одна - в желании, другая - в страхе. И здесь психоанализ, а вернее
лакановский структурный психоанализ со всей категоричностью заявляет, что
более нет смысла ходить круг да около «камня преткновения”, а необходимо
прямо указать на стержень, на котором держится каркас психоаналитической
конструкции, то есть на фаллос как сигнификат и как образ. Фаллос - это
означающее указывающее на означаемое, это достоинство констатирующее
недостаток. Именно гендерная интерсубъективность, будучи смысловым ядром
языка и патологическом ядром телесности, рациональным зерном и смысловой
единицей, является ключом либидинального генезиса и истории субъекта,
который последовательно проходит все этапы прегенитальной и Эдиповой
нормализации. В «материнской» Античности она оформляется в системе «дитя-
мать»; в отцовском Средневековье - в системе «отец-сын», и, наконец,
генезис гендерной интерсубъективности в Новое Время заканчивается системой
«мужчина-женщина». На первом месте в каждом из типов интерсубъективности
обязательно мужское начало, на втором - женское. Такой порядок
устанавливается активностью либо пассивностью отношения к фаллосу,
«мужской» интроекцией фаллоса по отношению к его «женской» проекции. Так,
материнское развертывается в серию мать – лицо – телесность – природа –
пространство – Земля; отцовское – в серию отец – имя – духовность –
культура – время – Небо (Бог). Сам факт, что весь мир четко маркируется на
две серии – мужскую и женскую, а, точнее «единая линия» (Делез) мира, с
одной стороны, сворачивается в мужское, а с другой стороны, разворачивается
в женское, говорит о том, что половое различие проницает весь мир. И дело
не только и не столько в гении Фрейда, открывшего «всеобщность» половой
расщепленности, а, наверное, все-таки в самом факте его существования, ибо
дело этого факта в непрерывности гендерного деления мира, приводящего его к
«приблизительному» или «смещенному» равновесию. Жиль Делез на протяжении
всех своих текстов дает десятки названий этой гендерной интерструктуре; он
называет её то «нонсенсом», то «парадоксальным элементом», то «смещенным
центром» и т.д.
После того, как была вскрыта диалектичность Эдипова комплекса, можно
сделать вывод о его трансцендентальном характере. Структура Эдипова
комплекса четко совпадает с циклической структурой Я, чья разомкнутость
имманентна самому кругу Я и провоцируется исключительно изнутри. Созданная
З. Фрейдом и структурным психоанализом Ж. Лакана структура Я –
универсальна. Настолько универсальна, что делает минимальным различие между
психоанализом и гегелевской феноменологией. Лакан, вообще, возводит
оппозицию Гегель-Фрейд в некий абсолют, чье историческое значение трудно
переоценить. И в самом деле, если в тексте Феноменологии на место Духа
поставить Желание, а вместо Понятия – Означающее, то получится вполне
психоаналитический текст. Фрейдизм – это обращенное гегельянство. Вспомним
слова Гегеля о том, что «дух познает себя, находясь в состоянии абсолютной
разорванности». «Разорванность» эта полностью тождественна фрейдовой
«расщепленности» (Zwiespaltung), которая конституирует функцию желания. И
«разорванный» дух Гегеля, и «расщепленное» желание Фрейда не что иное, как
характеристики субъективности. Славой Жижек в книге «Возвышенный объект
идеологии» прямо говорит о том, что «само-расколотость сущности означает,
что сущность является «субъектом», а не только «субстанцией»[265].
«Онтологическая дифференциация своим происхождением обязана только
расколотости самого субъекта, и «субъект же является субстанцией в той
мере, в какой он сам расколот и постигает себя как нечто отчужденное,
данное в опыте»[266]. Проблема в том, что гегельянство – крайне
противоречиво, оно буквально противоречиво, поскольку основано на принципе
противоречия. И психоанализ пытается преодолеть это противоречие, но только
на уровне индивидуальности. Гегель осмыслял противоречие как конфликт
«рассудка» и «негативно предметной» природы. Фрейд же, понимая «рассудок»
как нечто «мужское», имплантирует субъект-объектный раскол в само существо
человека как различие имени и лица. Надо сказать, в том, что сексуальность
и способ отношений ею конституируемый проникли во все практики человеческой
деятельности, особой заслуги Фрейда нет. Все дело в «постгегелевской»
ситуации, в которое означающее или понятие получает привилегированный
статус. А наполнить означающее фаллическим содержанием – мгновенное дело
одной мысли (Жижек)[267].
Гендерная интерсубъективность определяется также как Другой, причем в
том смысле, в каком его несколько образно описывает Петер Слотердайк:
«Подобно внутреннему таинственному существу, своего рода домовому, это
«другое» проявляло себя так, что схватить его непосредственно было
невозможно. Едва начинаешь приглядываться к нему, как оно исчезает. Оно
следует за сознанием, словно тень или двойник, всегда уклоняющийся от
встречи с первым Я, но неотступно идущий за ним, не выдавая своего имени.
Его присутствие ощушается как безочетная тревога и страх сойти с ума».
Другой всегда выступает как «опосредствующее звено», «опосредованная
непосредственность» как мы знаем ее по гегелевской философии. Другой как
интерсубъективная инстанция в своей высшей функции есть Посредник, чье
сфера деятельности охватывает весь мир и чья ось проницает весь универсум;
ни одно событие истории не обходится без услуги посредничества, призванного
приводить к согласию конфликтующие стороны. Структура эта также
определяется через квазионтологические атрибуты – это и «идентичность
негативности» Кожева, и «имманентная трансцендентность» Гуссерля. Это
непрерывность прерывания, идентичность различия. Фрейд определяет структуру
как «инстинкт смерти». Делез говорит о «фаллосе кастрации». Все эти
определения пытаются предельно свести воедино абсолютные крайности. В
делезовом «фаллосе кастрации» парадоксально то, что «фаллос» позитивируется
посредством негативной «кастрации»; фаллос как позитивность, как центр
определяется через негативность кастрации как различия. Таким образом,
фаллос кастрации – это центр различия. Причем не классическое «тождество
различия», «единство противоположностей» а именно центр различия.
Фалличность центра отражается в самом понятии центра в его универсальной
функции и повсеместном наличии. «Фаллос кастрации» как гендерная
интерструктура оказывается обоюдоострым оружием, разом нанося ущерб двум
участникам той распри, которую он провоцирует. Двуединство «неслиянного и
нераздельного» Бытия распадается на Именное и Лицевое; проекцией первого
является «мужское», проекцией второго – «женское». Их спор отныне
пронизывает всю историю человечества в плане Слова как языка и в плане
Света как наличного горизонта. Гендерная интерструктура всегда держит на
«позитивной дистанции» вот- вот готовые сойтись серии. Таким образом,
гендерная интерсубъективность венчает всю иерархию бинарных оппозиций,
вертикаль которой сжимает «мужскую» серию, а горизонт – разжимает серию
«женскую». Трагедия мироистории заключается в тотальном коитусе Имени и
Лица, Неба и Земли, которые есть, одновременно, инцест субъекта с Матерью-
Природой как хищническое опустошение и разграбление природных ресурсов с
помощью арсенала науки и техники, посредством всего того, что Хайдеггер
определяет как Gestell (остов, каркас) и убийство Отца-Бога как той
симптоматологии кризиса европейской культуры, которую Ницше свел к единому
слову «Gott ist tot” (Бог мертв).
И судьба человека приводится к решению в зазоре этих двух трагических
пределов, распространяясь далеко за пределы его рождения и смерти, и
протягиваясь в три основных этапа европейской истории, где языческой
Античности соответствует «материнский» этап, и потому Античность – эпоха
Лица. Монотеистическому Средневековью соответствует этап "отцовский", а
значит оно – эпоха Имени. Основанному на автономном cogito Новому Времени
соответствует этап самоидентификации. И у этой истории есть также своя
фигура – фигура эта в общем и целом подобна гегелевской спирали и
представляет собой конус, состоящий из двух областей: вертикальной и
горизонтальной. «Небесная» или «отцовская» вертикаль Имени,
центростремительно скручиваясь вверх, сжимает концы лучей обратной
перспективы, стремясь сжаться в точку; в логическом смысле такое
центростремительное сжатие есть Aufhebung (снятие). "Земной" и
"материнский" горизонт Лица, прямоперспективно располагаясь по осям системы
координат, центробежно раскручивается, стремясь к прямой. Точка и прямая, 0
и ( - вот воображаемые пределы распада бытия. Центральной (третьей)
областью, различающей сферы идеального и реального, является область
субъективности со всегда смещенным центром. Воображаемый характер центра
различия между Именем и Лицом указывает на то, что сама идея центра (идея
как «фантазия», «иллюзия») фиксирует, замещает и скрывает «неполноту
бытия». Одним словом, центр (как его идея) – симулякр бытия. Идеальность
(классика) или иммагнитивность (постклассика) центра различия как
математической точки нуля, делает его совершенно неуловимым и, тем самым,
опасным, ибо он, непрерывно мигрируя в пустоту собственного ничтожества,
постоянно превращает бытие во время.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, вопрос о том, что первичней – дух или материя, бытие или
мышление, «Небо» или «Земля» соразмерный хайдеггеровскому вопросу о бытии,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37
