его:
- Что является первым принципом святого учения?
- Безграничная пустота, и в ней ничего святого, царь!
- Кто же тот, кто сидит передо мной?
- Я не знаю!
«Я не знаю» проходит красной нитью через всю историю чань, снова и
снова возникая в чаньских диалогах, в стихах.
Все секты чань пренебрежительно относятся к книжной мудрости. Наряду
со священным писанием, релятивированы обряды и традиционные формы
монашеского усердия.
Патриарх чань-буддизма Линь Цзи (IX в.) говорил: «Никто еще не
представал передо мной в своем одиночестве, свободе и неповторимости. Уже
лет десять я тщетно жду такого человека. Я говорю вам: нет будд, нет
священных книг… Что вы ищете в доме своего соседа? Слепцы! Вы пытаетесь
пришить себе вторую голову. Чего вам не хватает в себе?.. Существует некий
истинный человек без титула, что скрывается за вашей бледной плотью. Он все
время входит и выходит через ваши органы чувств, те, кто не нашел его в
себе, смотрите лучше!».
Чань ведет к переживанию, в котором снимаются все противопоставления:
священное и мирское, конечное и бесконечное, прекрасное и безобразное,
добро и зло, жизнь и смерть. Человек, вошедший в поток целостного бытия,
скользит над всеми частными помыслами. Этим радикально устраняются все
«злые» помыслы. Обращенность к целостности бытия снимает необходимость
различать добро и зло. В Целом зла нет.
Чувство Целого, озарение может быть достигнуто в самой обыденной
обстановке. Поэт Панъюнь писал:
Как это удивительно,
сверхъестественно!
Как это чудесно!
Я таскаю воду, я подношу дрова!
Со временем в напряженном взаимодействии учителей чань и их учеников
стало складываться дзэнское писание. Монахи, ошеломленные странными
загадочными вероучениями, записывали их в книжечку, прятали и в тихие
минуты перечитывали, еще и еще раз пытались понять. Очень скоро возник
первый жанр дзэнского писания, юлу – запись разговоров старца с учениками.
Противопоставляя юлу индийскому буддизму, Цзунми (IX в.) писал, что сутры
обращены «ко всему живому во вселенной», а юлу эффективнее «для особого
рода людей», т.е. для китайцев и других народов дальневосточного
культурного круга.
Юлу включали в себя проповеди, беседы, отдельные реплики. Впоследствии
особую популярность приобрел жанр диалога (вэньда). С XI в. фрагменты
диалога (или отдельные вопросы) стали задаваться ученикам как тексты для
медитации. Эти тексты получили название гунъань (судебный документ,
прецедент, т.е. прецедент просветления; случай вызвавший просветление) (яп.
коан).
Самый распространенный пример гунъань: «Ты можешь слышать звук двух
хлопающих ладоней, – сказал учитель. – Покажи мне как звучит одна».
А вот замечательный пример чаньской истории:
«Всякий раз, когда наставника Цзюйди спрашивали, что такое чань, он в
ответ поднимал палец. Один юный послушник в подражание ему тоже стал
поднимать палец, когда его спрашивали, чему учит его учитель. Услыхав об
этом, Цзюйди взял нож и отрубил послушнику палец. Тот закричал от боли и
побежал прочь. Цзюйди окликнул его и, когда он обернулся, снова поднял
палец. В этом миг послушник внезапно достиг просветления.
Когда Цзюйди покидал этот мир, он позвал учеников и сказал: «Я получил
«чань одного пальца» от моего учителя Тяньлуна и за всю свою жизнь не смог
исчерпать его смысл». С этими словами он ушел из жизни».
Переход к гунъань связан с известным снижением уровня чань. В эпоху
сражающихся царств ученики не имели надобности в ритуальных загадках:
учитель был живой загадкой и живым примером. Так жила и паства апостола
Павла, уподобляясь ему, как он – Христу; каждый проповедовал,
пророчествовал, «говорил языками», насколько умел. Но по мере того, как
число адептов увеличивалось, а энергия учителей снижалась, возникла
необходимость в эталонах истины. Первые века учения превратились в классику
закрепленную писанием и обрядом. Особенность чань в том, что он от каждого
ученика требует войти в эту классику с такой полнотой, как Франциск
Ассизский вошел в страсти Христа – до язв в ладонях. И еще в одном: чань
внутри сложившегося культа сохранил известный простор для импровизации. Его
канон – это канон внутреннего состояния, без всяких внешних рамок. Видимо,
потому чань оказался таким плодотворным для искусства.
Расцвет школы чань связывается с именем Шестого чаньского патриарха
Хуэйнэна (637-713 гг.), основателя так называемой южной ветви чань, при
котором чань стала одним из ведущих философских учений Китая.
Со временем школа чань потеряла свои позиции в Китае. Не поздней, чем
в эпоху Мин, история Чань в Китае, представлявшаяся как передача сознания
вне письменных источников от Бодхидхармы, подошла к завершению. Правда и
после Сун встречались первоклассные чаньские наставники, которые вели своих
учеников к просветлению по проверенному пути. Но в целом упадок был
очевидным. При отсутствии подлинно творческих личностей все движение начало
хиреть.
Причины политического и социального характера, которым историки
объясняют общий упадок буддизма в Китае, в значительной степени
распространяются и на Чань. В простонародном буддизме последующих веков,
где основное место отводилось культу Будды Амитабхи, Чань – в силу своей
несколько элитарной природы – мог продолжать существовать только за счет
отказа от некоторых из своих принципов.
Тем не менее, Чань продолжал оставаться движущей силой в рамках
буддизма благодаря тому, что своевременно распространился из Китая в другие
страны. Чань, вместе с другими направлениями буддизма, пустил корни в Корее
и Вьетнаме и пользовался там большим успехом, особенно в сунскую эпоху.
Несравненно более длительным и сильным были позиции Чань в Японии (дзэн).
Там начинается второй этап истории Чань, не менее значительный, чем его
история в Китае, и именно оттуда в наши дни от японских берегов начал он
распространяться по всему свету.
«Развитие гротеска в поведении и искусстве. Пафос выворачивания
ценностей наизнанку, антиинтеллектуализм и высокая оценка физического
труда, психотехника ошеломления» – так чань характеризует японский
исследователь Р.Сасаки.
Буддизм и культурные достижения Китая
«В чем суть буддизма?»
«Пока не постигните, не поймете».
Буддизм просуществовал в Китае почти два тысячелетия. За это время он
сильно изменился в процессе приспособления к китайской цивилизации. Однако
он оказал огромное воздействие на традиционную китайскую культуру, что
наиболее наглядно проявилось в искусстве, литературе и особенно архитектуре
Китая. Многочисленные буддийские храмы и монастыри, величественные пещерные
и скальные комплексы, изящные, порой ажурные и всегда великолепные по своей
художественной цельности пагоды придавали китайской архитектуре совершенно
новый, иной облик, фактически преобразили ее. Многие пагоды, многоярусные
сооружения, символизирующие буддийские небеса, а также пещерные комплексы,
которые были созданы еще в III-VI вв. и сейчас остаются ценнейшими
памятниками китайской культуры, национальной гордостью Китая. В комплексах
Лунмэня, Юньгана и Дуньхуана органической частью архитектуры явились
фрески, барельефы и особенно круглая скульптура.
Искусство круглой скульптуры было известно в Китае задолго до
буддизма. Однако именно индо-буддийская скульптура, генетически восходящая
к эллинистическо-кушанскому прототипу, с характерными для будд, бодхисаттв
и буддийских святых канонами изображений, поз и жестов завоевала
популярность и получила наибольшее распространение в Китае.
В каждом китайском храме можно встретить скульптурные изображения,
техника изготовления и оформления которых так или иначе восходит к индо-
буддийской. Вместе с буддизмом пришла в Китай и практика скульптурного
изображения льва – животного, которое в Китае до буддизма практически не
было известно.
Буддизм познакомил Китай с зачатками художественной прозы — жанра, до
того почти не известного там. Новеллы, восходящие к буддийским прототипам,
к жанру бяньвэнь и некоторым другим (в конечном счете—к индо-буддийским
джатакам), со временем стали излюбленным видом художественной прозы и в
свою очередь сыграли определенную роль в становлении более крупных жанров,
в том числе классического китайского романа.
Буддизм, особенно чань-буддизм, сыграл немалую роль в расцвете
классической китайской живописи, в том числе эпохи Сун (X—XIII вв.). Тезис
чань-буддизма о том, что Истина и Будда везде и во всем — в молчании гор, в
журчании ручья, сиянии солнца или щебетании птиц и что главное в природе —
это великая бескрайняя Пустота, оказал большое влияние на художников
сунской школы. Для них, например, не существовало линейной перспективы, а
горы, в обилии присутствующие на их свитках, воспринимались как символ,
иллюстрировавший Великую Пустоту природы.
Буддийские монастыри долгими веками были одним из главных центров
китайской культуры. Здесь проводили свое время, искали вдохновения и
творили поколения поэтов, художников, ученых и философов. В архивах и
библиотеках монастырей накоплены бесценные сокровища письменной культуры,
регулярно копировавшиеся и умножавшиеся усилиями многих поколений
трудолюбивых монахов — переводчиков, компиляторов, переписчиков. Как
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
