прочитать доклад об этих словах Ницше, как судьба эта сразу же переменится

или на худой конец мы по-настоящему изведаем ее. Тем не менее, нам сейчас

крайне необходимо одно — воспринять некий урок из своего осмысления, а,

воспринимая урок, учиться осмыслять.

Однако никакое разъяснение не должно довольствоваться тем, что извлечет

суть дела из текста,— оно, отнюдь тем не похваляясь, обязано приложить сюда

и нечто свое. Такой прибавок человек непосвященный, принимая за содержание

текста то-то и то-то, всегда ощущает как нечто в дальнейшем мы попробуем,

рассуждая, разъяснить слова Ницше в некоторых существенных их аспектах. Я

еще раз напомним со всей остротою: слова Ницше нарекают судьбу Запада в

течение двух тысячелетий его истории. Мы же, сколь бы неподготовленными ни

были все мы, не должны думать, будто стоит нам прочитать доклад об этих

словах Ницше, как судьба эта сразу же переменится или на худой конец мы по-

настоящему изведаем ее. Тем не менее нам сейчас крайне необходимо одно —

воспринять некий урок из своего осмысления, а воспринимая урок, учиться

осмыслять.

Такой прибавок человек непосвященный, принимая за содержание текста то-то

и то-то, всегда ощущает как нечто вчитанное в текст со стороны толкователя

и, притязая на свое право судить, подвергает его критике. Однако настоящее

разъяснение никогда не разумеет текст лучше автора — но только разумеет его

иначе. И необходимо только, чтобы это иное затрагивало то же самое, не

промахивалось мимо того, чему следует своей мыслью поясняемый текст.

Впервые слова «Бог мертв» Ницше произнес в третьей книге сочинения

«Веселая наука», вышедшего в 1882 году. С этого сочинения начинается путь к

сложению основной метафизической позиции Ницше. Это сочинение Ницше и его

напрасные мучения по построению задуманного главного труда жизни разделены

публикацией книги «Так говорил Заратустра». Запланированный же главный труд

так никогда и не был завершен. Одно время Ницше предполагал назвать его

так: «Воля к власти» — с подзаголовком «Опыт переоценки всех ценностей»,

Ошеломляющая нас мысль о смерти Бога, о смерти богов была знакома Ницше

уже в юности. В одной из записей, относящихся ко времени работы над первым

своим сочинением, «Рождением трагедии», Ницше говорит (1870): «Верую в

издревле германское: всем Богам должно будет умереть». Молодой Гегель в

конце своего трактата «Вера и знание» (1802) пишет о «чувстве, на которое

опирается вся религия нового времени, о чувстве: сам Бог мертв...» В словах

Гегеля — мысль об ином, нежели у Ницше. И все же есть между ними, Гегелем и

Ницше, существенная взаимосвязь, скрывающаяся в сущности любой метафизики.

Сюда же, к этой же области, относятся и слова Паскаля, заимствованные из

Плутарха.

Сначала же давайте выслушаем полный текст отрывка 125-го из книги

«Веселая наука». Отрывок озаглавлен: «Безумец», он гласит:

Безумец.— Как, вы ничего не слышали о том ошалелом, что среди бела дня

зажег фонарь, отправился на площадь и там без передышки причал: «Ищу Бога!

Ищу Бога!»?!. А там как раз толпилось много неверующих, которые, заслышав

его крики, принялись громко хохотать. «Он что—потерялся?» —сказал один. «Не

заблудился ли он, словно малое дитя?» — сказал другой. «Или он спрятался в

кустах? Или боится вас? Или отправился на галеру? Уплыл за море?» — так, не

переставая шумели они и гоготали. А безумец ринулся в самую толпу, пронзая

их своим взглядом. «Куда подевался Бог? — вскричал он.— Сейчас я вам скажу!

Мы ЕГО убили —вы и я! Все мы его убийцы! Но как мы его убили? Как сумели

исчерпать глуби морские? Кто дал нам губку, чтобы стереть весь небосвод?

Что творили мы, отцепляя Землю от Солнца? Куда она теперь летит? Куда летим

все мы? Прочь от Солнца, от солнц? Не падаем ли мы безостановочно? И вниз —

и назад себя, и в бока, и вперед себя, и во все стороны? И есть ли еще верх

и низ? И не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто? И не зевает ли нам в лицо

пустота? Разве не стало холоднее? Не наступает ли всякий миг Ночь и все

больше и больше Ночи? Разве не приходится зажигать фонари среди бела дня? И

разве не слышна нам кирка гробокопателя, хоронящего Бога? И носы наши —

разве не чуют они вонь гниющего Бога? — Ведь и Боги тлеют! Бог мертв. Он и

останется мертвым! И это мы его убили! Как утешиться нам, убийцам из убийц?

Самое святое и сильное, чем обладал до сей поры мир,— оно истекло кровью

под ударами наших ножей,— кто оботрет с нас кровь? Какой водой очистимся?

Какие искупительные празднества, какие священные игрища ни придется

изобретать нам? Не слишком ли велико для нас величие этого подвига? Не

придется ли нам самим становиться богами, чтобы оказаться достойными его?

Никогда еще не свершалось деяние столь великое — благодаря ему, кто бы ни

родился после нас, он вступит в историю более возвышенную, нежели все,

бывшее в прошлом!»... Тут умолк безумный человек и опять взглянул на тех,

что слушали его,— они тоже молчали и с недоверием глядели на него. Наконец

он швырнул фонарь на землю, так что тот разбился и загас. «Я пришел слишком

рано,— сказал он, помолчав,— еще не мое время. Чудовищное событие — оно

пока в пути, оно бредет своей дорогой,— еще не достигло оно ушей

человеческих. Молнии и грому потребно время, свету звезд потребно время,

деяниям потребно время, чтобы люди услышали о них, чтобы люди упрели их. А

это деяние еще дальше самых дальних звезд от людей, — и все-таки они

содеяли его!»... Рассказывают еще, что в этот же день безумец врывался в

церкви. Когда же его выводили за руки, требуя ответа, он всякий раз отвечал

одними и теми же словами: «Что же такое теперь все эти церкви, если не

усыпальницы и надгробия Божий?» *

Спустя четыре года (1886) Ницше прибавил к четырем книгам «Веселой науки»

пятую, озаглавленную — «Мы, бесстрашные». Первый ее отрывок (афоризм 343)

назван: «Каково тут нашей радости». Он начинается так: «Величайшее из

событий новейшего времени,— «Бог мертв», вера в христианского Бога

сделалась неправдоподобной,— оно начинает отбрасывать теперь свою тень на

Европу».

Отсюда ясно, что слова Ницше подразумевают смерть христианского Бога.

Однако не менее достоверно, и о том следует знать с самого начала, что у

Ницше, в его мысли, слова «Бог» и «христианский Бог» служат для обозначения

сверхчувственного мира вообще. Бог — наименование сферы идей, идеалов. Эта

область сверхчувственного, начиная с Платона, а точнее, с позднегреческого

христианского истолкования платоновской философии, считается подлинным и в

собственном смысле слова действительным миром. В отличие от него

чувственный мир лишь посюсторонен и изменчив — потому он кажущийся и

недействительный. Посюсторонний мир — юдоль печали в отличие от горнего

мира вечного блаженства по ту сторону вещей. Если, подобно еще Канту,

называть мир чувственный миром физическим в более широком смысле, тогда

сверхчувственный мир будет миром метафизическим.

Слова «Бог мертв» означают: сверхчувственный мир лишился своей

действенной силы. Он не дарует уже жизни. Пришел конец метафизике — для

Ницше это вся западная философия, понятая как платонизм. Свою же

собственную философию Ницше понимает как движение против метафизики — для

него это значит против платонизма.

Однако всякое контрдвижение необходимо, как и вообще всякое «анти-»,

застревает в сущности того, против чего выступает. Движение против

метафизики, будучи всего-навсего выворачиванием ее наизнанку, остается у

Ницше безысходно запутанным в ней, так что метафизика отгораживается у него

от своей собственной сущности словно каменной стеной, а потому в состоянии

мыслить свою сущность. Поэтому для метафизики и через нее по-прежнему

скрыто, что совершается в ней и что, собственно, совершается как

метафизика.

Коль скоро Бог как сверхчувственная основа, как цель всего

действительного мертв, а сверхчувственный мир идей утратил свою

обязательность и, прежде всего, лишился силы будить и созидать, не остается

вовсе ничего, чего бы держался, на что мог бы опереться и чем мог бы

направиться человек. Потому в читанном нами отрывке и значится: «И не

блуждаем ли мы в бесконечном Ничто?» Слова «Бог мертв» заключают в себе

утверждение: Ничто ширится во все концы. «Ничто» означает здесь отсутствие

сверхчувственного, обязательного мира. Нигилизм, «неприютнейший из

гостей»,— он у дверей.

Попытка пояснить слова Ницше «Бог мертв» тождественна задаче изложить,

что понимает Ницше под нигилизмом, и тем самым показать: в каком отношении

сам он находится к нигилизму. Поскольку, однако, словом «нигилизм» нередко

пользуются, лишь бы наделать побольше шуму и сотрясти воздух, а порой и как

бранным словцом, то необходимо знать, что оно означает. Не все из тех, кто

ссылается на свою христианскую веру и метафизические убеждения, тем самым

уже пребывают вне нигилизма. И, наоборот, не каждый из тех, кого заботят

мысли о Ничто и о сущности его, нигилист.

Слово «нигилист» любят произносить в таком тоне, как если бы одного этого

наименования, даже если ничего не думать, выговаривая его, уже было

достаточно для доказательства того, что одно лишь осмысление Ничто

неминуемо ведет к падению в Ничто и знаменует собою утверждение диктатуры

Ничто.

Вообще нам придется спросить, одно ли только нигилистическое, то есть

негативное значение присуще «нигилизму», если брать его строго в том

смысле, какой мыслится в философии Ницше. При той расплывчатости и

произвольности, с какой пользуются этим словом, весьма необходимо, еще и не

приступая к точному обсуждению того, что же говорит о нигилизме сам Ницше,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12