этапы саморазвития мирового духа, то увидим, что они легко согласуются с

естественнонаучной картиной мира. Правда, в заключительных стадиях системы

Гегель вступает в противоречие с самим собой: если всё в мире находится в

непрерывном изменении и развитии, то почему в таком случае философские

вопросы он объявляет окончательно решенными? И практика жизни показывает,

что развитие философии после Гегеля не остановилось. Однако не это главное.

Основная и великая заслуга философа заключается в том, что, строя свою

систему, он разработал чрезвычайно эффективный метод познания — диалектику.

Действительно, "строительные леса" гегелевского учения оказались намного

ценнее построенного с их помощью "здания". Гегель не только сформулировал

три закона диалектики, но и применил их практически ко всем основным

областям человеческой деятельности. С содержанием этих законов мы

познакомимся в главе, посвященной методам познания.

Европа в XIX веке

В первой половине XIX в. в Европе продолжался процесс первоначального

накопления капитала. Эту стадию развития капитализма характеризуют

жестокая эксплуатация, широкое использование более дешёвого женского и

детского труда, чрезвычайно низкая заработная плата. Положение рабочего

класса было исключительно тяжёлым. Социально-экономические процессы,

происходившие в это время, подробно описаны Марксом в "Капитале", где он,

используя диалектический метод Гегеля блестяще объяснил "тайну" прибавочной

стоимости и показал товарный характер рабочей силы.

Однако во второй половине XIX в. ситуация начинает меняться. Развитие

промышленного производства привело к тому, что предложение на рынке товаров

всё больше стало опережать спрос. Начались кризисы перепроизводства.

Главной их причиной была низкая покупательная способность населения.

Рабочие, составляющие основную часть городского населения, получали за свой

труд столь мало, что не могли позволить себе делать покупки за пределами

минимальных потребностей.

В этих условиях перед предпринимателями во весь рост встала

альтернатива: либо сворачивать производство и разоряться, либо, напротив,

расширять его, сопровождая это повышением заработной платы, дабы население

могло покупать товары. Естественно, был избран второй путь. Стало быть,

предприниматели оказались вынужденными "поделиться" с рабочими, прежде

всего наиболее квалифицированными (позже эту часть рабочего класса

революционеры назовут "рабочей аристократией", "подкупленной" буржуазией),

частью своих прибылей. Этот шаг был продиктован не какими-либо абстрактными

соображениями гуманности или страхом перед революцией, а конкретной

экономической целесообразностью. В противном случае владельцев фабрик и

заводов ожидала "закупорка сосудов" в системе оборота капитала, другими

словами — банкротство.

Именно в это интересное и непростое время, время перехода от стадии

хищнического накопления капитала к стадии, скажем так, более

цивилизованного капитализма, выпало жить и творить Карлу Марксу.

Социология Маркса

Маркса трудно назвать философом в строгом смысле этого слова. Он был

скорее экономистом, социологом, политологом. Мощный ум этого незаурядного

человека впитал массу идей, добытых предшественниками в анализе

общественной жизни. Среди них прежде всего нужно назвать идею обвинения

частной собственности на средства производства, выдвинутую французским

просветителем Жан Жаком Руссо.

Первобытное общество Руссо называл "золотым веком" человечества

("первобытный коммунизм"). Он длился, пока не нашёлся кто-то, кто

воскликнул: "Это — моё!". И люди, вместо того, чтобы ударить его по рукам и

образумить, сами начали растаскивать общее добро. Частная собственность,

считал Руссо, стала, причиной социальных пороков. Именно она сделала людей

алчными, жестокими, коварными.

Отсюда — вывод: если мы хотим вернуть людям изначальное благородство

души и чистоту помыслов, надо уничтожить частную собственность. Частная же

собственность не может быть отдана добровольно. Отсюда — марксова идея

социалистической революции, диктатуры пролетариата, которая (идея) стала

главным теоретическим выводом "Капитала".

Оппоненты Маркса предостерегали его: этот путь означает насилие,

кровь, гражданскую войну; могут погибнуть миллионы людей; стало быть,

призывы к диктатуре безнравственны, бесчеловечны. На что Маркс — один из

радикальнейших учеников Гегеля — отвечал, что научная истина выше морали;

если научный анализ приводит нас к конкретным выводам, то надо твёрдо

следовать им, не оглядываясь на размягчающие волю соображения. При этом сам

Маркс и его фанатичные ученики ни на йоту не сомневались в истинности своих

выводов, не допускали мысли, что они, может быть, кое в чём заблуждаются.

Предостережения Канта не были приняты во внимание. "Мы научимся

предсказывать революции с такой же точностью, с какой наука предсказывает

лунные затмения!", — вот самонадеянный лозунг Маркса.

Европа развивается не по Марксу

Свобода частного предпринимательства и экономическая инициатива

личности, не подавляемые структурами социального контроля в западном мире,

всё более избавлялись от негативных черт, присущих им на ранних ступенях

накопления капитала. Трагедия наиболее ортодоксальных последователей учения

Маркса об уничтожении частной собственности заключалась в том, что лежащие

на поверхности и ужасающие всякого морально здорового исследователя

социальные язвы раннего капитализма были восприняты как неизбежные

спутники, атрибуты частного предпринимательства вообще. Эти язвы были

расценены как убедительные доказательства бесперспективности данного

общественного строя; как признаки его скорой гибели. "Детские болезни"

капитализма были ошибочно диагностированы как старческая дряхлость со

скорым летальным исходом. Умирающий социальный организм требовалось лишь

подтолкнуть в могилу объединёнными усилиями пролетариев.

Таким образом, положительное в частной собственности и конкуренции,

заключающееся в том, что без реальной экономической свободы индивида не

может быть никаких других свобод — мысль почти тривиальная в наши дни, хотя

и не отрицалось начисто, но было явно недооценено.

Некоторые ученики Маркса заметили новые тенденции. В их работах

появились предостережения, что капитализм "уже не тот", что прогнозы не

оправдываются. Проанализировав статистику промышленного развития Германии и

Франции, Бернштейн показал, что число собственников средств производства,

вопреки предсказаниям Маркса, не уменьшается, а увеличивается; что средний

класс не исчезает, а, наоборот, растет; что доходы рабочих повысились

настолько, что многие стали делать сбережения и даже открывать своё дело.

Интересы рабочих, заключил он, теперь более дифференцированы, чем

прежде, а развивающиеся рабочие товарищества (кооперативы) демонстрируют

уже "социалистическую собственность", которая становится более эффективной,

нежели частная.

На основании своего анализа он пришёл к выводу, что темпы эволюции

капитализма к гибели оказались "гораздо медленнее", если последняя "вообще

не уходит в бесконечность". Бернштейн предложил вообще отказаться от самой

идеи экспроприации, насильственного захвата власти, диктатуры пролетариата.

"Захотят ли рабочие экспроприации, к которой вы стремитесь? Ведь им уже

есть что терять," — поставил он вопрос перед социал-демократами[2].

Надо ли подробно говорить о реакции последних на предложения

Бернштейна? Оппортунист, ренегат (предатель), разучившийся мыслить, — вот

ещё не самые злые эпитеты в его адрес. Между тем, историческая практика

подтвердила высказанные им идеи, и это делает ему честь как исследователю,

нарисовавшему основные черты процесса, когда его контуры только намечались.

Основные ошибки и уроки

Объективно говоря, предостережения и не могли быть восприняты в то

время. Слишком велик был энтузиазм революционеров, слишком "железной"

казалась логика выводов о перспективах классовой борьбы, а отрезвляющие

уроки "реального социализма" были ещё впереди.

Историческая практика показала, что многие теоретические построения

Маркса не выдержали испытания временем. Сюда входят и вывод о необходимости

уничтожить частную собственность, и преувеличение роли классовой борьбы в

развитии общества, и учение об особой, мессианской роли пролетариата и его

диктатуры, и теория классовой природы государства вместе с выводом о его

неизбежном отмирании. В конечном счёте утопичной оказалась сама идея

коммунизма, в не меньшей степени, чем теории социалистов-утопистов, которые

Маркс в своё время с таким азартом критиковал.

Одним из главных уроков всего этого оказался вывод, что власть народа,

когда личность подавлена и превращена, в "навоз истории", есть величайшая

фикция и ложь, ведущая к мрачной диктатуре. Не может быть свободным народ,

если каждый отдельный его представитель унижен, оскорблен и несвободен.

Другой урок — осознание того, что традиционно-шаблонная теория

общественного прогресса, где каждое последующее состояние общества

считается целью всей предыдущей истории; где, якобы, действуют строгие

законы, выводящие одно состояние общества из другого, — не более чем

фантазия самоуверенного автора. История совсем не похожа на процесс, где

все народы, как хорошо обученные роты солдат, проходят одни и те же этапы

развития и заканчивают той стадией, которую предначертал им установитель

схемы.

Ещё один урок — недопустимость насилия в любых его формах, какими бы

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39