Рефераты. Стратегии идентичности






невозможностью, структурированной вокруг некоей недостижимой/травматической

сущности, вокруг нехватки. Если бы Другой был закрытой структурой, то

субъект был бы обречен на радикальное отчуждение от Другого. «Так что

именно эта нехватка в Другом позволяет субъекту достигнуть своего рода «раз-

отчуждения», названного Лаканом сепарацией»[52]. Сам Другой также является

желающим Другим, так как не только субъект, но и Другой сепарированы от

объекта барьером языка. Эта нехватка в Другом дает возможность избежать

тотального отчуждения в означающем за счет отождествления себя, своей

нехватки, с нехваткой в Другом. Этим задаётся возможность реализации

подлинности субъекта, через серию любовных уловок. Уловка любви состоит в

том, что она накладывает одну нехватку на другую и тем самым нехватка как

таковая аннулируется. «Любовью называется жажда целостности и стремление к

ней».[53]

Мы, пытаясь избежать ответа на вопрос Другого , на разомкнутость

желания Другого предлагаем ему себя в качестве объекта его желания. В этом

смысле любовь, как отмечал Лакан, является своего рода истолкованием

желания Другого. «Следуя некоей своеобразной логике, влюбленный субъект

воспринимает другого как Целое (наподобие осеннего Парижа), и в то же время

это Целое кажется ему чреватым неким остатком, какого ему не высказать; он

воображает, что другой хочет быть любимым, как того хотел бы он сам, - не

за то или иное из своих качеств, но за всё в целом, и эту целостность он

ему и дарует в форме некоего пустого слова, ибо Все в целом невозможно

инвентаризировть, не приуменьшив»[54]. Субъект – это истерическая фигура,

конституируемая в поле означающего вокруг того, что избегает этого

означивания (травматическое ядро).

В символическом порядке, субъект идентифицируясь с Другим (Идеал-Я),

отождествляется с особыми его качествами в противоположность его

воображаемой идентификации (Я идеальное), где субъект идентифицируется с

другим в том, в чем он похож на него, с его образом. Субъект,

идентифицируясь с Другим, пытается занять в системе интерсубъективных

отношений место нехватки Другого. Поэтому Другой предстает перед нами как

«…в самом деле прекрасный и нежный и полный совершенства и достоинства и

зависти».[55] В этом заключается парадокс любви. «Постоянная мысль

влюбленного: другой должен мне то, в чем я нуждаюсь»[56].

Субъект хочет быть желаем, любим, признаваем со стороны другого, он

хочет быть тем, чем является для него другой. «Душа каждого хочет чего-то

другого: чего именно она не может сказать и лишь догадывается о своих

желаниях, лишь туманно намекает на них».[57]

В процессе субъективации субъект получает свою подлинность в Другом.

Но это возможно в том случае, если Другой такая же расщепленная незамкнутая

структура. Поэтому Лакан говорит, что не существует Другой, субъект, язык,

но лишь симптом обладает позитивной устойчивостью.

Вопрос Другого «Чего ты хочешь?» затрагивает в субъекте нечто

интимное и, потому сам вопрос неприличен. Неприличен своим Реальным

измерением – «Чего ты на самом деле желаешь?». Субъективация есть результат

этого вопроса. Субъект, будучи конституируемый вокруг непостижимого

травматического события, повлекшего за собой расщепление субъекта ($),

стремится восполнить этот разрыв, пустотность. В этом и состоит суть

желания субъекта как такового. Налагаемый на него во время субъективации

символический мандат закрепляет за ним место в этом поле символического

(Другого). Причем процесс этот произволен и не зависит от объективных

качеств субъекта. Благодаря этому мандату, субъект занимает своё место и

легитимность в системе интерсубъективных символических отношений.

Но возникает вопрос, вопрос со стороны Другого «Почему ты занял это

место?», «Что ты хочешь?». Символический мандат одновременно удостоверяет

подлинность субъекта в системе символического, конституирует его желание и

истеризирует своим вопросом.

Элементом, скрывающим невозможность ответа на поставленный вопрос

является фантазм. Фантазм экранирует фундаментально бессилие субъекта, т.

е. Реальное невыносимое в своей полноте. Эта конструкция, которая призвана

укрыть субъекта от Реального Желания. Фантазм есть история, сценарий,

который помогает избежать пустотность, пробел между вопросом Другого и

невозможностью ответа на него. Поэтому за фантазмом нет ничего, кроме

фундаментального бессилия заключенного в самом субъекте.

С другой стороны, только благодаря фантазму и возможно желание, оно

выстраивается вокруг него. «Всякий человек желает того, чего нет налицо,

чего он не имеет, что не есть он сам и в чем испытывает нужду».[58]

Субъект, как субъект желающий получает свою подлинность благодаря этой

иллюзии, он обусловлен ею и укоренен в порядке символического (Другой).

Недостижимая Вещь фантазма, фантазматический объект восполняет

нехватку в Другом (в порядке означающего) – занимает место отсутствующего

фантазма. Субъект есть ничто иное, как невозможность его знаковой

репрезентации. «Субъект – это пустое место, открывающееся в Другом

вследствие неудачи этой репрезентации»[59] .

Субъект напрямую соотносится со своей собственной невозможностью,

его ограниченность есть позитивное условие пребывания в символическом.

Символическая репрезентация деформирует субъекта, она является сбоем,

неудачей: субъект не в состоянии найти такое означающее, которое было бы

его собственным. Он говорит нечто иное, нежели желал или намеревался

сказать.

Субъект означающего есть как раз нехватка, невозможность найти

означающее, которое стало бы его собственным: неудача его репрезентации

есть его позитивное условие.

Поток означающих, приобретает свое поле значения после введения в их

цепь господствующего означающего, то, что Жижек называет «жестким

десигнатором». Жесткий десигнатор – стабилизирует, останавливает скольжение

означающих той или иной идеологической формы, сам по себе является чистым

перформативом, его значение совпадает с актом его провозглашения. Это

означающее без означаемого.

Таким образом, идеологические универсалии, скрепляющие поле

идеологии – перформативы. «Идеология – репрезентирует инстанцию чистого

означающего в поле значения и воспринимается в поле идеологических значений

как точка максимального значения, собирая вокруг элементы этого поля»[60].

Идентичность конкретного идеологического поля поддерживается

внедрением определенных «узловых точек»(«point de caption»). Однако

«пристегивание» плавающих означающих происходит только при условии

определенной инверсии. Смысл которой в том, что сами «вещи» обращаются к

слову на уровне самого означающего, чтобы уяснить себя в своей целостности.

Это справедливо относительно любых так называемых «масс-медиальных»

символов.

Например: идеологическое видение Америки получает свою целостность,

идентифицируясь с означающим «кока». «America,this is coke!»- означающее,

идеологический образ страны. Но нельзя перевернуть и прочитать данный

слоган как «coke, this is America!» «Единственный ответ на вопрос «Что есть

кока?» уже дан в рекламном ролике: это безличное «оно»(«it») – это

«реальная вещь, недостижимый «Икс», объектно-ориентированное желание»[61].

Результатом символической или воображаемой идентификации

(интерпелляции) являются остатки, существование которых включают

производство желания, дает место фантазму как попытке преодолеть эту

неполноту, этот разрыв в Другом. «Жесткий десигнатор» задает идентичность

данного объекта и направлен к недостижимой сущности Реального, к тому «что

есть в объекте, помимо самого объекта». «Жесткий десигнатор» есть коррелят

«objet petit a». Любая символизация, в конечном счете, является

произвольной, так как Реальное не дает оснований для своей непосредственной

символизации, поэтому конкретные исторические обстоятельства есть результат

объединения их под «чистое означающее». Причем само это подведение под

«чистое означающее» только и придает единство нашему восприятию. Сам

горизонт идеологического поля значения поддерживается «чистым», лишенным

значения означающим.

Под анализом идеологии, прежде всего, понимают анализ того способа,

каким она функционирует как дискурс, способ тотализации, трансформации

«батареи означающих». «Тот способ, каким дискурсивные механизмы

конституируют поле идеологического значения». Последним основанием

идеологии является пред-идеологическая сущность наслаждения – objet petit

a.

Жижек в критике идеологии выделяет две взаимосвязанные процедуры:

дискурсивная процедура и процедура выведения наслаждения. Дискурсивная

процедура осуществят деконструкцию наивного восприятия идеологического

текста, т.е. процедура демонстрирующая, что идеологическое поле есть

результат тотализации означающих посредством введением определенных узловых

точек. А процедура выведения наслаждения артикулирует тот способ, каким

идеология включает в себя, использует пред-идеологическое наслаждение,

которое структурируется фантазмом.

Жижек демонстрирует необходимость дополнения анализа дискурса

анализом логики наслаждения на особом примере, который является «чистой

инкарнацией идеологии как таковой», на примере антисемитизма: «Общества не

существует и еврей – симптом тому». На дискурсивном уровне, это, прежде

всего смещение: не общество само по себе является парадоксальным,

основанным на антагонизме, а что разложение его сосредоточено в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.