найти верный взгляд на него, и только затем мы сможем уже спрашивать о том,
что такое нигилизм.
Нигилизм — это движение в историческом совершении, а не какой-нибудь
взгляд, не какое-нибудь учение, какие кто-либо разделял и каких кто-либо
придерживался. Нигилизм движет историческое совершение, как может двигать
его еще почти не распознанный фундаментальный процесс внутри судьбы народов
Запада. По этому же самому нигилизм и не только историческое явление наряду
с другими, не только духовное течение, какое встречалось бы в истории
Запада наряду с другими, наряду с христианством, гуманизмом, просвещением.
Нигилизм, если мыслить его по его сущности,— это, скорее,
основополагающее движение в историческом совершении Запада. И такова
глубина этого движения, что его разворачивание может лишь повести к мировым
катастрофам. Нигилизм — это всемирно-историческое движение тех народов
земли, которые вовлечены в сферу влияния нового времени. Поэтому он и не
явление только лишь современной эпохи, и не продукт XIX века, когда,
правда, обострилось внимание к нигилизму и вошло в употребление само слово.
Точно так же нигилизм и не порождение отдельных наций, чьи мыслители и
литераторы говорят о нигилизме. Может случиться и так, что мнящие себя не
затронутыми им наиболее основательно способствуют его разворачиванию.
Зловещ и неприютен гость, неприютнейший из всех,— еще и тем зловещ, что не
может назвать свой исток.
И воцаряется нигилизм не только лишь тогда, когда начинают отрицать
христианского Бога, бороться с христианством или, скажем, вольнодумно
проповедовать незамысловатый атеизм. Пока мы ограничиваем свой взор
исключительно таким отвращающимся от христианства неверием и его
проявлениями, наш взгляд задерживается на внешнем, жалком фасаде нигилизма.
Речи безумца ведь прямо говорят о том, что слова «БОГ мертв» не имеют
ничего общего с мнениями «не верующих» в Бога праздно стоящих зевак,
которые говорят все разом. До таких людей без веры нигилизм — судьба их же
собственной вершащейся истории — вообще еще не пробился.
До тех пор пока мы будем постигать слова «Бог мертв» лишь как формулу
неверия, мы продолжаем разуметь их в богословско-апологетическом смысле,
отмежевываясь от всего того, что было самым важным для Ницше, а именно от
такого осмысления, которое следовало бы мыслью за тем, что уже совершилось
с истиной сверхчувственного мира и ее отношением к сущности человека.
Поэтому же нигилизм, как разуму его Ницше, не покрывается и тем чисто
негативно представляемым состоянием, когда люди уже не могут веровать в
христианского Бога библейского откровения,— точно так же, как и под
христианством Ницше понимает не ту жизнь христиан, какая существовала лишь
единожды в течение совсем недолгого времени, пока не были составлены
Евангелия и не началась миссионерская деятельность Павла. Для Ницше
христианство — это феномен церкви с ее притязаниями на власть, феномен
исторический, феномен светской политики в рамках складывания западного
человечества и культуры нового времени. В этом смысле так понимаемое
христианство и христианский дух новозаветной веры — не одно и то же. И
жизнь далеко не христианская может утверждать христианство, пользуясь им
как фактором силы, и, наоборот, христианская жизнь отнюдь не непременно
нуждается в христианстве. Поэтому спор с христианством отнюдь не
обязательно должен повлечь за собой борьбу с христианским духом,— ведь и
критика богословия не означает еще критики веры, истолкованием которой
призвано служить богословие. Пока пренебрегают этими существенными
различиями, остаются на уровне низкопробной борьбы мировоззрений.
«Бог» в словах «Бог мертв», если продумывать его по его сущности,
замещает сверхчувственный мир идеалов, заключающих в себе цель жизни, что
возвышается над самой же земной жизнью, и тем самым определяющих ее сверху
и в известном смысле извне. Когда же начинает исчезать незамутненная,
определяемая церковью вера в Бога, а в особенности ограничивается и
оттесняется на задний план вероучение, богословие в его роли задающего меру
объяснения сущего в целом, то в результате этого отнюдь не разрушается еще
основополагающий строй, согласно которому земная, чувственная жизнь
управляется целеполаганием, заходящим в сферу сверхчувственного.
Авторитет Бога, авторитет церкви с ее учительной миссией исчезает, но на
его место заступает авторитет совести, авторитет рвущегося сюда же разума.
Против них восстает социальный инстинкт. Бегство от мира в сферу
сверхчувственного заменяется историческим прогрессом. Потусторонняя цель
вечного блаженства преобразуется в земное счастье для большинства.
Попечение о религиозном культе сменяется вдохновенным созиданием культуры
или распространением цивилизации. Творческое начало, что было прежде
отличительной чертой библейского Бога, отмечает теперь человеческую
деятельность. Людское творчество переходит, наконец, в бизнес и гешефт.
Итак, место сверхчувственного мира спешат занять производные церковно-
христианского и богословского истолкования мира.
Область, где совершается сущность и разверзается событие нигилизма,— это
сама же метафизика, при непременном условии, однако, что мы, применяя это
слово — «метафизика», будем разуметь под ним не философское учение и тем
более не какую-то отдельную дисциплину философии, а будем думать об
основополагающем строе сущего в целом, о том, при котором различаются
чувственный и сверхчувственный мир и первый опирается на второй и
определяется им. Метафизика — это пространство исторического совершения,
пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир,
идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума, прогресс, счастье
большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и
начинают ничтожествовать. Мы такое сущностное распадение всего
сверхчувственного называем за-бытием, тлением, гниением. Поэтому неверие в
смысле отпадения от христианского вероучения никогда не бывает сущностью и
основанием нигилизма — всегда оно лишь его следствие; может случиться ведь
и так, что и само христианство представляет собой следствие и определенное
выражение нигилизма. Теперь, отсюда, мы можем распознать и самое последнее
отклонение в сторону, самое последнее заблуждение, какому подвержены люди,
когда они пытаются постичь и, как они мнят, опровергнуть нигилизм. Не
постигнув нигилизм как движение внутри исторического совершения, длящееся
уже долгое время и своим сущностным основанием покоящееся в самой
метафизике, люди предаются гибельному пристрастию принимать за сам нигилизм
явления, представляющие собою лишь его последствия, а за причины нигилизма
— его последствия и воздействия. Бездумно приноровляясь к такой манере
представлять вещи, люди в течение десятилетий привыкают к тому, чтобы в
качестве причин исторической ситуации эпохи приводить господство техники
или восстание масс, неутомимо расчленяя духовную ситуацию времени в
соответствии с подобными аспектами. Однако, сколь бы многосведущ,
проницателен и остроумен ни был анализ человека и его положения внутри
всего сущего, он продолжает оставаться бездумным, порождая лишь видимость
осмысления, до тех пор пока забывает думать о местоположении бытийствующего
человека, пока не постигает его местоположение в истине бытия.
Пока мы не перестанем принимать явления нигилизма за сам нигилизм, наше
отношение к нигилизму останется поверхностным. Оно не будет в состоянии
сдвинуть с места хотя бы самую малость, даже если и почерпнет известную
страстность оказываемого им отпора то ли во всеобщей неудовлетворенности
мировым положением, то ли в отчаянии, в каком не решится признаться себе
вполне, то ли в моральном негодовании или в самонадеянном превосходстве
верующего над другими.
В противовес всему этому необходимо одно — чтобы мы начали осмыслять.
Поэтому спросим теперь самого Ницше, что же разумеет он под нигилизмом, и
поначалу пусть останется открытым, улавливает ли Ницше сущность нигилизма и
может ли он уловить ее, понимая нигилизм так.
В одной из записей 1887 года Ницше ставит вопрос («Воля к власти»,
афоризм 2): «Что означает нигилизм?» И отвечает: «То, что высшие ценности
обесцениваются»,
Ответ этот подчеркнут и снабжен пояснением: «Нет цели, нет ответа на
вопрос — „почему?"».
Если следовать этой записи, то Ницше понимает нигилизм как процесс в
историческом совершении. Он интерпретирует этот процесс как обесценивание
высших ценностей, какие существовали прежде. Бог, сверхчувственный мир как
мир истинно сущий и все определяющий, идеалы и идеи, цели и основания,
которые определяют и несут на себе все сущее и человеческую жизнь во всем
особенном,— все здесь представляется в смысле высших ценностей. Согласно
мнению, распространенному еще и теперь, под высшими ценностями разумеются
истина, добро и красота: истинное, то есть сущее в действительности;
благое, в чем повсюду все дело; прекрасное, то есть порядок и единство
сущего в целом. Однако высшие ценности начинают обесцениваться уже
вследствие того, что люди постепенно осознают: идеальный мир неосуществим,
его никогда не удастся осуществить в пределах мира реального.
Обязательность высших ценностей тем самым поколеблена, встает вопрос: для
чего же нужны эти высшие ценности, если они не обеспечивают гарантий,
средств и путей осуществления полагаемых вместе с ними целей?
Если бы мы, однако, пожелали вполне буквально понять ницшевское
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12
