сомнения; это показывает история Индии, которая почти тождественна

с историей индийской философии».

Не удивительно, что среди ранних греческих философов в

качестве самого значительного и наиболее близкого себе Ницше

выделяет Гераклита, ведь именно Гераклит впервые выразил идею

становления, развития всего сущего. Ницше особенно подчеркивает,

Что Гераклит в отличие от более поздних философов, также

признававших универсальность становления, отрицает наличие некоего

сверхэмпирического мира, в котором господствует неизменность. Он

не боится признать становление абсолютным качеством бытия и не

ищет для мысли опоры в некотором « вечном» и «неизменном» мире.

Ницше также высоко оценивает стремление Гераклита к конкретному,

интуитивному мышлению, избегающему абстракций, «иссушающих» все

живое и становящееся .

Для понимания подлинного смысла идей Ницше очень многое дает

его первая известная книга « Рождение трагедии». Её основная

метафизическая конструкция лаконично выражена в предисловии,

написанном через много лет после первой публикации

этой работы, фактически в конце сознательной творческой жизни её

автора. Как пишет Ницше, « вся книга признает только

художественный смысл, явный или скрытый, за всеми процессами

бытия- « Бога»,если вам угодно, но конечно, только совершенно

беззаботного и неморального Бога- художника, который как в

созидании, так и в разрушении, в добром, как и взлом, одинаково

стремиться ощутить свою радость, свое самовластие, который ,

создавая миры, освобождается от гнета полноты и переполненности,

от муки сдавленных в нем противоречий. Мир, в каждый миг своего

существования (есть ) достигнутое спасение Бога, как вечно

сменяющееся, вечно новое видение, предносящее преисполненному

страданий, противоположностей, противоречий, который способен

найти свое спасение лишь в иллюзии…». Типично гностическая

мифологема «страдающего Бога»,несущего в себе неразрешимые

противоречия. Ницше ясно подчеркивает смысл своего принципиального

расхождения с Шопенгауэром и Кантом. Для последних признание мира

только «представлением» означает приговор миру, отказ от «

доверия» к миру, это ведет к тому, что «за» миром постулируется

некая « подлинная» реальность; для Ницше же цель, как он сам

формулирует, - научиться « искусству посюстороннего утешения»,

позволяющему принять наш мир и нашу жизнь в качестве главной (

если не единственной)

сферы бытия.

Кажется, что последнее суждение вступает в противоречие с

многочисленными утверждениями, разбросанными по всему тексту

работы, о том, что феномен дионисийства непосредственно отражает

связь человека с Первоединым . Первоединое в этом контексте

выступает как та « потусторонняя» метафизическая сущность, за

полагание которой Ницше критикует всю классическую философию и

Шопенгауэра. Однако как раз в этом пункте Ницше решительно отходит

от буквального следования Шопенгауэру и начинает движение к новой

метафизической конструкции, устраняющей разделённость двух миров –

земного (пространственно- временного, эмпирического ) и

божественного (вечного, сверхэмпирического ). Помогает ему в этом

всё тот же Гераклит. Его идея посюстороннего первоединого (

мирового огня) позволяет преодолеть наваждение платоновского

дуализма и наметить контуры новой метафизики, в которой

трансцендентный Абсолют оказывается одновременно имманентным нашей

земной реальности. Переходный характер « Рождения

трагедии»,причудливое соединение в этой работе ещё непреодолённых

чужих влияний и вызревающих новаторских идей наглядно отражается

в том, что этот трансценденто-имманентный Абсолют Ницше называет

и Первоединым и жизнью .Второе предвосхищает главную составляющую

будущей философии Ницше – метафизическую интерпретацию «жизни» ,

как иррациональной основы всего сущего. При этом в « Рождении

трагедии» более ясно и прямо, чем в последующих работах, выступает

связь утверждения об универсальности жизни с признанием

центрального положения человека в бытии, благодаря чему жизнь как

абсолютное начало всего сущего почти отождествляется с

« жизненной силой» ( позже она получит название воли к власти ),

прорывающейся в каждой личности. Ведь отдельный человек находится

в нерасторжимой связи с Первоединым ( жизнью), и эта связь

постоянно «подтверждается» его диониссийскими состояниями,в то же

время весь остальной ( « неживой» ) мир есть только представление

Первоединого и, значит, представление личности.

То, что именно человеческую личность Ницше понимает в

качестве единственной адекватной формы « явления» Первоединого,

или жизни, в «Рождении трагедии» становится ясным из анализа

образа эсхиловского Прометея.. Мифу о Прометее и соответствующему

образу трагедии Эсхила Ницше придаёт универсальное значение,

считая этот миф выражением «сущности всего арийского мира». Если

учесть, что через противопоставление арийского и семитского мира

Ницше описывает различие «истинного» и « ложного» пути культуры и

человека – движения ( через внедрение в сознание людей и в

культуру понятий вины, греха и долга )- с другой, станет ясно, что

интерпретация мифа о Прометее в его работе выступает как

символическое отражение единственно верного отношения человека к

своей жизни и к своей судьбе.

« Несчастье, коренящееся в сущности вещей, которое

сознательный ариец не склонен отрицать путем кривотолков,

противоречие, лежащее в самом сердце мира, открывается ему как

взаимное проникновение двух различных миров, например

божественного и человеческого, из коих каждый как индивид прав,

но, будучи отдельным и рядом с каким-либо другим, неизбежно

должен нести страдание за свою индивидуацию. При героическом

порыве отдельного ко всеобщности, при попытке шагнуть за грани

индивидуации и самому стать единым существом мира – этот отдельный

на себе испытывает скрытое в вещах изначальное противоречие, т.е.

он вступает на путь преступлений и страданий». Очевидно, что в

данном контексте противоположность божественного и человеческого

Ницше понимает не в духе платоновского дуализма истинного и

иллюзорного бытия, а в смысле гностических ересей христианства

(манихейство) и древневосточных религиозно-философских систем (

зороастризм) – как

внутреннюю противоречивость единственного, «посюстороннего» мира.

Подобно тому, как в гностических ересях признание этого

«внутримирового» дуализма вело к резкому усилению значения личной

позиции человека в борьбе двух сил мироздания, так и с помощью

своей интерпретации мифа о Прометее Ницше обосновывает

своеобразный титанизм, предельно возвышающий человек. Поскольку

его основа – принцип единства-тождества человека с Первоединым, то

оказывается, что прометеевское, титаническое начало является

непосредственным отражением и реализацией в каждый момент жизни

человека дионисийского начала в нём. «Титаническое стремление

стать как бы Атлантом всех отдельных существ и на сильных плечах

нести их все выше и выше, все дальше и дальше и есть то, что

объединяет прометеевское начало с дионисическим».

Впрочем, необходимо отметить, что эта тема – тема

прометеевского, титанического начала в человеке, ответственности

человека за свою позицию в борьбе полярных начал мироздания – в

«Рождении трагедии» появляется лишь в одном эпизоде(при анализе

эсхиловской трагедии о Прометее) и слабо связана с главной линией

рассуждений Ницше. Более ярко и прямо эта тема зазвучит в статьях

из цикла «Несвоевременные размышления»,

созданные вслед за первой книгой Ницше. Именно в этом аспекте

указанные статьи представляют особый интерес для понимания

исходных принципов философской антропологии Ницше.

Прежде всего необходимо заметить, что нигде в других

сочинениях философа мы не находим столь решительного утверждения

идеи абсолютной уникальности каждой личности. Ницше настаивает на

том, что эта уникальность является по существу только заданной, а

не данной, личность призвана к тому, чтобы всю свою жизнь

посвятить раскрытию своего внутреннего неповторимого содержания,

своей уникальности. «В сущности, - пишет Ницше, - каждый человек

хорошо знает, что он живет на свете только один раз, что он есть

нечто единственное и что даже редчайший случай не сольёт уже

вторично столь дивно- пестрое многообразие в то единство, которое

составляет его личность; он это знает, но скрывает, как нечистую

совесть, - почему ? Из страха перед соседом, который требует

условности и сам прячется за неё…Одни лишь художники ненавидят это

небрежное щеголяние в чужих манерах и надетых на себя мнениях и

обнажают тайну, злую совесть каждого, - положение, что каждый

человек есть однажды случающееся чудо…». Главная проблема нашего

существования в том, что мы подчиняемся общепринятому, живем в

соответствии с всеобщими нормами и требованиями среды и тем самым

теряем свою уникальность, т.е. теряем себя ; «никто не

осмеливается проявить свою личность, но каждый носит маску или

образованного человека, или ученого, или поэта, или политика».

Принимая невозможность реализации идеала уникальности и

неповторимости в жизни каждого человека, Ницше уточняет этот тезис

в том смысле, что каждый человек должен отдать свою жизнь служению

делу создания грядущих совершенных личностей. В своей работе

«Шопенгауэр как воспитатель» Ницше говорит :«Ибо вопрос гласит

ведь так: каким образом твоя жизнь – жизнь отдельного человека –

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9