Региональные политические элиты России сегментированы не только по социальному составу и ресурсам влияния, но и по политическим ориентациям, по обладанию властью. Базовое значение в постсоветской России имеет идейный раскол элит на либеральные, коммунистические и национал-консервативные. Вторая и третья из указанных группировок обычно составляют контрэлиту, а первая – правящую. Широко распространены идеологизированные прагматические ориентации. Принадлежность властных группировок и глав регионов к политическим направлениям крайне изменчива, определяется краткосрочными мотивами выгоды.
Формирование, строение и ресурсы влияния элит неразрывно взаимосвязаны в причинно-следственной логике.
На стадии зарождения региональных политических элит в начале 1990-х гг. они обеспечили свой контроль над экономическими ресурсами, причем воспроизводился традиционный для России и стран Востока феномен двуединой «власти – собственности». Закрепление прав владения и распоряжения приватизированным имуществом способствовало обособлению региональных элит от общероссийской. Позже региональные, элиты достигли внутригрупповой консолидации, выработали нормы неформального взаимодействия («торга») между субъектами политики. К концу 1990-х гг. в субъектах Российской Федерации сложились устойчивые правящие элиты, воспринимавшие себя как автономных равноправных с «центром» игроков на политической сцене. Ключевыми ресурсами их формирования были: присвоение явочным порядком экономических благ; договорной и асимметричный тип отношений с федеральной элитой; контроль над назначением и деятельностью федеральных госслужащих в регионе.
Установлена зависимость механизмов и форм рекрутирования региональных элит от преобладающих социокультурных традиций сообщества, сложившихся исторически. В большинстве регионов преобладает номенклатурный принцип рекрутирования, соответствующий гильдейской системе. Преобладают традиционалистские механизмы рекрутирования: кровное родство, землячество, религиозная и этническая принадлежность, владение официальным языком, имущественный статус, личная преданность группе и её лидеру. Доминируют неофициальные каналы рекрутирования. В то же время доказан сдвиг в ряде промышленно развитых регионов России (Поволжье, Урал, столичные города) от гильдейской номенклатурной системы к антрепренёрской. Постепенно институционально закрепляются конкурентные механизмы, связанные с образованием, профессией и уровнем квалификации, деловыми качествами кандидата на участие в элите.
Динамический фактор зависимости рекрутирования от региональной социокультурной системы проявляется в типе регионального политического режима, в особенностях распределения власти и влияния между субъектами политики. Преобладающий номенклатурный тип рекрутирования означает отношения личной зависимости и преданности членов элиты своему лидеру. Сегментарные группы внутри элиты иерархически соподчинены на основе неформального обмена ресурсами влияния. Противоположный тип рекрутирования – конкурентный внедряется прежде всего в регионах с высоким уровнем урбанизации и партисипаторным типом политической культуры. Он означает переход от принципа личной преданности к «лояльному профессионализму». Принцип рекрутирования слабо зависит от политических и партийных ориентаций.
Региональные лидеры пополнялись в основном из среднего и низшего звеньев номенклатуры. Среди членов элиты гораздо более весом слой выходцев из сельской местности; меньше лиц с гуманитарным высшим образованием и учеными степенями, чем в федеральной элите.
1.3. Региональный элитогенез в современном научном дискурсе.
Первые шаги, предпринятые в России по изучению функционирования политических элит, следует отнести к началу перестройки. Это связано в первую очередь с тем, что происходит ослабление идеологических установок и снятие многих императивов марксистско-ленинского учения. Провозглашение советского общества обществом безэлитарным, позволяло рассматривать учения о политических элитах только под углом критики буржуазных теорий.
Первые проблемы по отечественной политической элиты ставятся в трудах ряда ученых-эмигрантов, диссидентов, пытавшихся доказать наличие в СССР политической элиты, ее формирование в период сталинского правления и окончательное становление в послевоенный период. Предлагаемые ими выводы представляют следующую картину.
В советском обществе с начала его формирования согласно ленинской трактовке, присутствует группа профессиональных управляющих, которая «является господствующим слоем советского общества». «Уже в 20-30-е годы и окончательно в послевоенные в нашей стране сформировалась и выделилась особая партийно-бюрократическая прослойка – «номенклатура». «Номенклатура и есть господствующий класс советского общества. «Управляющие» – это номенклатура». После чисток 30-х годов и Великой Отечественной войны, а особенно в связи со смертью Сталина процесс замещения государственных должностей упорядочивается. Борьба без правил сменяется борьбой «по правилам». Возникают традиции, которые при помощи идеологии закрепляются как незыблемые процедуры. Создаются рамки действия, обязательные для всех. В указанных рамках продвижение вверх по иерархической лестнице формализуется, институционализируется.[36]
Стабилизация и формализация в функционировании политической элиты СССР привели к кадровому застою и укреплению клановости номенклатуры: «В годы «застоя» должность откровенно рассматривается как возможность пользоваться частью государственной собственности.. Относясь к должности как к частной собственности, элита опосредствованно относится как к частной собственности и к той доле государственного имущества и благ, доступ к которым она получает благодаря служебному положению. Элита делится внутри себя на замкнутые кланы. Делаются попытки превратить многие профессии в наследственные. В обществе складываются почти закрытые элитарные и полуэлитарные корпорации, имеющие собственные интересы и оберегающие свои привиллегии».[37]
Данные обстоятельства повлекли за собой стремление совместить политический и экономический капиталы элиты, узаконить конвертацию политического капитала в экономический для того, чтобы стабилизировать социальный статус.
В условиях, сложившихся в СССР к началу 80-х годов, это значило, что номенклатура должна открыто оформить право частной собственности на ту долю государственного имущества, которой она пользовалась до сих пор в опосредствованной чином «государственной» форме. «Однако для того, чтобы стать "частным собственником", номенклатуре необходимо было уничтожить ту самую "социалистическую" собственность и соответствующую ей государственную надстройку, которые в течение десятилетий составляли основу ее господства. Таким образом, направление, цели и возможные "итоги" перестройки оказывались предопределены. Но они были предопределены отнюдь не гуманистическими и демократическими воззрениями инициаторов и участников этого политического процесса, а экономическими интересами элиты, стремящейся юридически закрепить свои права. Опосредствованно буржуазные отношения, сложившиеся в 60-е и 70-е годы, превращались в непосредственно буржуазные, а обуржуазившаяся номенклатура становилась номенклатурной буржуазией».[38]
В ходе данного процесса особую роль получили национальные элиты союзных субъектов. Используя стремительный рост неформальных национальных движений, они предприняли попытку получить всю полноту власти и освободиться от давления центра – совместить этническое и политическое поля.
Вторая половина 80-х годов характеризуется обострением национальных противоречий внутри СССР и усилением влияния национальных элит. При этом довольно трудно сказать наверняка, что из этих двух компонентов было первичным. Однако сепаратистские тенденции национальных элит нашли поддержку у широких слоев населения союзных республик, что и вылилось в распад СССР и достижение национальными лидерами поставленной цели.
Ослабление центральной власти и последовавший за этим распад СССР вывели на качественно новый уровень проблему формирования и функционирования региональных политических элит. Это в первую очередь было связано с пересмотром полномочий государственной власти между центром и регионами. Децентрализация политических отношений привела к значительному усилению влияния региональных политических элит на происходящие в стране социальные, экономические, культурные и иные процессы. Автономизация и даже суверенизация региональной политической элиты стала главным требованием ее представителей.[39]
Анализ исследований проблематики региональных элит в последнее десятилетие показывает, что она касается: институционализации элит, взаимоотношения властных группировок, конфликтного противостояние на уровне регионов.
Рассматривая изучение процесса институционализации элит, следует выделить в нем два этапа: в первой половине 90-х годов внимание ученых было приковано к проблеме социальной базы рекрутирование элитного слоя (из старой номенклатуры или из других социальных слоев); во второй половине десятилетия центр исследований сместился на проблему взаимодействия уже сложившихся региональных элит как с федеральным центром, так и с органами местного самоуправления. Не менее значимым для функционирования региональных элит является проблема расширения и укрепления собственной социальной базы в диалоге с федеральным центром, особенно – формирование их взаимодействия с региональными экономическими элитами.
При этом групповые интересы региональной элиты в первую очередь должны «сакрализироваться», т.е. превратиться в символы веры для местного населения. Логика подобной трансформации такова: «групповой интерес элиты концептуализируется до уровня региональной идеологии, которая ассоциируется с наиболее привлекательными для населения символами и образами. Идеология призвана внушать приятные для общества социально-политические ассоциации, посредством которых данное общество могло бы себя идентифицировать». Однако, как показывают результаты исследований, население региона, «фиксируя региональную элиту как элиту, не воспринимает ее при этом в региональном качестве». Последняя, внешне подчеркивая свою региональную принадлежность, реально в сфере своих интересов сориентирована на внетерриториальные центры как политического, так и экономического влияния.[40]
Очень широкое освещение получила проблематика конфликтности на уровне регионов. И это произошло не в последнюю очередь благодаря средствам массовой информации, на страницах и с экранов которой на протяжении последних десяти лет довольно часто описываются перипетии и страсти во взаимоотношениях региональных властей и власти местного самоуправления. Достаточно вспомнить длительные конфликты в Краснодарском крае, Приморье. Подобная ситуация зачастую ведет к формированию авторитарных тенденций в стиле управления региональных элит. Местная власть в таком случае превращается в номинальный придаток, с восстановлением строгой иерархии подчинения: регион – местные органы. Творческая и конкурентная борьба сменяется карьеризмом и номенклатурными отношениями. Во многом и политика центра не способствовала разрешению политических кризисов во взаимоотношении региона и местной власти.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
