взаимно не связаны и обладать различной степенью актуальности. Это

позволяет, меняя место той или иной системы на шкале актуализованности и

обязательности, переводить текст из неправильного в правильный, из

запрещенного в разрешенный. Однако смысл амбивалентности как динамического

механизма культуры именно в том, что память о той системе, в свете которой

текст был запрещен, не исчезает, сохраняясь на периферии системных

регуляторов.

Таким образом, возможны, с одной стороны, передвижения и перестановки

на метауровнях, меняющие осмысление текста, а с другой — перемещение самого

текста относительно метасистем.

3. Ядро — периферия. Пространство структуры организовано

неравномерно. Оно всегда включает в себя некоторые ядерные образования и

структурную периферию. Особенно очевидно это в сложных и сверхсложных

языках, гетерогенных по своей природе и неизбежно включающих относительно

самостоятельные — структурно и функционально — подсистемы. Соотношение

структурного ядра и периферии усложняется тем, что каждая достаточно

сложная и исторически протяженная структура (язык) функционирует как

описанная. Это могут быть описания с позиции внешнего наблюдателя или

самоописания. В любом случае, можно сказать, что язык становится социальной

реальностью с момента его описания. Однако описание неизбежно есть

деформация (именно поэтому всякое описание — не просто фиксация, а

культурно творческий акт, ступень в развитии языка). Не освещая всех

аспектов такой деформации, отметим, что она неизбежно влечет за собой

наотрицание периферии, перевод ее в ранг несуществования. Одновременно

очевидно, что «однозначность/амбивалентность распределяются в семиотическом

пространстве неравномерно: степень жесткости организации ослабляется от

центра к периферии, что неудивительно, если вспомним, что центр всегда

выступает как естественный объект описания»[12].

В работах Ю. Н. Тынянова показан механизм взаимоперемещения

структурного ядра и периферии. Более гибкий механизм последней оказывается

удобным для накапливания структурных форм, которые на следующем

историческом этапе окажутся доминирующими и переместятся в центр системы.

Постоянная мена ядра и периферии образует. один из механизмов структурной

динамики.

Поскольку в каждой культурной системе соотношение ядро/периферия

получает дополнительную ценностную характеристику как соотношение верх/низ,

то динамическое состояние системы семиотического типа, как правило,

сопровождается меной верха и низа, ценного и лишенного ценности,

существующего и как бы несуществующего, описываемого и не подлежащего

описанию.

4. Описанное — неописанное. Мы отмечали, что самый факт описания

повышает степень организованности и понижает динамизм системы. Из этого

следует, что потребность описания возникает в определенные моменты

имманентного развития языка. Пользование определенной семиотической

системой большой сложности можно представить себе как маятникообразный

процесс качания между говорением на одном языке и общением с помощью

различных языков, лишь частично пересекающихся и обеспечивающих лишь

известную, порой весьма незначительную, степень понимания. Функционирование

знаковой системы большой сложности подразумевает совсем не стопроцентное

понимание, а напряжение между пониманием и непониманием, причем перенос

акцента на ту или иную сторону оппозиции будет соответствовать

определенному моменту в динамическом состоянии системы.

Социальные функции знаковых систем могут быть разделены на примарные

и вторичные. «Примарная подразумевает сообщение некоторого факта, вторичная

— сообщение мнения другого об известном «мне» факте. В первом случае

участники коммуникативного акта заинтересованы в аутентичности информации.

«Другой» здесь — это «я», который знает то, что «мне» еще неизвестно. После

получения сообщения «мы» полностью уравниваемся. Общий интерес отправителя

и получателя информации заключается в том, чтобы трудности понимания были

сведены к минимуму, следовательно, к тому, чтобы отправитель и получатель

имели общий взгляд на сообщение, то есть пользовались единым кодом»[13].

В более сложных коммуникативных ситуациях «я» заинтересован в том,

чтобы контрагент был именно «другим», поскольку неполнота информации может

полезно восполняться лишь стереоскопичностью точек зрения сообщения. В этом

случае полезным свойством оказывается не легкость, а трудность

взаимопонимания, поскольку именно она связывается с наличием в, сообщении

«чужой» позиции. Таким образом, акт коммуникации уподобляется, не простой

передаче константного сообщения, а переводу, влекущему за собой преодоление

некоторых — иногда весьма значительных — трудностей, определенные потери и

одновременно обогащение «меня» текстами, несущими чужую точку зрения. В

результате «я» получаю возможность стать для себя также «другим».

Коммуникация между неидентичными отправителем и получателем

-информации означает, что «личности» участников коммуникативного акта;

могут быть истолкованы как наборы неадекватных, но обладающих определенными

чертами общности кодов. Область пересечения кодов обеспечивает некоторый

необходимый уровень низшего понимания. Сфера непересечения вызывает

потребность установления эквивалентностей между различными элементами и

создает базу для перевода.

История культуры обнаруживает постоянно действующую тенденцию к

индивидуализации знаковых систем (чем сложнее, тем индивидуальнее). Сфера

непересечения кодов в каждом «личностном» наборе постоянно усложняется и

обогащается, что одновременно делает сообщение, идущее от каждого субъекта,

и более социально ценным, и труднее понимаемым.

Когда усложнение частных (индивидуальных и групповых) языков

переходит некоторую границу структурного равновесия, возникает потребность

во введении вторичной, общей для всех, кодирующей системы. Такой процесс

вторичной унификации социального семиозиса неизбежно влечет за собой

упрощение и примитивизации системы, но одновременно актуализирует ее

единство, создавая основу для нового периода усложнений. Так, созданию

единой национальной языковой нормы предшествует развитие пестрых и

разнообразных средств языкового выражения, а эпоха барокко сменяется

классицизмом.

Необходимость стабилизации, выделения в пестром и динамическом

языковом состоянии элементов статики и гомеостатического тождества системы

самой себе удовлетворяется метаописаниями, которые в дальнейшем из

метаязыковой сферы переносятся в языковую, становясь нормой реального

говорения и основой для дальнейшей индивидуализации. «Качание между

динамическим состоянием языковой неописанности и статикой самоописаний и

вовлекаемых в язык описаний его с внешней позиции составляет один из

механизмов семиотической эволюции»[14].

Вопрос структурного описания тесно связан с отделением необходимого,

работающего, того, без чего система в синхронном ее состоянии не могла бы

существовать, от элементов и связей, которые с позиций статики

представляются излишними. Если посмотреть иерархию языков — от простейших,

типа уличной сигнализации, до наиболее сложных, таких, как языки искусства,

— то бросится в глаза рост избыточности. Многочисленные языковые механизмы

будут работать на увеличение эквивалентностей и взаимозаменяемостей на всех

уровнях структуры (конечно, одновременно создаются и дополнительные

механизмы, работающие в противоположном направлении). Однако то, что с

синхронной точки зрения представляется избыточным, получает иной вид с

позиций динамики, составляя структурный резерв. Можно предположить, что

между присущим данному языку максимумом избыточности и его способностью

изменяться, оставаясь собой, имеется определенная связь.

Из сказанного можно сделать вывод о том, что большинство реальных

семиотических систем располагается в структурном спектре между статической

и динамической моделями языка, приближаясь то к одному, то к другому

полюсу. Если одна тенденция с наибольшей полнотой воплощается в

искусственных языках простейшего вида, то другая получает предельную

реализацию в языках искусства. Поэтому изучение художественных языков, и в

частности поэтического, перестает быть лишь узкой сферой функционирования

лингвистики — оно лежит в основе моделирования динамических процессов языка

как таковых.

Как пишет Лотман , «академик А. Н. Колмогоров показал, что на

искусственном языке, лишенном синонимов, невозможна поэзия. Можно было бы

высказать предположение о том, что невозможно существование семиотической

системы типа естественного языка и сложнее, если на нем нет поэзии»[15].

8. Таким образом, можно выделить два типа семиотических систем,

ориентированных на передачу примарной и вторичной информации. Первые могут

функционировать в статическом состоянии, для вторых наличие динамики, то

есть ucmopuu, является необходимым условием «работы». Соответственно для

первых нет никакой необходимости во внесистемном окружении, выполняющем

роль динамического резерва. Для вторых оно необходимо.

Мы уже отмечали, что поэзия является классическим случаем второго

типа систем и может изучаться как своеобразная их модель. Однако в реальных

исторических коллизиях возможны случаи ориентации тех или иных поэтических

школ на примарность информации и наоборот.

Противопоставляя два типа семиотических систем, следует избегать

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7