для него так же хороши, как и его собственные. В таком случае вы подумаете,

что тот, кто рекомендует вам этого человека, или подтрунивает над вами, или

выжил из ума”.[26] Иначе говоря, нельзя воровать ни под каким даже самым

благовидным предлогом, т. е. нельзя нарушать восьмую заповедь («не кради»)

. Так что же? Выходит, что кантовские категорические императивы

(практические законы) - это всем давно известные нормы нравственности? Да,

именно так. Этические нормы и только они составляют все множество

категорических императивов. Для того, чтобы максимально были удовлетворены

требования объективности, формальности, априорности, всеобщности и

необходимости, которые Кант предъявляет к категорическим императивам, он

предлагает единую общую формулировку, откуда следуют все категорические

императивы, все нравственные нормы. В самом деле: ведь каждая норма

касается той или иной конкретной ситуации и поэтому не является в полном

смысле формальной и чисто априорной. Поэтому Кант вводит в рассмотрение

«основной закон чистого практического разума», как он его называет,

который, будучи применен к той или иной конкретной ситуации, позволяет

сформулировать соответствующий ей категорический императив. Таким образом.

Кант аккумулирует весь нравственный кодекс в единой формулировке, которую в

послекантовской философской литературе принято именовать просто

категорическим императивом (так сказать. Категорическим Императивом с

большой буквы, поскольку все остальные находятся в полной зависимости от

него), а сам Кант предпочитал называть нравственным законом. В «Критике

практического разума» он выглядит следующим образом: “Поступай так, чтобы

максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего

законодательства”.[27]

“Формула” нравственного закона

Мы добрались до сердцевины кантовской этики, до его знаменитого

нравственного закона. На первый взгляд кажется, что Кант не говорит ничего

нового. Его нравственный закон очень напоминает старинное «золотое

правило», которое в той или иной форме встречается и у древневосточных

мудрецов, и у античных философов, и в христианской традиции. Его обычно

формулируют так: «не делай другим того, чего не хочешь, чтобы причиняли

тебе»; можно взять и несколько усиленную формулировку Шопенгауэра: «Никому

не вреди, а помогай всем насколько можешь». Но, во-первых. Кант вовсе не

претендует на честь создателя некоей новой морали; во - вторых, его

нравственный закон, хотя и близок к «золотому правилу», но не совпадает с

ним: на новизну сбоем формулировки Кант претендует. В предисловии к

«Критике практического разума» можно прочесть: “Один рецензент, который

хотел сказать что-то неодобрительное об этом сочинении, угадал более верно,

чем сам мог предположить, сказав, что в этом сочинении не устанавливается

новый принцип моральности, а только дается новая формула . Но кто решился

бы вводить новое основоположение всякой нравственности и как бы впервые

изобретать такое основоположение, как будто до него мир не знал, что такое

долг, или имел совершенно неправильное представление о долге? Но тот, кто

знает, что значит для математика формула, которая совершенно точно и

безошибочно определяет то, что надо сделать для решения задачи, не будет

считать чем то незначительным и излишним формулу, которая делает это по

отношению ко всякому долгу вообще”.[28]Новизна “формулы” Канта состоит в

том совершенно необычном для его современников статусе, который она

устанавливает для нравственности. Начать с того, что, по Канту ,

нравственность никак не опирается на чувство. Она полностью разумна. Для

него основной закон чистого практического разума и нравственный закон чисто

одно и то же. В “Основах метафизики нравственности” Кант пишет :

“Эмпирические принципы вообще непригодны к тому, чтобы основывать на них

моральные законы. В самом деле, всеобщность, с которой они должны иметь

силу для всех разумных существ без различия, безусловная практическая

необходимость, которая тем самым приписывается им, отпадают, если основание

их берется из особого устроения человеческой природы или из случайных

обстоятельств в которые она поставлена”.[29] И далее: “Я причисляю принцип

морального чувства к принципу счастья потому, что всякий эмпирический

интерес обещает нам содействие нашему благополучию через то удовольствие,

которое нам что-то доставляет, происходит ли это без непосредственного

намерения извлечь выгоду или на неё рассчитывают. Равным образом и принцип

сочувствия к счастью других нужно причислить,как это делает Хатчесон, к

тому же принятому им моральному чувствованию”.[30]У Канта моральное чувство

отнюдь не служит основанием нравственного закона; оно имеет как бы

“вторичный” характер и определяется как чувство уважения к уже

установленному и не зависящему от него нравственному закону. В “Критике

практического разума” читаем:”Если бы это чувство уважения было

патологическим, следовательно, чувством удовольствия, основанным на

внутреннем чувстве, то было бы тщетно обнаружить связь его с какой либо

априорной идеей. Но оно есть чувство, которое обращено только на

практическое, и хотя оно присуще представлению о законе исключительно по

его форме, а не в виду какого-то его объекта и, стало быть, его нельзя

причислить ни к удовольствию, ни к страданию, оно тем не менее возбуждает

интерес к соблюдению закона, который мы называем моральным интересом; точно

так же способность проявлять свой интерес к закону (или иметь уважение к

самому моральному закону) и есть, собственно говоря, Моральное

чувство”.[31]

Итак нравственный закон опирается исключительно на разум. В той же

книге Кант пишет: “Чистый разум сам по себе есть практический разум и дает

(людям) всеобщий закон, который мы называем нравственным законом”.[32]Этот

закон - суждение разума ; в “Основах метафизики нравственности” Кант

указывает, что “он - априорное синтетически-практическое положение”.[33]Из

“Критики чистого разума” мы знаем о том, какими свойствами обладают и как

возможны априорные синтетически-теоретические суждения. В разделе “Как

возможен категорический императив?” только что цитированного произведения

он пишет : “Это категорическое долженствование представляет собой априорное

синтетическое положение, потому что в добавок к моей воле, на которую

воздействуют чувственные влечения, присовокупляется идея той же, но

принадлежащей к умопостигаемому миру чистой, самой по себе практической

воли, которая содержит высшее условие первой воли согласно с разумом; это

примерно так, как к созерцаниям чувственно воспринимаемого мира

присовокупляются понятия рассудка, сами по себе не означающие ничего, кроме

формы закона, и благодаря этому делают возможными априорные синтетические

положения, на которых основывается все познание природы”.[34] Об основном

законе чистого практического разума Кант в «Критике практического разума»

говорит: “Но для того, чтобы рассматривать этот закон без ложных толкований

как данный, надо заметить, что он не эмпирический закон, а единственный

факт чистого разума, который провозглашается, таким образом, как

первоначально законодательствующий разум”.[35] Таким образом, этот закон

дан нам как факт; при этом он дан как факт особого рода - факт разума. Как

же мы можем не считаться с такого рода фактом?

Долг

Если нравственный закон дан нам как факт разума, значит он должен

оказывать на нас непосредственное воздействие. Каким образом осуществляется

это воздействие? В «Критике практического разума» написано: “Моральный

закон... есть императив, который повелевает категорически, так как закон не

обусловлен; отношение воли к этому закону есть зависимость, под названием

обязательности, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение

одним лишь разумом и его объективным законом, и которая называется поэтому

долгом...”.[36]

Таким образом, присутствие в нас нравственного закона мы ощущаем в

виде веления долга. Согласно Канту, долг нельзя ставить на одну доску с

чувственными влечениями; он явление совсем другого, «высшего» порядка. Он

кардинально отличается от них как с точки зрения характера воздействия на

нас, так и в отношении своего метафизического статуса. “Максима себялюбия

(благоразумие) только советует, закон нравственности повелевает. Но ведь

большая разница между тем, что нам только советуется, и тем, что нам

вменяется в обязанность”.[37] Кроме того, если при удовлетворении какого-

нибудь влечения мы испытываем удовольствие, то выполнение нами долга не

сопровождается ни удовольствием, ни страданием. Долг «выше» всего

чувственного; он расположен в совсем другой плоскости, имеет совсем другой

источник. По Канту, если совершив какой-нибудь поступок, пусть даже самый

благовидный, человек испытал при этом удовольствие, то это верный признак

того, что он совершил его не из уважения к нравственному закону, а потакая

какому-нибудь своему (может быть, не осознанному) влечению. Возьмем еще

одну цитату из «Критики практического разума»: “Долг! Ты возвышенное,

великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты

требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что

внушило бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только

устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли

может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение) ; перед тобой

замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне и противодействовали, -

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14