он использовал такие категории, которые до него лежали вне
психотерапевтического мышления: игра, встреча и театр. Этим Морено положил
начало новому психотерапевтическому методу.
Следуя положениям Морено, на вопрос "Что такое психодрама?" можно
ответить: Психодрама - это спонтанная игра,
Психодрама - это встреча,
Психодрама - это отображение жизни в сценическом представлении, и, таким
образом, - театр.
В качестве игры, спонтанной и непринужденной, психодрама почти
незаметно для самих психотерапевтов пересекла до той поры табуируемый
медициной барьер. Она перешагнула границу между утомительным, предвзятым, в
значительной мере - неспонтанным миром взрослых и богатством ребенка,
обозначаемым как спонтанность, непредвзятость, легкость и аутентичное
бытие.
То, что непринужденное и игровое бытие ребенка уже осмыслено в
философско-религиозной традиции человечества как проявление творческой силы
и счастья, можно проиллюстрировать тремя цитатами, взятыми из временного
промежутка в более чем 2000 лет: Гераклит считал: «Айон подобен играющему
ребенку»; Евангелие от Матфея гласит: «.Истинно говорю вам, если не
обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»[61]. Ницше
пишет в своей статье «К игре творчества»: «Невинность есть дитя и забвение
и новое начинание, игра и колесо, раскручивающееся из самого себя»[62]. Все
эти цитаты касаются качеств ребенка, которые позже, под влиянием нарушенных
интеракций или других обстоятельств более или менее быстро и в большей или
меньшей степени уходят на второй план или вообще теряются. Мы говорим о
следующих качествах: спонтанность и аутентичность, доверие и игровые
действия. Вместо них на передний план на основе страха и недоверия выходят
цели и принуждение - и корежат человека, его мир - что, впрочем, ни в коем
случае нельзя оценивать исключительно негативно. Если психодрама совершенно
сознательно при посредстве спонтанной игры возвращается к способу бытия
ребенка, то это вовсе не означает бегство от мира. Совсем наоборот:
Психодрама побуждает человека спонтанно, аутентично и творчески
взаимодействовать с миром. Поскольку с антропологической точки зрения это
взаимодействие главным образом осуществляется посредством межличностных
отношений, то в психодраму привносится следующий важный феномен: встреча
(Begegnung). Психодрама потому является встречей, что во время сценического
изображения своих межличностных отношений и интеракций человек не просто
говорит о них, а скорее непосредственно и действенно общается с важнейшими
персонами из своего окружения.
Для объяснения такого рода общения в своей ранней экспрессионисткой
статье «Приглашение к встрече» в 1915 году Морено (1925) использовал образ
реки. Относительно удачного общения он пишет: «поэтому встреча не кажется
мне течением реки, лишенным изгибов, мелей, которые мешают течению». В
отношении возможной неудачи встречи: «...если я продвигаюсь слишком
медленно, или вообще не продвигаюсь вперед на моем пути, то на пути к моей
встрече с тобой возникает разлад, трещина, болезнь, досада, несовершенство.
Поэтому я должен спрашивать о нашем положении, о ситуации между нами,
проверять наше положение, изучать наше положение и исходить из нашего
положения». Итак, в этом тексте сформулированы три вопроса, которые можно
рассматривать в качестве трех основных вопросов психодраматической терапии,
а именно:
Каково положение вещей?
Что можно сделать при таком
положении вещей?
Что
следует из этого положения вещей?
В этом тексте предпринята попытка описать способ использования
психодрамы в качестве психотерапевтического метода, а также лежащие в ее
основе ролевую теорию и теорию интеракций в процессе групповой
психотерапии. Здесь же проясняется психодраматическое понимание здоровья
как возникающего на почве встречи ненарушенного саморазвития и
самореализации. Этим же текстом была подготовлена основа для
психодраматического понимания болезни: «Если при встрече с тобой возникает
разлад, трещина, болезнь, досада, несовершенство (а также: имеют место
нарушения в интеракциях), тогда встреча не состоится, тогда встреча мне
кажется течением реки, на котором скоро встретится утес, на пути которого
возникнет затор, тогда я иду очень медленно или вообще не продвигаюсь
вперед»[63]. Этот образ застоя и фиксирования позже вылился в
сформулированное Морено понятие болезни в смысле блокирования спонтанности
и возникающего на этой почве невроза креативности.
Третья основа психодрамы - театр. Место, где с древнейших времен
наглядно демонстрировались человеческие страдания в их общей
межчеловеческой взаимосвязи, называется театр. Однако, как в
терапевтической практике достигается осмысленное увязывание сценического
представления человеческих трагедий на сцене с трагическим миром
психической болезни? Накопленный опыт показывает, что моментально и
непосредственно это невозможно. Осуществление этого слияния происходит в
психодраме.
Катартическое действие драмы, особенно трагедии, на слушателей было
описано в этой работе. По Аристотелю, трагедия героев должна вызывать у
публики «страх и сострадание». Однако эти чувства служат лишь толчком к
психогигиеническому действию самоосознания. Похожесть личных страданий в
этой ситуации - важная предпосылка трансцедентирования и интеграции опыта.
Хотя разве серьезно психически больной человек вообще способен к подобному
трансцедентированию?
Уже в психиатрии XVIII и XIX столетий были предприняты попытки
использовать театр для лечения пациентов. Можно вспомнить театральные
эксперименты маркиза Де Сада, а также галльских профессоров Райля и
Хофбауера. В качестве зрителей пациентов так или иначе затрагивало
представление истории чужой жизни, однако, эта жизнь была чужда как им, так
и актерам.
В отличие от этих экспериментов, у Морено речь не шла о изображении
чужих страданий, изображались страдания свои собственные. Речь шла не об
искусном актерстве, а скорее о спонтанной игре, не о воздействии на
пациентов, а об их способности к самовыражению. В своей книге «Театр
экспромта» Морено (1923) пишет все еще очень поэтическим экспрессионистким
стилем: «Игрок - это житель частного дома. Экскурсия последовательности
чувств, ощущений и мыслей по персональному миру может осуществляться легко,
сказачно и без всякого сопротивления. Однако если какая-либо пара вступает
в противоречие: радоваться или страдать,- то это состояние есть конфликт.
Из отдельных обитателей частного дома конфликт создает общность. Помня о
конфликте, имея в виду факт единства времени ипространства, они будут все
больше и больше увязать друг в друге. Страх в доме может оказаться
настолько велик, что паре или группе уже не помогают ни молчание, ни
беседа, ни изменения, даже очевидные, поскольку нарушения кореняться уже не
столько в душе, сколько в теле, - это смерть [...] Все кажется тщетным. Они
живут в постоянных возвратах и углублении общей беды, самоуничтожение
бывает здесь уничтожением сознания, но не конфликта. Дом, где они живут,
есть защита собственных представлений, защита тела, которое их окружает,
есть печать на встрече, есть конфликт - внутренняя причина прячется очень
глубоко. Однако, из этого лабиринта осложнений между отцом и матерью,
ребенком и няней, другом дома и врагом дома, из недопониманий в ходе жизни,
или вследствие растущего понимания, сам собой встает вопрос: Как должны
ложь, горе, болтовня, боль, глупость, самообман, свобода, познание, знание,
отчуждение, ненависть, страх, ужас, многочисленные объединения этих
состояний друг с другом, как же все это должно быть спасено?» Морено
отвечает: «Посредством последующей театрализации», иными словами:
посредством психодрамы[64].
В отличие от многократно обсужденной в последнее время альтернативы
«Поэзия или теория конфликта?» в данном тексте приводится пример теории
конфликта, выступающей в качестве поэзии. Вдобавок, в нем приводится почти
дословное описание психодрамы:
«...Люди играют сами себя, исходя из необходимости полностью
осознанных заблуждений, иными словами - жизни. Они не хотят больше
преодолевать бытие, они хотят производить его. Они повторяют его. Они
суверенны: и не только в кажимости, но и в смысле их собственного бытия.
Иначе как они могли бы все это осуществить? Ведь они заняты столь многим.
Разворачивается жизнь в целом, во всех ее сложностях и временных
взаимосвязях, ни единый момент не пропускается, приступы страха, скука,
любой вопрос, холод в отношениях, - проявляются вновь. Это не только
разговор, который они ведут. Омолаживается также их тело, их нервы, их
сердечные волокна: они разыгрывают сами себя как бы из самой божественной
памяти: все их действия, все силы, мысли возникают в первоначальном
соотношении, в точном выражении стадий, которые они уже однажды прошли. Все
их прошлое разворачивается в один миг»[65].
В этом тексте 1923 года связываются воедино уже описанные
представления об игре, встрече и театре, с созданной к тому времени теорией
и практикой психодраматической терапии. Его содержание также касается
сегодня теоретических основ и других, особенно новых, психотерапевтических
методов, а также потому, что это не только облегчает познание важнейших
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
