Еще одним крупным блоком в деятельности региональных политических элит стал круг вопросов связанных с проблемами внутригрупповой организации правящей политической элиты. В ходе их разработок выделились следующие направления: классическая типология выраженная в дуализме «правые – левые»; клиентельный характер региональных элит, «политико-финансовые группировки» региональных элит. Вопрос о том, кто стоит за теми или иными региональными элитами, каково их влияние и их состав – такая тематика в изучении нашла довольно широкий круг исследователей.
Разрешение и протекание всех этих процессов в различных регионах России существенно отличается. Это объясняется специфическими особенностями региона, которые задают властный ресурс политическим элитам. В каких-то регионах в качестве этого ресурса выступают природные богатства, в каких-то – рабочая сила и пр. Поэтому и стратегия действия политических элит отличается на региональном уровне. Свою деятельность они в значительной степени выстраивают, опираясь на специфику своего ресурса при взаимодействии с федеральным центром. Поэтому анализ функционирования элит предполагает региональный подход, который позволяет выявить специфику формирования и трансформации элит в различных регионах страны.[41]
Главной проблемой в научном дискурсе ученых Северного Кавказа в области элитогенеза стал вопрос об источниках формирования политической элиты в республиках Северного Кавказа. Это было связано в первую очередь с практической значимостью проблемы. Распад СССР и затяжной политический кризис начала девяностых привел к усилению роли региональной элиты, что особо остро проявилось в северокавказском регионе, социополитические процессы в котором поставили вопрос о выходе ряда субъектов из состава Российской Федерации. Активность этнических движений, распад единого социального, экономического и политического пространства способствовали высокой активности политических элит в данном регионе. Обращаясь к источнику формирования политической элиты республик Северного Кавказа, за которым просматривался их политический ресурс, было выявлено несколько исследовательских позиций к выявлению данной проблемы.[42]
Первый подход был сформирован в недрах конструктивистской теории и озвучен В.А. Тишковым, Э. Кисриевым, А.В. Понеделковым, А.М. Старостиным. Его суть выражена в представлении однотипности политических элит Северного Кавказа с элитами других регионов, которые формируются по единым принципам.
В работах В.А. Тишкова о принципах взаимодействия этничности и элиты, он склонен рассматривать этничность как форму социальной организации, в противовес культурному комплексу. «Процесс рекрутирования в состав группы, определения и сохранение ее границ свидетельствует, что этнические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуативных воздействий». По мнению автора, этнические группы представляют собой определенный социальный конструкт, возникающий и существующий в результате целенаправленных усилий со стороны лидеров и создаваемых ими институтов, в частности, со стороны государства. При этом на первое место выходит роль политической элиты региона, находящейся у власти. Для элит этническая идентичность зачастую становиться непосредственным фактором в деле формирования и усиления собственных позиций. Гораздо чаще этнический фактор служит лидерам, а не лидеры служат своему народу.
В.А. Тишков замечает: «Элиты в стремлении мобилизовать этническую группу против своих противников или против центральной государственной власти стремятся увеличить сумму групповых черт и символов, чтобы доказать, что члены группы отличаются не только какой-то одной чертой, а многими чертами». Таким образом, непосредственная заинтересованность политической элиты приводит к усилению этнической активности.
Рассматривая историю национальных окраин СССР, Тишков приходит к выводу, что за годы советской власти в целенаправленных усилиях центральной власти в республиках и автономных областях сложилась многочисленная и образованная этническая элита титульных национальностей. С самого начала существования СССР в практику активно вводится система льготных квотных мест для представителей титульных этносов национальных субъектов. Это касалось как сферы образования, так и сфер управления, правопорядка, спорта и т.п. При этом, центральное руководство страны контролировало каждый шаг своих подопечных. Как только ослабла реальная власть Центра над национальными элитами, приведшая к вакууму власти, началась борьба за реальную власть над республиками СССР, формально значившимися по Конституции 1977 года «суверенными национальными государствами». И именно национальная идея стала наиболее мощным средством мобилизации масс. «Интеллектуальная элита, заменив ею коммунистическую идеологию, смогла достаточно быстро начать борьбу сначала против Центра, а затем в ряде республик и против правящих партийных элит. После выборов 1990 года в парламенты республик националистически настроенная элита титульных этнических групп добилась первых внушительных побед, обеспечив себе большинство за счет представительства других групп населения». Но при этом автор указывает на непосредственную связь политических элит национальных окраин и элит центра. Ведь они на протяжении десятилетий воспитывались в одном социокультурном поле, заканчивали похожие ВУЗы, переквалифицировались в одних и тех же партийных школах. Этническая компонента стал их козырной картой, которую они используют в политической игре с федеральным центром.
При этом автор считает, что нельзя целиком объяснить природу этнических конфликтов только деятельностью элит. Очень большая роль отводиться поведенческой психологии социально-психологическим механизмам. «Сложная логика коллективных действий, воздействие побудительных механизмов (материальных, силовых, морально-эмоциональных), безусловно, могли бы облегчить объяснение столь часто встречающегося в этнических конфликтах феномена, когда масса рядовых граждан оказывается вовлеченной в действия, в которых не видят смысла, а тем более, личного интереса».[43]
Сложившаяся за десятилетие ростовская школа элитологии, которая представлена такими именами, как В.Г. Игнатов, А.В. Понеделков, А.М. Старостин, поддерживает тезис о равномерности и однотипности развития элит Северного Кавказа (особенно преимущественно русских районов) с элитами других регионов. Исследовательские работы, проведенные по данному вопросу, показывают значительное сходство региональных элит различных районов страны. В основе исследований лежит качественный анализ факторов формирования политических элит особенности образовательного, возрастного, полового, партийного состава и их влияние. И хотя в последнее время превалируют исследования по взаимодействию региональной элиты и федеральных органов власти роль политических партии в деятельности региональных элит, роль элит в формировании единого социально-экономического, правового, культурно-образовательного и духовного пространства, однако, не остается без внимания и проблематика формирования политической элиты.[44] В частности, в ряде статей А. Понеделков указывает на этнический фактор как один из составляющих фрагментов элитогенеза на Северном Кавказе. Присутствие данного элемента по мнению автора, приводит к формированию этнократических политических элит. Анализ их потенциала и политического веса заставляет А. Понеделкова говорить о возможности запуска «механизма классообразования в постсоветском обществе по этническим осям, когда основную массу высших слоев составят бывшие «малые народы». Вместе с тем, ограниченный объем и узкая специфика материалов по данной тематике не позволяют более тщательно раскрыть данный аспект. Руководствуясь в своих исследованиях политическим ракурсом, ростовская школа элитологии не прибегает к социокультурной компоненте региона, которая позволяет более полно взглянуть на представленную проблематику.[45]
Второй подход к процессам формирования политической элиты на Северном Кавказе отражается во взглядах представителя онтологической школы Л.Л. Хоперской. Представляя политические элиты как выразителя взглядов и интересов этносов, Хоперская тем самым отводит им второстепенную роль, рассматривая их как представителей того или иного этноса, причем роль последних за несколько лет изменяется от субъекта культуры до субъекта права. «Таким образом, можно говорить о выраженной тенденции переосмысления основ Российской Федерации, сопровождающейся изменением статуса этнических групп: из субъектов культуры, которыми они признавались в советское время, к 1994 г. этносы превратились в субъектов политики. В настоящий момент завершается процесс формирования этносов как субъектов права, несовпадающих с официальным по территориальным и по функциональным признакам».[46] Данная установка позволяет автору утверждать необходимость «на уровне федерального законодательства ...предпринять шаги к конституционному закреплению понятию «этнос как субъект права» и, соответственно, определить правовые гарантии каждого этноса в структуре многонационального государства». Таким образом, автор видит в этническом факторе доминанту региональных политических процессов последнего десятилетия. Именно «этническая революция» стала основой усиления этнических элит, но где они остались лишь выразителями интересов этноса. Здесь имеет место некоторая модернизация анализа, при которой этнос рассматривается как единый в своих интересах и характеристиках социальный класс, а этноэлита – как организованная партия, выражающая его интересы.
Третья позиция представлена этносоциологической школой, среди представителей которой такие ученые, как Г.С. Денисова, Л.М. Дробижева, З.В. Сикевич. Она выражается в акцентировании внимания на этничности как социокультурном комплексе, обладающем мобилизационным потенциалом, который может быть использован в политических целях, но тем не менее обладает относительной автономностью от политики. Эта позиция позволяет вычленить этнический фактор как тот, который не только выступает фильтром, формирующим политическую элиту в регионе, но и задает ей культурные границы функционирования, направляет вектор ее деятельности, и, тем самым, ограничивает способы ее функционирования.[47]
Сложившаяся веками на Северном Кавказе традиционная культура в течение нескольких десятилетий подвергалась трансформации, связанной с распространением в регионе институтов модерна. При этом не учитывалось, что «объединение традиционных и индустриально развитых этносов в единое политическое пространство при формировании социокультурной стратификации могут вызвать разнонаправленные процессы социальной солидарности. У этносов с традиционной организацией происходит этническая консолидация. В сложившихся условиях развитие этнических процессов может приобрести политическую окраску; консолидация этноса может обернуться дезинтеграционными процессами в полиэтничной стране. Этот сценарий развития объясняется тем, что сама консолидация сопряжена с ростом и усилением этнической субъективности, которая проявляется в политической сфере. В рамках индустриально развитого общества этнос, находящийся на аграрной стадии развития, может стать субъектом политических отношений».[48]
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
