2. Вопрос о важности соблюдения соответствующей последовательности и временного планирования основных реформ также стал особенно актуален. Возможно, одним из самых очевидных примеров неудачной последовательности реформ в Швеции является то, что дерегуляция внутреннего рынка ценных бумаг выполнялась как до введения радикальной налоговой реформы (включая уменьшенные ставки налога на доход от ценных бумаг), так и до прекращения контроля за обменным курсом. Важный пример неудачного временного планирования (естественно, принимая в расчет «невезение») - резкий рост реальной процентной ставки после уплаты налогов в 1992 г., т.е. именно в тот момент, когда строительная отрасль также терпела крах и по другим причинам. Другой пример: реформы системы страхования на случай болезни сократили отсутствие на работе именно в тот момент, когда разрушилась система полной занятости.
3. Урок 20-х годов стоило бы вспомнить в 80-х и 90-х годах. Результатом взлета и снижения кредитных потоков явились значительные колебания цен на активы и серьезные проблемы в банках, связанные с платежеспособностью и ликвидностью. Такие колебания вносят свой вклад в макроэкономическую нестабильность подобно хайековскому типу экономического цикла. Таким образом, проведение дерегуляции рынка ценных бумаг требует особой тщательности.
4. Четвертый урок имеет отношение к потенциальной нестабильности нормы финансовых накоплений домашних хозяйств. В случае Швеции самыми очевидными объяснениями являются потребность приспособления портфелей домашних хозяйств в связи с дерегуляцией рынка ценных бумаг, резкие колебания цен на активы и огромные колебания процентной ставки после уплаты налогов. Возросшая неуверенность в отношении работы в начале 90-х годов также внесла свой вклад в рост ставки сбережений домохозяйств.
5. В странах, проводящих щедрую социальную политику, направленную на достижение всеобщего благосостояния, в том числе в Швеции, бюджетный дефицит имеет тенденцию «взрываться» в период глубокого спада. Некоторые наблюдатели недавно поставили под сомнение традиционное представление кейнсианства о том, что это всегда вносит вклад в макроэкономическую стабильность. Таким образом, ссылаются не только на гипотезу «рикардианского эквивалента», в соответствии с которой частные сбережения возрастут настолько, насколько правительственные снизятся. Недавнее более радикальное «ревизионистское» мнение состоит в том, что стремительно растущий правительственный долг может в действительности оказывать ограничивающий эффект на национальную экономику. Недавний опыт Швеции и других стран показывает, что растущая правительственная задолженность даже в период глубокого экономического спада может заставить власти колебаться - принимать или нет дискреционные инфляционные меры в области фискальной политики.
6. Наконец, фиксированный обменный курс не стал эффективным методом сдерживания инфляции. Проводимая макроэкономическая политика была несовместима с избранным режимом обменного курса. Вследствие этого частные лица нередко имели основания ожидать новых девальваций, которые затем и следовали. Девальвационный цикл в Швеции также был тесно связан с резкими колебаниями размеров бюджетного дефицита: они значимо возрастали в периоды переоцененного обменного курса, когда использование производственных мощностей падало, в то время как бюджетный дефицит быстро уменьшался, когда обменный курс был недооценен. Более того, интернационализация финансовых рынков резко сократила время, нужное, чтобы снизить внутренние цены, когда обменный курс стал переоцененным.
Шведский опыт обеспечения занятости поднимает два особенно важных вопроса. Как удавалось удерживать безработицу на низком уровне столь долгое время и почему полная занятость населения трудом рухнула в начале 90-х годов. Схематично можно сказать, что было пять попыток объяснить низкий уровень безработицы в 70-е и 80-е годы:
*ответственная централизованная политика согласования зарплат удерживала реальные зарплаты в производственном секторе на низком уровне;
*строгие «трудовые требования» в системе обеспечения безработных побуждали к активному поиску рабочего места;
* «активная» политика на рынке труда улучшила его функционирование;
*реальные зарплаты в производственном секторе время от времени снижались в результате девальвации. Быстрое наращивание занятости в общественном секторе поддерживало совокупный спрос на рабочую силу, в частности среди женщин.
Реальные зарплаты в производственном секторе, без сомнения, снижались по ряду причин, когда безработица проявляла тенденцию к росту. Часто это интерпретировалось как понижающая гибкость реальных зарплат благодаря централизованной политике согласования зарплат. Тем не менее падение реальных зарплат в производственном секторе происходило в этих ситуациях не путем сдерживания номинальных зарплат, а через серию девальваций. Если стороны, принимающие участие в централизованном согласовании зарплат, были столь ответственны, то почему с 1973 по 1993 гг. они согласились с увеличением номинальной зарплаты в целом в 6 раз. Таким образом, централизованное согласование зарплат в Швеции заслуживает похвалы в лучшем случае за то, что профсоюзы не просили немедленной и полной компенсации после каждого крупного снижения стоимости кроны. Итак, представляется, что знаменитая система удержания реальной зарплаты на одном уровне шведской централизованной политика согласования зарплат проявляла себя лишь в случаях острых кризисов, происходивших вслед за девальвацией кроны.
3.7 Политика на рынке труда
Активная политика на рынке труда - это, прежде всего, создание рабочих мест, программы переподготовки и меры по повышению мобильности - все это специфический шведский вклад в экономическую политику. Нет сомнений, что непосредственное создание рабочих мест в форме общественных работ и субсидирование занятости могут увеличивать количество рабочих мест. Трудность заключается в том, чтобы определить, насколько велико вытеснение обычных рабочих мест и насколько быстро оно происходит - как непосредственно через замещение продукции и трудозатрат, так и опосредованно, через более высокие налоги, которые снижают спрос на товары частного сектора и поднимают давление на реальные зарплаты в производственном секторе. Эмпирические исследования в Швеции показывают, что вытеснение имеет значительный объем и достигает 50-80%, когда правительство предпринимает действия по непосредственному созданию рабочих мест, особенно в строительстве. Это совпадает с опытом других стран. Однако оказалось невозможно установить какое-либо прямое вытеснение занятости в частном секторе, когда правительство увеличило занятость в общественном секторе услуг. Первое и очевидное объяснение: частное производство вряд ли было способно развиваться в данной области при навязанной правительством дискриминации в вопросах предоставления этих услуг частным сектором. Таким образом, можно сказать, что в этом секторе даже появление частного производства и занятости было вытеснено. Когда замужних женщин побуждают выйти на частный рынок труда, это так или иначе должно увеличивать их спрос на товары и услуги частного сектора. Политика повышения мобильности и программы переподготовки являются, без сомнения, многообещающими способами улучшения функционирования рынка труда. Но они имеют ряд очевидных ограничений. Например, не более 17% получающих работу в Швеции в тот или иной период делают это при помощи общенационального обмена в области рынка труда. Яркой иллюстрацией ограниченности активной политики на рынке рабочей силы является шведский опыт начала 90-х годов. Около 5% рабочей силы, занятой в различных программах Национального управления рынка труда, не смогло остановить драматический рост открытой безработицы и большое увеличение длительной незанятости. Исследования расходов также показывают, что программы переподготовки Национального управления рынка труда имеют весьма скромную экономическую отдачу. Одной из причин является большой объем этих программ в Швеции. Другая причина заключаться в том, что рабочие иногда присоединялись к этим программам просто для того, чтобы иметь основания претендовать на новый срок получения пособий по безработице (до изменений в правилах с 1996 г.). Низкий уровень безработицы в Швеции в 70-х и 80-х годах был результатом расширения с 1970 до 1985 гг. постоянной занятости в общественном секторе примерно на 600 тыс. человек (15% рабочей силы). Правительство в конце концов решило, что девальвации и дальнейшее наращивание занятости в общественном секторе не являются приемлемыми методами сдерживания уровня безработицы. Это означает, что прежний успех в обеспечении полной занятости не был устойчивым в плане длительной перспективы. В этом смысле рост безработицы попросту откладывался. Хотя и ее рост в начале 90-х годов был обязан совпадению большого количества негативных макроэкономических шоков. Получилось так, что проблема «живучести» безработицы в Швеции, возможно, не менее серьезна, чем в других европейских странах. Относительно быстрый рост производительности труда принес шведам более высокий уровень доходов, чем у граждан большинства других индустриальных стран. Поэтому представляется естественным, что в первые послевоенные десятилетия, Швецию в основном рассматривали как страну, способную совместить экономическое равенство, щедрые государственные выплаты на обеспечение благосостояния и полную занятость с высокой экономической эффективностью и довольно быстрым ростом производительности. Но замедление экономического роста начиная примерно с 1970 г., крушение полной занятости в начале 90-х годов, недавнее увеличение дифференциации доходов и отход от различных государственных социальных выплат сделали шведскую модель менее идиллической.
Крушение полной занятости в начале 90-х годов изменило экономическую и социальную среду шведской модели. Например, активная политика на рынке труда, которая требует большого числа вакансий, стала менее эффективной. Государство всеобщего благосостояния также было финансово подорвано. Тем временем работообеспечивающая стратегия систем социального страхования стала более проблематичной. Появилась тенденция к формированию двух классов получателей пособий с весьма различными уровнями выгод: тех, у кого в прошлом достаточный опыт работы, и тех, у кого его нет вообще. Это еще раз подчеркивает, что для шведского общества характерно расслоение «инсайдеры - аутсайдеры». Вдобавок к инсайдерам и аутсайдерам на рынках труда, жилья и в вопросах предоставления некоторых других услуг общественного сектора теперь имеются инсайдеры и аутсайдеры в среде тех, кто живет на пособия различных систем социального обеспечения.
Главное значение шведского опыта заключается не в том, что экономическое положение страны ухудшилось в последние десятилетия по сравнению с другими странами (хотя во многом это и произошло). Скорее речь идет о том, что развитие событий в Швеции иллюстрирует и подчеркивает тенденции и проблемы, присущие многим западноевропейским странам. Поэтому недавние попытки реформировать политику в Швеции представляют общий интерес. Реформы были инициированы социал-демократическим правительством. Они заключались в дерегулировании внутренних рынков капитала и движений международного капитала в 80-х годах, налоговых реформах середины 80-х - начала 90-х годов и переходе к «антиинфляционной» макроэкономической политике в начале 1991 г. Разумеется, в этих вопросах Швеция следовала за международными тенденциями. Но перемены на уровне стратегии стимулировались неудачами во внутренней политике. Определенное воздействие оказали и советы шведских экономистов и других участников политико-экономических дебатов. Правоцентристское правительство в 1991-1994 гг. продолжило реформы путем снижения щедрости различных систем выплат и улучшения условий для малых и средних фирм. Важными примерами последнего являются снятие двойного налогообложения доходов, снижение налогов на имущество и некоторое дерегулирование рынка труда. Были также отменены «фонды рабочих, получающих зарплату». Социал-демократическое правительство, пришедшее к власти в 1994 г., продолжило большинство этих реформ. Некоторые из них даже получили развитие: дальнейшее (хотя и временное) снижение выплат по замещению в различных системах обеспечения социальной защиты, дальнейшие решения по консолидации финансового положения правительства, а также дополнительное сужение институциональных рамок самого бюджетного процесса. По другим реформам произошел отход назад. Имеются в виду возврат к двойному налогообложению доходов, повышение налогов на имущество, восстановление ранее строгого законодательства по обеспечению занятости (похоже, однако, что некоторые отступления от этих отступлений не сняты с повестки дня). В период между 1994 и 1997 гг. вновь увеличились налоги и выплаты - с 50% до 54% ВВП. Это произошло в результате сочетания повышенного уровня налогов и расширенной базы налогообложения в контексте все еще прогрессивной налоговой системы. Если считать, что относительно плохие экономические показатели Швеции примерно с 1970 г. были обусловлены такими факторами, как искаженные экономические стимулы, регулируемые рынки, слабая конкуренция, то следует ожидать, что нынешние реформы улучшат положение в будущем. Следует отметить также наличие существенных резервов: налоговые ставки все еще слишком высоки и пока малое число реформ на рынке труда претворено в жизнь. Оказалось трудно также предотвратить серьезные проблемы перехода к этим реформам. Дело не только в том, что реформы способствовали временной макроэкономической нестабильности. Сокращение размера выплат в системе государственного обеспечения благосостояния привело к экономическим лишениям, особенно в тех домохозяйствах, которые не создавали значительных собственных резервов. Люди неожиданно обнаружили, что планировали свою жизнь, в том числе образ действий в области сбережений и страхования, исходя из ложных ожиданий будущих выплат.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25
