Рефераты. Этика Эммануила Канта






где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного

происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда

возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут

дать себе?”.[38]

Где? Ответ Канта на этот вопрос нам уже известен: в ноуменальном

мире, к коему причастны и мы как существа разумные. Именно оттуда исходит

голос практического разума в виде категорического императива, в виде

безусловного повеления долга. Остается лишь осознать всю радикальность

этого ответа Канта. Ведь если основной закон чистого практического разума и

нравственный закон - одно и то же, то это значит, что вся наша

нравственность имеет чисто ноуменальное происхождение; в ней нет ничего

феноменального, ничего природного. И наоборот: в нашей природе нет ничего

нравственного! Другими словами, поскольку мы существа ноуменальные,

постольку мы нравственны; поскольку же мы существа природные, постольку мы

безнравственны. Следовательно, всегда, когда мы поступаем согласно нашей

природе, когда мы подчиняемся природной причинности, мы поступаем

аморально. Это весьма сильное заключение, способное вызвать и действительно

вызвавшее недоумение и несогласие многих. И однако тезис о несовместимости

природы и нравственности является краеугольным камнем кантовской этики.

Нравственность Кант связывает со свободой. Именно в нравственном законе он

видит основание той «причинности, которая не есть явление, хотя результат

ее находится тем не менее в явлении», причинности, связанной не с природой,

а со свободой.

Этические категории

Свобода и воля

Теперь мы лучше можем понять, что такое, по Канту, свобода. В «Критике

практического разума» он пишет: “Так как чистая форма закона может быть

представлена только разумом, стало быть, не есть предмет чувств и,

следовательно, не относится к числу явлений, то представление о ней как

определяющем основании воли отличается от всех определяющих оснований

событий в природе по закону причинности, так как в этом случае определяющие

основания сами должны быть явлениями. Но если никакое другое определяющее

основание воли не может служить для нее законом, кроме всеобщей

законодательной формы, то такую волю надо мыслить совершенно независимой от

естественного закона явлений в их взаимоотношении, а именно от закона

причинности. Такая независимость называется свободой в самом строгом, т. е.

трансцендентальном смысле”.[39] В «Критике чистого разума» сказано:

“Свобода в практическом смысле есть независимость воли от принуждения

импульсами чувственности”.[40] Как видим, Кант определяет свободу как

независимость от закона природной причинности, от «принуждения» со стороны

чувственности. Это отрицательное определение свободы. Здесь свобода

выступает как негативная свобода, как «свобода от...». Кант это прекрасно

понимает и пишет: “Но эта независимость есть свобода в негативном смысле, а

собственное законодательство чистого и, как чистого, практического разума

есть свобода в положительном смысле”.[41] Таким образом, позитивная

свобода, «свобода к...», определяется Кантом как добровольное подчинение

нравственному закону. Это положительное определение свободы.

Уместно проанализировать здесь довольно-таки таинственное понятие

воли, которое я до сих пор не использовал (оно встречалось только в

цитатах). Но почему таинственное? На первый взгляд слово «воля» кажется

вполне понятным и привычным. Однако когда начинаешь осмысливать его более

тщательно, выясняется, что оно обладает какими-то с трудом уловимыми,

ускользающими коннотациями. Понятия воли и свободы соседствуют друг с

другом. На русском языке одно из значений слова «воля» представляет собой

синоним слова «свобода». Основное значение слова «воля?» по-русски, по-

немецки и на других языках - это, приблизительно говоря, способность

принимать решения поступать так, а не иначе и, приняв решение, прилагать

целенаправленные усилия для его выполнения. Воля сознательна, она связана с

разумом, с расчетом, в отличие от желаний, влечений, страстей, которые

обусловлены чувственностью, эмоциями и зачастую бессознательны. При этом

понятие «воля» чрезвычайно близко к понятию «я». Мне кажется, что в

большинстве контекстов можно совсем не пользоваться словом «воля», без

ущерба для смысла заменяя всюду выражения «моя воля», «наша воля», «воля

человека» просто словами «я», «мы», «человек». Лишь в специальных

контекстах понятие воли необходимо, в таких, например, в которых воля

исследуется как отдельная способность человека наряду с другими его

способностями или когда она оценивается по степени и качеству в выражениях

«сильная воля», «железная воля», «безвольный человек» и т. п. Видимо, прав

Шопенгауэр, говоря, что “подлинное... зерно, единственно метафизическое и

потому неразрушимое в человеке, есть его воля”. [42]

Хотя, раз уж речь зашла о Шопенгауэре, следует заметить, что его

понимание воли отличается от кантовского и от традиционного. Как известно,

он противопоставляет волю и разум, сближая первую с бессознательным

стремлением и называя «слепой», а второй трактуя чисто инструментально и

считая покорным слугой этой «слепой» воли. Если взять приведенную цитату

целиком, то хорошо видна и совершенно не кантовская трактовка вещи в себе,

которую дает Шопенгауэр: “Между тем в кантовской этике, особенно в «Критике

практического разума», всегда заметна на заднем плане мысль, что внутренняя

и вечная сущность человека состоит в разуме. Я должен здесь, где вопрос

затрагивается лишь мимоходом, ограничиться простым утверждением противного,

именно что разум, как и вообще познавательная способность, представляет

собою нечто вторичное, принадлежащее явлению, даже прямо обусловленное

организмом; подлинное же зерно, единственно метафизическое и потому

неразрушимое в человеке, есть его воля”.[43] Разумеется, что для Канта

вечная сущность человека, постольку поскольку он представляет собой вещь в

себе, состоит в разуме. Сутью кантовской философии является то, что мир

вещей в себе разумен, что всякая вещь в себе есть нечто умопостигаемое. Для

Канта «вещь в себе» и «ноумен» - это синонимы. Поэтому утверждение, что

разум есть что-то вторичное, принадлежащее только явлению, представляет

собой с кантовской точки зрения просто нонсенс.

Можно не пользоваться в философских текстах термином «воля», но можно

при желании и пользоваться им. Кант интенсивно использует данный термин в

своих сочинениях по этике. При этом наряду со словом Wille (воля) он

нередко употребляет слово Willkur (произвол) . Последнее применяется им

тогда, когда воля выступает в роли неопределенной возможности совершать

поступки. Но Канта больше интересуют воля, каким-то образом уже

определенная, и те основания, которые могут определять волю. Так, в самом

начале «Критики практического разума» он пишет: “Практические

основоположения суть положения, содержащие в себе общее определение воли,

которому подчинено много практических правил. Они бывают субъективными, или

максимами, если условие рассматривается субъектом как значимое только для

его воли; но они будут объективными, или практическими, законами, если они

признаются объективными, т. е. имеющими силу для воли каждого разумного

существа”.[44] Таким образом, воля всякого человека определяется максимами,

которые либо остаются у него чисто субъективными, либо объективизируются,

подчиняясь практическим законам. В первом случае воля человека определяется

в конечном счете принципом себялюбия и личного счастья и, следовательно,

находится целиком во власти закона природной причинности, преследуя

материальные цели, которые в изобилии ставятся перед ней способностью

желания. Во втором случае она определяется нравственным законом, основным

законом чистого практического разума, который действует на нее как

категорический императив; в этом случае она освобождена от необходимости

преследовать материальные цели, действуя не по закону причинности природы,

а по закону причинности свободы. С точки зрения Канта, если воля разумного

существа нормальна, то она просто по дефиниции должна определяться

нравственным законом, законом чистого практического разума: ведь коль скоро

существо разумно, то и действовать оно должно в соответствии с разумом.

Если же оно действует в соответствии с принципом личного счастья, если

максимы его воли определяются его естественными, природными склонностями,

т. е. чувственностью, то волю такого разумного существа Кант называет

чувственной, побуждаемой патологически. Другое дело животные: у них воля с

необходимостью определяется их чувственностью, такую волю Кант именует

«брутальной». Нелюди не таковы. Поэтому поводу в «Критике чистого разума»

можно прочесть: “В самом деле воля чувственна, поскольку она подвергается

воздействию патологически (мотивами чувственности); она называется животной

(arbitrium brutum), когда необходимо принуждается патологически.

Человеческая воля есть, правда, arbitrium sensitivum, но не brutum, а

liberum, так как чувственность не делает необходимыми ее действия, а

человеку присуще самопроизвольно определять себя независимо от принуждения

со стороны чувственных побуждений”.[45]

Категории воли

Эта способность самопроизвольно определять себя является, по Канту,

отличительной особенностью именно человеческой воли. Признание Кантом

наличия у человека такой способности и делает его философом свободы,

человеческой свободы, что, как уже упомянуто выше, является наиболее ценным

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.