Механизм принуждения является необходимым атрибутом и залогом успешного функционирования организованной преступности подобно тому, как гарантией стабильности валюты служит обеспечивающий ее золотой запас страны. Механизм принуждения включает в себя членов преступного объединения, в чьи функции по распределению обязанностей входит применение насилия или оказание другого рода противоправного воздействия на жертву с целью принуждения ее к выполнению требований организованного преступного объединения, а также средства, которыми они пользуются (оружие, предметы, употребляемые в качестве оружия, средства для сбора информации, которая может быть использована для шантажа жертвы). При этом следует помнить, что аппарат принуждения и возможность применения насилия есть неотъемлемые черты организованной преступности, без них никакая экономическая деятельность организованной преступной группы невозможна. Если группа субъектов объединяется для достижения незаконным путем экономической выгоды, не имея при этом аппарата принуждения и не предполагая для успеха своей деятельности применять насилие, то их следует отнести к групповой преступности, но никак не к организованной; строго говоря, в этом и заключается отличие групповой экономической, «должностной» или «беловоротничковой», как ее еще называют, преступности от организованной. В свое время экономическая преступность в нашей стране - так называемые «цеховики» или «теневики» перешагнули рубеж, отделяющий их от организованной преступности, в тот момент, когда создали в своих группах аппарат принуждения для более успешного достижения своих экономических целей.
Анализ организованной преступной деятельности как в нашей стране, так и в зарубежных странах с очевидностью свидетельствует, что организованная преступная деятельность всегда носит групповой характер. Если в характеристике преступной деятельности отсутствует этот признак, то ни при каких других обстоятельствах эта деятельность не может быть отнесена к сфере организованной преступности.
Еще одной обязательной чертой организованной преступности, правда, присущей не только этой форме преступности, но и еще, как минимум, профессиональной, является умышленный характер деяний. Организованная преступная деятельность не может быть неосторожной, так как само понятие «организация» по отношению к какому-либо виду деятельности означает упорядоченный, осмысленный ее характер, в связи с чем в массив проявлений организованной преступной деятельности не входят никакие неосторожные деяния, совершенные по легкомыслию или небрежности. Это не означает, что представителями организованных преступных объединений не может быть совершено неосторожных преступлений; но такие преступления ими совершаются за рамками их участия в организованной преступной деятельности, скажем, — в быту, либо могут явиться «побочными продуктами» этой деятельности. Например, можно представить факт нарушения участником организованного преступного формирования правил дорожного движения при попытке скрыться с места совершенного убийства. Но общественная опасность этого деяния несравнима с опасностью для общества организованной преступной деятельности, хотя следует признать, что «и при совершении преступлений по неосторожности в комплексе причин заметную и даже решающую роль играют субъективные качества личности»[28], — иными словами, личность с негативными качествами более предрасположена к совершению даже неосторожных преступлений, чем личность, у которой преобладают позитивные качества. А учитывая, что личность члена организованного преступного формирования как участника преступной группы, обладающей повышенной общественной опасностью, характеризуется более выраженной антиобщественной установкой по сравнению с другими лицами хотя бы потому, что участие в организованной преступной деятельности предполагает длительную, непрекращающуюся криминальную активность, - можно предположить, что такими лицами совершается большее количество неосторожных преступлений, чем не вовлеченными в организованную преступную деятельность.
Некоторые исследователи, ссылаясь на опыт Италии и Соединенных Штатов Америки, выделяют экономическую (корыстную) форму организованной преступности. В.С.Устинов ссылается при этом на уголовное законодательство Италии, согласно которому объединение следует считать мафиозным, если участвующие в нем пользуются насилием со стороны объединения, а также зависимостью и законом молчания (омерты). «Они создаются для совершения преступлений, для установления прямого или косвенного руководства или иного контроля за экономической деятельностью, концессиями, разрешениями, подрядами и общественными службами или для получения незаконных прибылей или преимуществ для себя либо третьих лиц», — цитирует далее В.С.Устинов и делает вывод о том, что по законодательству Италии 1993 г. преступные объединения (сообщества) мафиозного типа относятся к организованной преступности экономической (корыстной) направленности[29].
Более того, для подтверждения такого отграничения организованной преступности корыстной направленности от прочих (каких?) форм организованной преступности упоминается и Модельный Уголовный кодекс для стран СНГ.
Однако на что указывает подобное определение преступных формирований, со ссылками на цели контроля за экономической деятельностью и получения незаконных прибылей? Только на то, что деятельность организованных преступных формирований направлена на получение доходов преступным путем, без вложения эквивалентного общественно полезного труда.
Еще одна особенность организованной преступности: ее развитие характеризуется стремлением к внешней легализации деятельности. Выше уже отмечалось, что на определенном этапе становления системы организованной преступности в нашей стране вымогательство стало приобретать завуалированные формы, это преступление его субъекты маскировали под охранную деятельность, стремясь к документальному, т.е. внешне легальному оформлению обязанности жертвы вымогательства платить им за якобы оказанные услуги.
Выше также упоминалось, что участники организованной преступной деятельности на определенном этапе стремятся создать себе социально-положительный имидж и придерживаются его в дальнейшем; это, в частности, необходимо для установления прочных контактов с представителями органов власти и управления, а также для проникновения в политические структуры.
Таким образом, перспективными являлись только те формы организованной преступной деятельности, которые имели шансы с той или иной долей успеха закамуфлироваться под внешне легальную деятельность или хотя бы под деяние, обладающее незначительной, по сравнению с организованной преступной деятельностью, общественной опасностью, - например, широкое распространение получила тактика маскировки хорошо спланированного вымогательства под самоуправные действия по возврату реального, вымышленного или искусственно созданного долга. Эта тактика оказалась настолько успешной, что ею оказались введенными в заблуждение и судебные инстанции.
В 1996 г. Октябрьским районным судом г.Владимира Лубенец был осужден по ч. 5 ст. 148 УК РСФСР. Он был признан виновным в вымогательстве, совершенном с угрозой применения насилия, угрозой убийством, соединенном с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, повторно, по предварительному сговору группой лиц. Предыстория была такова: в январе 1996 г. Лубенец передал Качалову во временное пользование магнитофон «Осака». В процессе использования магнитофон пришел в негодность, за что Лубенец потребовал от Качалова 100 тыс. (неденоминированных) р. Качалов согласился, но в назначенное время деньги не отдал, попросил перенести срок уплаты. В конце февраля Лубенец потребовал у Качалова новый магнитофон или 250 тыс. р., и заявил, что за каждый день неуплаты сумма будет увеличиваться на 10 тыс. р. Впоследствии Лубенец дважды приходил к Качалову, требовал заплатить деньги, предупреждал, что с 20 марта за каждый день неуплаты сумма будет увеличиваться на 20 тыс. р. в день, при этом угрожал матери Качалова убийством ее сына.
В начале апреля 1996 г. неустановленные следствием лица требовали от Качалова отдать Лубенцу 500 тыс. р.
12 апреля Лубенец и трое неустановленных следствием лиц насильно завели Качалова в подвал одного из домов, где Лубенец предложил Качалову заплатить 1.500 тыс. р. или написать расписку на эту сумму, при этом Лубенец нанес Качалову несколько ударов в лицо, ударил ногой в голову, свалил на землю, продолжая наносить удары по различным частям тела. Затем Лубенец, накинув на шею Качалова петлю, стал ее затягивать. По приказу Лубенца один из соучастников нанес Качалову удар по лицу режущим предметом. Качалову в результате действий Лубенца и его соучастников были причинены легкие телесные повреждения, повлекшие кратковременное расстройство здоровья.
Судебная коллегия по уголовным делам Владимирского областного суда приговор оставила без изменения. Заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации в протесте поставил вопрос о переквалификации содеянного Лубенцом с ч. 5 ст. 148 на ст. 200 УК РСФСР и ст. 115 УК РФ.
Президиум Владимирского областного суда протест удовлетворил, так как Лубенец, по мнению этой судебной инстанции, не преследовал цели завладения чужим имуществом, принадлежащим лично потерпевшему Качалову, а лишь требовал у Качалова деньги за сломанный магнитофон. Качалов согласился с его требованиями, но деньги не отдал. Лубенец несколько раз приходил к Качалову, требовал деньги за магнитофон, угрожал убить его в случае неуплаты. «Как видно из материалов дела, — указал президиум в своем решении, — Лубенец не предпринимал реальных действий, свидетельствующих о возможном исполнении угрозы убийством Качалову; угроза носила лишь словесный характер, оснований опасаться ее осуществления у Качалова не было». Таким образом, Лубенец не преследовал цели завладения чужим имуществом, принадлежащим лично потерпевшему Качалову, - дважды повторил президиум областного суда, — а прибег к самоуправным действиям, направленным на получение денег за сломанный магнитофон. Эти действия Лубенца, по мнению президиума, нельзя квалифицировать как вымогательство, поскольку он пытался таким способом заставить Качалова отдать ему деньги. Вымогательство же предполагает истребование чужого имущества, и таким образом, действия Лубенца должны квалифицироваться как самоуправство, причинившее существенный вред потерпевшему.
Конечно, в данном случае не вызывает сомнения обязательство Качалова возвратить Лубенцу стоимость поврежденного магнитофона, и на первом этапе общения с Качаловым по поводу возмещения ущерба Лубенец, требуя выплаты ста тысяч рублей, безусловно, реализовывал свое действительное или предполагаемое право (так формулировалась статья о самоуправстве до 1997 г. — «самовольное, с нарушением установленного законом порядка, осуществление своего действительного или предполагаемого права, причинившее существенный вред гражданам либо государственным или общественным организациям»); предполагаемое — поскольку на основании приведенных данных нельзя сделать вывод о том, что явилось причиной поломки магнитофона; может быть, он вышел из строя в связи с обстоятельствами, совершенно не зависевшими от Качалова. Никто не определял действительный размер причиненного ущерба и не выяснял, соответствует ли он названной Лубенцом сумме — 100 тыс. р., хотя возможности для этого у Лубенца были, начиная от предъявления иска в порядке гражданского судопроизводства, до получения документов, подтверждающих факт поломки и сумму ущерба, из ремонтной мастерской. «Лубенец требовал не чужое, а принадлежащее ему имущество, так как Качалов согласился с требованиями Лубенца, но денег не отдал», - констатировал президиум областного суда[30].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13