христианского учения о предопределении до спинозизма, в соответствии с

которым человеческие поступки суть в конечном счете поступки самого Бога.

Вот как далеко заходит философ, отстаивая учение о человеческой свободе! К

сожалению, кантовское обоснование этого учения действительно «таит в себе

много трудного»; тут он прав. Причем это трудное связано с самой сущностью

кантовской философии: оно вызывается не чем иным, как «обособлением времени

и пространства от существования вещей в себе». Однако суть дела состоит не

в том, что это обособление слишком радикально и с трудом приемлемо Для

людей, привыкших мыслить традиционно и «некритически». Наоборот, дело в

том, что концепция Канта в ряде моментов недостаточно радикальна, что она

недостаточно хорошо обосновывает декларируемую им абсолютность человеческой

свободы. До сих пор мы анализировали кантовскую этику в апологетическом

ключе теперь пришло время внести в наш анализ элементы полемики. В упрек

Канту следует поставить то обстоятельство, что его «обособление времени и

пространства от существования вещей в себе» оставляет открытой возможность

построения такого учения о человеческой свободе, в котором она оказывается

абсолютной только на словах; на деле же оно представляет собой своеобразный

квази-абсолютный детерминизм, неожиданное сочетание концепций свободы и

предопределения, такое, что хотя поведение человека фактически полностью

детерминировано и не зависит от его воли, но ответственность за содеянное

все же возлагается исключительно на него, а не на Бога или природу. В явном

виде такого учения не содержится в сочинениях Канта, однако в них нет

ничего, что противоречило бы ему, а некоторые кантовские высказывания

можно и прямо истолковать в соответствующем ему духе. Данное учение

известно в двух вариантах, один из которых принадлежит Шеллингу а другой

Шопенгауэру, причем оба философа представляют дело так что они во всем

следуют Канту, лишь разъясняя, выявляя и уточняя то, что он сам хотел

сказать. Создавая свои концепции, тот и другой ссылаются на кантовское

учение об эмпирическом и умопостигаемом характерах человека. В чем оно

состоит?

Характер причинности

Как мы помним, свобода воли, по Канту, заключается в том, что мы можем

предпочесть причинность свободы причинности природы Казалось бы, это может

означать только то, что мы всегда способны предпочесть добро злу, всегда в

силах определить свою волю в соответствии с нравственным законом, а не в

соответствии с принципом себялюбия и личного счастья. В таком случае, если

выражение «причинность природы» следовало бы понимать буквально, т. е. как

физическую необходимость, то выражение “причинность свободы” естественно

было бы посчитать метафорой, поскольку сам же Кант говорит о том, что

категорический императив действует не на манер физической необходимости, а

лишь как повеление, которое хотя и является настоятельным, но не влечет за

собой немедленного и автоматического исполнения того, что повелевается.

Однако когда знакомишься с учением Канта об эмпирическом и умопостигаемом

характерах, создается впечатление, что он относится к выражению «свободная

причинность» отнюдь не как к простой метафоре. Все таки он был сыном своего

времени и галилеевская идея детерминизма была прочно укоренена в его

сознании: мало того, что она господствует в его учении о природе, но она,

насколько это для нее возможно, пропитывает и его концепцию свободы. В

«Критике чистого разума» Кант следующим образом вводит понятие

эмпирического и умопостигаемого характеров: “Но всякая действующа; причина

должна иметь какой-то характер, т. е. закон своей каузальности, без

которого она вообще не была бы причиной. Поэтому в субъекте чувственно

воспринимаемого мира мы должны были бы во-первых, находить эмпирический

характер, благодаря которому его поступки как явления стояли бы согласно

постоянным законам природы в сплошной связи с другими явлениями и могли бы

быть выведены из них как их условий и, следовательно, вместе с ними были бы

членами единого ряда естественного порядка. Во-вторых, мы должны были бы

приписывать этому субъекту еще умопостигаемый характер, который, правда,

составляет причину этих поступков как явлений, но сам не подчинен никаким

условиям чувственности и не относится к числу явлений. Первый можно было бы

назвать также характером такой вещи в явлении, а второй - характером вещи в

себе”.[61] Но что собой представляет этот умопостигаемый характер субъекта

и в каком смысле он составляет причину поступков субъекта как явлений?

Решающим фактором здесь выступает то кантовское «обособление времени и

пространства от существования вещей в себе», о котором мы говорили. Кант

продолжает: “Этот действующий субъект по своему умопостигаемому характеру

не был бы подчинен никаким временным условиям, так как время есть условие

только явлений, а не вещей в себе”.[62] Из того, что умопостигаемый

характер не подчинен никаким условиям времени, можно сделать вывод о том,

что он обладает такими общими свойствами, как изначальная заданность,

неизменность и постоянство. Сам по себе умопостигаемый характер нам

неизвестен, поскольку является «характером вещи в себе». О его конкретных

особенностях мы узнаем опосредованно, знакомясь с эмпирическим характером,

который представляет собой не что иное, как явление умопостигаемого

характера. Поскольку всякая вещь в себе - это умопостигаемая причина своего

явления, постольку и умопостигаемый характер - трансцендентная причина

эмпирического и, следовательно, поступков обладающего им субъекта как

явлений. Кант пишет: “Этот эмпирический характер в свою очередь определен в

умопостигаемом характере (в способе мышления). Однако умопостигаемого

характера мы не знаем, а обозначаем его посредством явлений, которые,

собственно, дают непосредственное знание только о способе чувствования (об

эмпирическом характере)”.[63] Таким образом, умопостигаемый характер

человека выступает в виде некоего скрытого постоянно действующего фактора,

определяющего поступки человека независимо от протекающего во времени

потока природных причин и следствий. “Итак, разум есть постоянное условие

всех произвольных поступков, в которых проявляется человек. Каждый из этих

поступков, еще до того как он совершается, предопределен в эмпирическом

характере человека. Для умопостигаемого характера - эмпирический характер

составляет лишь его чувственную схему - нет никакого прежде или после, и

всякий поступок независимо от временного отношения, в котором он находится

с другими явлениями, есть непосредственное действие умопостигаемого

характера чистого разума, который, стало быть, действует свободно, не

определяясь динамически в цепи естественных причин ни внешними, ни

внутренними, но предшествующими по времени основаниями”.[64] Умопостигаемый

характер действует свободно. Значит, этот скрытый постоянный фактор,

определяющий наши поступки, и есть носитель нашей свободы? Да, и притом

единственный, поскольку только он, пребывая вне времени, не зависит от

природной необходимости.

Причинность и свобода

Этот вывод подтверждается тем, что, по Канту, именно на умопостигаемом

характере и только на нем лежит ответственность за свободно совершаемые

человеком поступки. В «Критике чистого разума» он рассматривает в качестве

примера “произвольный поступок, например злостную ложь, посредством которой

какой-то человек внес известное замешательство в общество”,[65] и делает

вывод: “Поступок приписывается умопостигаемому характеру человека; теперь в

тот момент, когда он лжет, вина целиком лежит на нем; стало быть, несмотря

на все эмпирические условия поступка, разум был совершенно свободен, и

поступок должен считаться только следствием упущения со стороны

разума”.[66] Кант добавляет, что “нельзя спрашивать, почему разум не

определил себя иначе, можно только спрашивать, почему разум своей

причинностью не определил явления иначе. Но на этот вопрос невозможно

ответить. В самом деле, другой умопостигаемый характер дал бы другой

эмпирический характер; и когда мы говорим, что виновник, несмотря на весь

свой прежний образ жизни, все же мог бы не солгать, то это означает только,

что его поступок непосредственно находится под властью разума и разум не

подчинен в своей причинности никаким условиям явления и течению

времени...”.[67] Таким образом, вся ответственность за произвольные

поступки человека лежит на его умозрительном характере, причем у каждого

человека свой умозрительный характер, который порождает соответствующий

эмпирический характер. Получается, что то, как я поведу себя в той или иной

ситуации, полностью зависит, в конечном счете, от того, какой у меня

умозрительный характер; сам же умозрительный характер есть нечто цельное и

постоянное. Таким образом, он определяет все мои поступки от дня рождения

до дня смерти. Вырисовывается и в самом деле некая причинность свободы

отнюдь не в переносном смысле слова. Вырисовывается некий ноуменальный

детерминизм, во всем похожий на детерминизм природы и дополняющий его: мой

умозрительный, ноуменальный характер жестко и однозначно управляет моими

поступками. Но все-таки это детерминизм свободы, это причинность свободы.

Где же тут свобода? Вот как в «Критике практического разума» Кант развивает

эту тему: “Бывают случаи, когда люди с детства, даже при воспитании,

которое на других имело благотворное влияние, обнаруживают столь рано

злобность, которая усиливается в зрелые годы до такой степени, что их можно

считать прирожденными злодеями и, если дело касается их образа мыслей,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14