вещей», мир повседневности заслоняет от человека его конечность.
Такие понятия, как «страх», «решимость», «совесть», «вина», «забота» и
т. п., выражают у Хайдеггера духовный опыт личности, чувствующей свою
неповторимость, однократность и смертность.
В дальнейшем на смену им приходят понятия, выражающие реальность не
столько личностно-этическую, сколько безличностно-космическую: бытие и
ничто, сокрытое и открытое, основа и безосновное, земное и небесное,
человеческое и божественное. Теперь Хайдеггер пытается постигнуть самого
человека, исходя из «истины бытия». Анализируя происхождение
метафизического способа мышления и мировосприятия в целом, он пытается
показать, как метафизика, будучи основой всей европейской жизни, постепенно
подготовляет новоевропейскую науку и технику, ставящих своей целью
подчинение всего сущего человеку, как она порождает иррелигиозность и весь
стиль жизни современного общества, его урбанизацию и омассовление.
Истоки метафизики восходят к Платону и даже к Пармениду, внесших
принцип понимания мышления как созерцания, постоянного присутствия и
неподвижного пребывания бытия перед глазами. В противоположность этой
традиции Хайдеггер употребляет для характеристики истинного мышления термин
«вслушивание»: бытие нельзя видеть, ему можно только внимать. Преодоление
метафизического мышления требует возвращения к изначальным, но не
реализованным возможностям европейской культуры – к той «досократовской»
Греции, которая еще жила «в истине бытия». Такое возвращение возможно
потому, что, хоть и «забытое», бытие все же живет еще в самом интимном лоне
культуры – в языке: «Язык – это дом бытия».
При современном отношении к языку как к орудию язык технизируется,
становится средством передачи информации и тем самым умирает как подлинная
«речь», как «речение», «сказание». Теряется та последняя нить, которая
связывала человека и его культуру с бытием, а сам язык становится мертвым.
Поэтому задача «прислушивания к языку» рассматривается как всемирно-
историческая. Не люди говорят языком, а язык говорит людям и людьми.
Таким образом, если в первых своих работах Хайдеггер попытался
построить философскую систему, то впоследствии он провозгласил
невозможность рационального постижения бытия.
Первоосновой экзистенциалистской онтологии (а одновременно
феноменологии, ибо и в ней внимание сосредоточивается на прояснении,
вернее, "самопрояснении" феноменов, проявлений сознания) является, но
Хайдеггеру, Dasein толкуемое как особое человеческое бытие. Его особенности
и преимущества, разъясняет Хайдеггер, состоят в том, что оно - единственное
бытие, которое способно "вопрошать" о самом себе и бытии вообще, как-то
"устанавливать себя" ("устанавливаться") по отношению к бытию. Вот почему
такое бытие-экзистенция и есть, но Хайдеггеру, фундамент, на котором должна
строиться всякая онтология. Такое понимание специфики человеческого бытия
не лишено оснований. Ни одно из известных нам живых существ, кроме
человека, неспособно помыслить, задаться вопросом о бытии, как таковом, -
об универсуме и его целостности, о своем месте в мире. Здесь мы, кстати,
видим определенное различие в понимании "экзистенции" Хайдеггером и
Сартром. Сартр, употребляя это понятие, делает акцент на индивидуальном
выборе, ответственности, поисках собственного "Я", хотя, конечно, ставит в
связь с экзистенцией и мир в целом. У Хайдеггера акцент все же перенесен на
бытие, - для "вопрошающего" человека бытие раскрывается, "светится" через
все, что люди познают и делают. Надо только излечиться от опаснейшей
болезни, поразившей современное человечество, - "забвения бытия".
Страдающие ею люди, эксплуатируя богатства природы, "забывают" о ее
целостном, независимом бытии; видя в других людях всего лишь средства, люди
"забывают" о высоком предназначении человеческого бытия.
Итак, первый шаг экзистенциалистской онтологии - констатация
"изначальности" человеческого бытия как бытия-вопрошания, бытия-
установления, как бытия, которое "есть я сам". Следующий онтологический
шаг, который экзистенциалисты приглашают сделать своего читателя и который,
вообще говоря, естественно вытекает из логики их размышления, состоит в
том, что вводится понятие и тема бытия-в-мире. Ведь суть человеческого
бытия действительно состоит в том, что это бытие-в-мире, связанное с бытием
мира.
Бытие-в-мире, с одной стороны, раскрывается через неотъемлемое от
человека "деление" - и это напоминает немецкую классическую философию, в
частности понятие "дело - действие" у Фихте. Бытие-в-мире "светится", по
Хайдеггеру, через "делание", а "делание" раскрывается через "заботу".
(Конечно, не следует путать заботу как категорию философии с конкретными
"тяготами", "печалью", "жизненными заботами", в философии экзистенциализма
речь идет об общей, "метафизической" заботе, обеспокоенности миром, самим
бытием.) Итак, Dasein способно не только вопрошать о бытии, но и заботиться
о себе как бытии, заботиться о бытии как таковом. И эти моменты,
действительно характеризуют бытие человека в мире и очень важны, особенно
сегодня, когда именно забота человека и человечества о бытии, о сохранении
бытия планеты, цивилизации, о сохранении природной среды должна
противостоять вырвавшимся из-под контроля деструктивным тенденциям
человеческой жизни.
Французский экзистенциалист Ж. П. Сартр, противопоставляя бытие в себе
и бытие для себя, разграничивает материальное бытие и человеческое бытие.
Первое есть для него что-то косное, выступающее только как препятствие,
вообще неподвластное человеческому действию и познанию. «В каждое мгновение
мы испытываем материальную реальность как угрозу нашей жизни, как
сопротивление нашему труду, как границу нашего познания, а также как уже
используемое или возможное орудие». Основные характеристики человеческого
бытия – свободный выбор возможностей: «… быть для человека – значит
выбирать себя…».
Идеалистическая философия Сартра – одна из разновидностей
атеистического экзистенциализма, сосредоточена на анализе человеческого
существования, как оно переживается, осмысляется самой личностью и
развертывается в веренице ее произвольных выборов, не предопределенных
законосообразностью бытия, какой-либо заведомо заданной сущностью.
Отношения человека и мира Сартр рассматривал не в единстве, а как
полный разрыв между безнадежно затерянным во Вселенной и влачащим, однако,
бремя метафизической ответственности за ее судьбы мыслящим индивидом, с
одной стороны, и природой и обществом, которые выступают хаотичной,
бесструктурно-рыхлой полосой «отчуждения», - с другой.
Экзистенциальная философия Сартра обнаруживает себя как одно из
современных ответвлений феноменологии Гуссерля, как приложение его метода к
“живому сознанию”, к субъективно-деятельной стороне того сознания, с каким
конкретный индивид, заброшенный в мир конкретных ситуаций, предпринимает
какое-либо действие, вступает в отношение с другими людьми и вещами,
стремится к чему-либо, принимает житейские решения, участвует в
общественной жизни и так далее. Все акты деятельности рассматриваются
Сартром как элементы определенной феноменологичной структуры и
расцениваются фактически в зависимости от задач личностного
самоосуществления индивида. Сартр рассматривает роль “субъективного”
(подлинно-личностного) в процессе человеческой персонализации и
исторического творчества. По Сартру, акт специфически человеческой
деятельности есть акт обозначения, придания смысла (тем моментам ситуации,
в которых проглядывает объективность - “другое”, “данное”). Предметы лишь
знаки индивидуальных человеческих значений, смысловых образований
человеческой субъективности. Вне этого они - просто данность, сырая
материя, пассивные и инертные обстоятельства. Придавая им то или иное
индивидуально-человеческое значение, смысл, человек формирует себя в
качестве так или иначе очерченной индивидуальности. Внешние предметы -
здесь просто повод для “решений”, “выбора”, который должен быть выбором
самого себя.
Философская концепция Сартра развивается на основе абсолютного
противопоставления и взаимоисключения понятий: “объективность” и
“субъективность”, “необходимость” и “свобода”. Источник этих противоречий
Сартр усматривает не в конкретном содержании сил социального бытия, а во
всеобщих формах этого бытия (вещественные свойства предметов, коллективные
и обобществленные формы бытия и сознания людей, индустриализация,
техническая оснащенность современной жизни и так далее). Свобода индивида
как носителя беспокойной субъективности может быть лишь “разжатием бытия”,
образованием в нем “трещины”, “дыры”, ничто. Индивида современного общества
Сартр понимает как отчужденное существо, возводя это конкретное состояние в
метафизический статус человеческого существования вообще. Всеобщее значение
космического ужаса приобретают у Сартра отчужденные формы человеческого
существования, в которых индивидуальность стандартизирована и отрешена от
исторической самостоятельности, подчинена массовым, коллективным формам
быта, организаций, государства, стихийным экономическим силам, привязана к
ним также и своим рабским сознанием, где место самостоятельного
критического мышления занимают общественно принудительные стандарты и
иллюзии, требования общественного мнения и где даже объективный разум науки
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18