперс сталкиваясь с немощью бытия одним махом переходит к утверждению

и трансцендентного начала, и бытийной значимости своего опыта, и

сверхчеловеческого смысла жизни. Так абсурд становится Богом, а бессилие

понять - освещающим все бытием. Шестов утверждает, что единственно

возможный выход находится как раз там, где согласно человеческому разумению

выхода нет. К Богу затем только и обращаются, чтобы получить невозможное,

т.к. для возможного вполне хватает людей. Открывая абсурдность всего

сущего, он не утверждает: “вот абсурд”, а утверждает “вот Бог”, и чем

бесчеловечней его лик, тем очевидней его существование. Для Шестова

констатировать абсурд - значит его принять. Т.о. утрачивает подлинный смысл

абсурда. Для Шестова разум бесплоден, но есть нечто выше разума. Для

человека абсурда разума бесплоден и нет ничего выше разума. Человек абсурда

сохраняет оба члена сравнения - непостижимость бытия и ограниченную

рациональность познаваемого.

То же присутствует, еще отчетливей, у Кьеркегора. Он тоже делает

прыжок. Для него антиномия и парадокс являются критериями религиозности. Он

требует жертвы интеллекта, уничтожая тем самым смысл абсурда. “В своем

поражении, - говорит он, - верующий обретает свое торжество”.

Экзистенциалистская позиция - позиция философского самоубийства, при

котором мысль отрицает сама себя и старается превзойти себя в том, что

является ее отрицанием. Есть множество способов прыгать, но важен сам

прыжок. Все они претендуют на достижение вечного - в этом и состоит прыжок.

Такой же прыжок наблюдается и у Гуссерля. Начинает он со

соответствующей абсурдному разуму установки, отказывающейся объяснять мир,

и определяя себя как описание пережитого. Но потом он пытается рационально

обосновать само понятие истины и открыть “сущность” каждого явления. Он

утверждает, что то, “что истинно, истинно абсолютно, в себе; истина едина;

она тождественна самой себе, кто бы ее не воспринимал - люди, чудовища,

ангелы или боги”. Здесь то и совершается прыжок к универсальности логоса.

Разум у Гуссерля, в конце концов, не ведает никаких ограничений. Абсурд же

устанавливает для себя пределы. Абсурд - это ясный разум, сознающий свои

пределы. Он не устраняет ни одного из членов сравнения: пределов разума с

его активностью.

Абсурдная свобода.

Чувство абсурда рождается как сознание невозможности примерить две

уверенности: жажду абсолюта и единства, и несводимость мира к

рациональному и разумному принципу. Именно это сознание разделяет мир и дух

человека абсурда, кот. не может уклонится от него, поскольку любое

отклонение не решает проблемы. Человек абсурда удерживает это

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73