выражать мысль, Ницше нередко называет «бытием». С самых начал западного

мышления сущее считается истинным и истиной, причем, однако, смысл «сущего»

и «истинного» многообразно изменяется. Ницше же, когда он попросту именует

бытием, или сущим, или истиной все прочно утвержденное в воле к власти ради

ее сохранения, Нрцше, несмотря на вре совершармые им переоденки и

оборачивания метафизики, последовательно остается На пути ее Преданий.

Соответственно истина есть здесься высказывать сущее в аспекте бытия,

именуя по-своему основу сущего, основное положение метафизики воли к власти

непременно выразит эту основу. Это основное положение высказывает, какие

ценности полагаются по мере сущности и в какой ценностной иерархии внутри

сущности полагающей ценности воли к пласти как «эссенции» сущего они

полагаются. Положение такое гласит: «Искусство ценнее истины» '" («Воля к

власти», афоризм 853,— относится к 1887—1888 годам).

Кант в своем критическом основоположении метафизики мыслит конечное

самоудостоверение трансцендентальной субъективности. Это самоудостоверение

есть вопрос правовой, вопрос оправдания представляющего субъекта, который

сам утвердил свйй) сущибсть в самоуправстве своего «я мыслю». В сущности

истины как достоверности,— поскольку последняя мыслится как присущая

субъектности истина, а истина как бытие сущего,— скрывается испытанная на

основе оправдания самоуверенности справедливость-правосудие. Хотя она и

правит как свойственная субъектности сущность истины, в рамках метафизики

субъектности она все же не мыслится как истина сущего. Правда,

справедливость-правосудие как ведающее само себя бытие сущего обязано,

напротив, выступить перед мыслью метафизики нового времени, как только

бытие сущего начинает выявляться как воля к власти. Эта последняя ведает

себя как сущностно полагающую ценности, она заручается условиями своего

собственного сущностного постоянства и тем самым постоянно становится

праведной перед самой собою, будучи в таком становлении правосудием и

справедливостью. Собственная сущность воли к власти должна репрезентировать

себя в таком правосудии-справедливости ив качестве его, а это значит, если

мыслить в духе метафизики нового времени,— быть. Подобно тому как в

метафизике Ницше мысль о ценности фундаментальнее, чем основополагающая

мысль о достоверности в метафизике Декарта,— постольку, поскольку

достоверность может считаться правой лишь при условии, что она будет

признаваться высшей ценностью,— то п эпоху, когда вся западная метафизика

приходит к своему завершению у Ницше, усмотренное самоудостоверсние

субъектности оказывается оправданием воли к власти в согласии с той

справедливостью-праведностью, какая правит в бытии сущего.

Уже в раннем, довольно широко известном своем сочинении — во втором из

«Несвоевременных размышлении», носящем название «О пользе и вреде истории

для жизни» (1874),^ Ницше ставит на место объективности исторических

дисциплин «Справедливость» " (раздел 6). В тотальном же Ницше нигде не

касается справедливости. И только в решающие годы — 1884-й и 1885-й,— когда

перед его мысленным взором стоит «воля к власти» как основополагающая черта

сущего, Ницше заносит на бумагу, но не публикует две мысли о

справедливости.

Первая запись (1884) озаглавлена—«Путь свободы». Она гласит:

Справедливостъ как образ мысли созидающий, отбрасывающий излишка,

уничтожающий, исходящий из оцениваний; высший репрезентант самой жизни»

(XIII, афоризм 98) ".

Вторая запись (1885) гласит: «Справедливость как функция власти. широко

обозревающей все окрест,— она поднимается над мелочными перспективами добра

и зла, стало быть, обладает куда более широким горизонтом преимущества,—

намерение сохранить нечто такое, что больше, чем вот та или эта личность»

(XIV, афоризм 158) ".

Подробное разъяснение этих мыслей вышло бы за рамки предпринятого нами

осмысления. Сейчас достаточно лишь сослаться на ту сущностную сферу, к

какой принадлежит справедливость, как мыслит ее Ницше. Чтобы приготовиться

к уразумению справедливости, какую имеет в виду Ницше, нам надо исключить

все представления о справедливости, которые идут от христианской,

гуманистической, просветительской, буржуазной и социалистической морали.

Потому что Ницше отнюдь не разумеет справедливость как в первую очередь

определение этической и юридической области. Напротив, он мыслит ее исходя

из бытия сушего в целом, то есть из воли к власти. Справедливо то, что

сообразно правому. А что правое, определяется на основе того, что есть как

сущее. Поэтому Ницше р говорит (XIII, афоризм 462, относящийся к 1883

году): «Право = воля к тому, чтобы увековечить данное соотношение сил.

Предпосылка — удовлетворенность им. Все почтенное привлекается с тем, чтобы

право выглядело как нечто вечное» ".

Сюда же относится и запись следующего, 1884 года: «Проблема справедливости.

Ведь самое первое и самое властное — это именно воля и сила, готовая к

сверхвластности. Лишь господствующий утверждает задним числом

«справедливость», то есть меряет вещи своей мерой; если он очень могуч и

властен, он может заходить чрезвычайно далеко, допуская и признавая

предающегося опытам и искусу индивида» (XIV, афоризм 181)". Вероятно—и это

вполне в порядке вещей, —ницшевское метафизическое понятие справедливости

все еще способно поражать своей странностью расхожее представление о вещах,

и тем не менее это понятие вполне отвечает сущности справедливости, которая

для начального этапа завершения нового времени, целой мировой эпохи, уже

стала исторической в рамках борьбы за господство над землей, а потому —

явно или скрыто, тайно или откровенно — определяет все поступки и действия

людей, живущих в эту мировую эпоху.

Справедливость, как мыслит ее Нищие,— это истина сущего по способу воли к

власти. Но только и Ницше тоже не мыслил справедливость ни явно как

сущность истины сущего, ни говорил на основе этой мысли о метафизике

завершенной субъектности. А справедливость — это истина сущего, как

определена она самим бытием. Как такая истина, справедливость — это сама же

метафизика, как завершается она в новое время. В метафизике как таковой

скрывается основание того, почему Ницше хотя и может постигать нигилизм

метафизически как историческое совершение ценностного полагания, однако тем

не менее не может мыслить сущность нигилизма.

А если метафизика это и более того — основание совершения всей западной и

всей мировой, в какой мере определяется она Европой, истории, то тогда эта

последняя нигилистична еще и совсем в ином смысле.

Если мыслить изнутри судьбы бытия, то нигилистическое означает, что ничто

же несть с бытием — с бытием ничто. Бытие не выступает в свет его же

собственной сущности. В явлении сущего как такового бытие остается вовне —

в нетях. Отпадает истина бытия. Она по-прежнему забыта.

Так и получается, что нигилизм в своей сущности—это история, которая

приключается с самим же бытием. Тогда выходит, что в сущности самого же

бытия заключается то, что оно остается непродумываемым — потому что само же

не дается и ускользает. Само бытие ускользает в свою истину. Оно скрывается

вовнутрь таковой и, прячась, скрывает само себя.

Имея в виду такое его прячущее сокрытие его же собственной сущности, мы,

быть может, чуть касаемся сущности тайны, в качестве каковой бытийствует

истина бытия.

Тогда, в соответствии с этим, и метафизика была бы не просто каким-то

упущением, а вопрос о бытии оставался бы для своего продумывания на

будущее. И тем более метафизика не была бы простым заблуждением. Получалось

бы, что метафизика, будучи совершением истины сущего как такового,

разверзалась бы изнутри судьбы бытия. А тогда метафизика была бы тайной

самого бытия — тайна не продумывается потому, что само бытие отказывает в

ней. Будь все иначе, мышление, коль скоро оно изо всех сил трудится над

тем, чтобы держаться бытия, которое надо ему мыслить, не могло бы неустанно

вопрошать: что такое метафизика?

Метафизика — это эпоха в историческом совершении самого бытия. Но в своей

сущности метафизика — это нигилизм. Сущность нигилизма относится вовнутрь

того исторического совершения, в качестве какого бытийствует само бытие.

Если — каким бы то ни было образом — Ничто отсылает к бытию, нигилизм —

определяемый историческим совершением бытия — мог бы по меньшей мере

указать нам ту область, в пределах которой возможно постигнуть сущность

нигилизма — где он становится мыслимым и так затрагивает наше мышление и

нашу памятливость. Мы привыкли расслышать в слове «нигилизм» прежде всего

некий диссонанс. Но если начать обдумывать сущность нигилизма, сущность в

совершении самого бытия, то тогда в это слышание одного лишь диссонанса

вкрадывается нечто неладное. Слово «нигилизм» говорит о том, что в том, что

именует оно, существенно Ничто. Нигилизм означает: Ничто же несть со всем

во всех аспектах. А «все» — это сущее в целом. Но в каждом из своих

аспектов сущее стоит, если постигается как сущее. Тогда нигилизм означает,

что ничто же несть с сущим как с целым. Однако сущее в том, что оно и как

оно,— из бытия. Если положить, что всякое «есть» — из бытия, тогда сущность

нигилизма состоит в том, что ничто же несть с самим бытием. Само бытие есть

бытие в его истине, истина же принадлежит бытию.

Если расслышать в «нигилизме» иной тон, в котором доносилась бы сущность

названного нами, можно по-новому вслушаться в язык того метафизического

мышления, которое постигло что-то в нигилизме, не умея, однако, мыслить его

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12