Следствие этого феномена - отставание валового промышленного производства Швеции на 27% по отношению к среднему уровню по странам ОЭСР в период между 1970 и 1990 гг., хотя этот разрыв сократился до 23% к 1995 г. в связи с быстрым подъемом промышленного производства после обесценения шведской кроны в ноябре 1992 г. Важно отметить, что шведские многонациональные компании не понесли потерь в доле рынка, фактически их доли рынка даже увеличились [2]. Это означает, что проблемы производства присущи не фирмам как организациям, а предприятиям или их экономическому и социальному окружению. Инвестиции в человеческий капитал также были довольно значительны в Швеции в 60-е и 70-е годы. Более того, международные исследования показывают, что уровень школьного образования в целом довольно высок [4]. Но в 80-е годы Швеция начала отставать от других развитых стран в области высшего образования. Несмотря на то, что численность студентов, обучающихся и по программам сокращенного университетского образования (менее трех лет), и по программам полного образования, поддерживается на довольно высоком уровне, число студентов с «нормальным» высшим образованием (по крайней мере три года) сокращалось на протяжении 80-х годов в абсолютном выражении и по отношению к другим странам. Если 14-16% тех, кто родился в конце 40-х и начале 50-х годов, завершили университетское образование (т.е. проучились по крайней мере три года), то соответствующий показатель для поколения, родившегося в середине 60-х, составил лишь 8-10%. Число людей с университетским образованием в инженерном деле и естественных науках невелико в Швеции в указанных возрастных группах. 
Оказалось, что можно поддерживать высокие инвестиции в частном секторе на протяжении длительного времени. Инвестиции поддерживались на высоком уровне в промышленности вплоть до середины 70-х годов и в бизнес-секторе до середины 80-х гг. Одно объяснение состоит в том, что процентные ставки удерживались на низком уровне при помощи регулирования рынка капиталов и в случае фактических реальных процентных ставок за счет высокой инфляции, которая не полностью учитывалась в номинальных процентных ставках. Другое объяснение того, что реальные инвестиции поддерживались на высоком уровне в течение такого долгого времени, состоит в выборочных инвестиционных субсидиях отраслям, у которых были особые проблемы с прибыльностью (например, сталелитейной промышленности и кораблестроению), и замедлили, хотя и не остановили сокращение и рационализацию этих секторов.

Тем не менее, внутренние финансовые потоки постепенно уходили из шведских жестко контролируемых финансовых институтов, таких, как банки и страховые компании. Контроль международного движения капиталов также стал менее эффективным из-за расширения торговли и интернационализации производственных фирм. В конце 80-х годов валютные ограничения были отменены. Из-за этого все труднее становилось поддерживать процентные ставки на более низком уровне, чем за рубежом и предотвращать снижение внутренних реальных инвестиций.
Снижение прибыли в секторе торгуемых товаров оказалось более сильным, чем рассчитывало правительство. Это нашло отражение в беспокойстве в связи с угрозой полной занятости со стороны быстро растущей заработной платы. Другими индикаторами были частые произвольные девальвации и переход к плавающему валютному курсу после ноября 1992 г., также проведенные с целью восстановления прибыли, производства и инвестиций в секторе торгуемых товаров.

Некоторые последствия такой политики планировались. Это относится в частности к созданию благоприятного климата для жилищного строительства и инвестиций в несколько крупных фирм, ориентированных на экспорт. Но комбинация высокой инфляции и существенной асимметрии в налогообложении различных видов активов, очевидно, имела и неожиданные последствия. В частности, капитальные затраты существенно и произвольно различались для разных типов инвестиций, видов финансирования и, следовательно, также для секторов производства и фирм [5].

Особенностью экономической политики в Швеции по отношению к частным фирмам было стремление отделить доходы фирм от доходов их владельцев. Идея заключалась в том, чтобы аккумулирование богатства внутри фирм не делало их владельцев более богатыми. С этой целью была применена техника низких налогов на нераспределенную прибыль и высоких - на доходы и имущество владельцев фирм. Эта налоговая система может не очень повредить крупным корпорациям, если они имеют доступ к международному рынку капитала, хотя консервирующее влияние на размещение ресурсов неизбежно. Последствия более проблематичны для маленьких фирм. Невозможно высокое налогообложение владельцев без одновременного причинения вреда их фирме. В 80-х годах предельная номинальная ставка налога на капитал для владельцев таких фирм (налог на прибыль плюс налоги на дивиденды и увеличение капитала) часто оказывалась в диапазоне 65-70% для тех фирм, которые не могли воспользоваться налоговыми преимуществами при инвестировании.

Другой характерной чертой шведской экономики с 60-х годов была низкая норма сбережений населения, как следует из расчетов с использованием данных национальных счетов. В самом деле, норма чистых сбережений населения постепенно снижалась с 6-7% в 50-х гг. до минимального значения минус 5% в 1988 и 1989 гг. (накануне резкого роста в начале 90-х годов). До сих пор нет общего мнения относительно того, в какой мере эта негативная тенденция может быть объяснена старением населения, снижением темпов роста дохода домашних хозяйств, низкими реальными процентными ставками после налогообложения, исчезновением важных мотивов для индивидуальных сбережений, ввиду все более щедрого государственного социального обеспечения. В целом низкое предложение частных сбережений и кредитов компенсировалось в течение долгого времени большим предложением сбережений и кредитов со стороны государственного сектора экономики. Доля чистых сбережений государственного сектора в 60-х и 70-х годах часто достигала половины чистых национальных сбережений, а предложение кредитов государственным сектором - около половины общих кредитных потоков на организованном кредитном рынке. Налоговая система также была неблагоприятна для прямых вложений домашних хозяйств в акции, которые существенно снизились. Эти черты институциональной структуры и политики в Швеции (высокое налогообложение владельцев фирм, выборочные субсидии крупным фирмам, регулирование рынка капиталов, низкая норма сбережений домашних хозяйств и дискриминация вложений в акции домашними хозяйствами) в значительной степени объясняют низкие темпы образования и роста малых и средних предприятий. Например, если с 1920 по 1946 гг. темпы образования новых фирм в промышленности составляли около 4% общего количества фирм, то в 60-х и 70-х годах этот показатель упал до 2%, а в 80-х годах - до 1% [4], впрочем, в 1994 г. произошло некоторое увеличение. Резкое уменьшение различий в оплате труда для работников с разным уровнем квалификации в течение 70-х годов также привело к снижению стимулов для приобретения новых навыков, что предположительно имело отрицательные последствия для темпов роста производительности труда. Более того, сдельная форма оплаты труда, которая преимущественно использовалась в Швеции в 50-х и 60-х годах, в 70-е стала менее преобладающей. Доход на высшее образование после уплаты налогов, однако, увеличился в середине 80-х и начале 90-х годов примерно до 5% как следствие увеличения разницы в оплате труда и менее прогрессивной шкалы налогообложения трудового дохода. В течение большей части времени после Второй мировой войны экономическая эффективность в Швеции была относительно высока по сравнению с большинством других развитых стран. Однако, недостатки рыночной структуры фирм в Швеции сдерживали экономическую эффективность в последние десятилетия. Важным элементом является слабое конкурентное давление, особенно в секторе нереализованных товаров (составляющем приблизительно три четверти национальной экономики). Можно связывать это не только с доминирующей ролью небольшого количества крупных фирм, но и с процессом картелизации крупных секторов национальной экономики, так как в Швеции очень слаба антикартельная политика. Действительно, есть указания на то, что в различных секторах со слабой конкуренцией экономическая эффективность ниже по сравнению с некоторыми другими развитыми странами [6]. После вхождения в Европейский союз в 1995 г. Швеция, обязана придерживаться более жестких антикартельных правил. В некоторых секторах, регулируемых государством, возникло тесное сотрудничество между политиками (а также теми, кто регулирует эти секторы) и регулируемыми фирмами, что обычно несет риск «слишком сильной регуляции». Это происходит в таких секторах, где, по общему мнению, возникают «железные треугольники» тесно связанных между собой влиятельных представителей как частного, так и общественного секторов, причем результатом является их превращение в закрытые структуры с очень сложным доступом для тех, кто хочет в них войти. Например, попытки удержать процентную ставку на одном уровне и не дать ей повыситься вынудили правительство регулировать портфели финансовых институтов, в особенности заставляя их давать ссуды как жилищному строительству и крупным экспортным фирмам, так и самому государству. Основная прибыль ускользает от производственных компаний, вынуждая политиков применять выборочные субсидии, проводить «активную» политику на рынке труда и поддерживать постоянную занятость в общественном секторе. Эффект сохранения производственной структуры в сельском хозяйстве, возникающий в результате политики протекционизма, был нейтрализован «административной» консолидацией и рационализацией ферм, проводившейся специальными государственными сельскохозяйственными агентствами. Поскольку протекция сельскому хозяйству скорее выражалась в тарифах на переработанные продукты, чем проводилась на уровне ферм, регулирование должно было коснуться местной пищевой промышленности, которая была в разумной степени картелизирована с помощью государства и фермерских кооперативов. Более того, в розничной торговле конкуренция была ограничена землепользовательной плановой монополией шведских муниципалитетов, которые раньше защищали магазины и муниципальные торговые центры от новых конкурентов. Контроль над размерами арендной платы сделал необходимым процесс субсидирования или обобществления жилищного строительства, чтобы предотвратить его кризис. Но в результате - исчезли стимулы, сдерживавшие рост затрат на строительство.

Общепризнано, что государство всеобщего благосостояния включает в себя как элементы, увеличивающие эффективность, так и снижающие ее. Возможно, наиболее очевидный пример первых - система обязательного социального страхования, которая позволяет преодолеть хорошо известные несовершенства в частных рынках капиталов и страхования. Другой пример - это субсидии на инвестиции в человеческий капитал (образование, пособия по беременности и родам, пособия на детей, медицинское обеспечение и т.п.), противодействующие тенденции недостаточного инвестирования, которая представляет угрозу данной сфере. Теория эндогенного роста утверждает, что инвестиции в человеческий капитал благоприятно влияют не только на экономическую эффективность, но и на долгосрочный рост производительности труда. Часто делаются предположения, что меньшие различия в оплате труда уменьшают социальные конфликты, а прочные гарантии социальной поддержки способствуют большей поддержке гражданами продолжения перераспределения ресурсов в экономике. Утверждается, что оба эти следствия повышают экономическую эффективность и, возможно, способствуют долгосрочному экономическому росту.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25