станет дорогой на Голгофу; и замученный, обезумевший странник в конце

концов, на закате упадет в объятия Великой Матери, которая означает начало

и окончание жизни. За цинизмом Улисса кроется великое сострадание; он

знает, что боль мира ни красива, ни хороша, и, что еще хуже, безнадежно

несется сквозь вечность, повторяясь ежедневно, увлекая за собой в идиотском

танце человеческое сознание на часы, месяцы, годы...» (3).

«Мне бы никогда не пришло в голову классифицировать «Улисса» как

продукт шизофрении, - пишет Юнг. - Более того, подобный ярлык вообще ничего

не объясняет, а нас интересует, почему «Улисс» обладает столь мощным

воздействием на аудиторию, независимо от того, является ли его автор

шизофреником высокого или низкого уровня развития. «Улисс» заслуживает

звания наиболее патологического явления во всем искусстве модернизма. Он

«кубистичен» в самом глубоком смысле, поскольку лишает реальности наиболее

картину действительности, делая основным тоном произведения меланхолию

абстрактной объективности. Кубизм - не заболевание, а тенденция

представлять реальность определенным образом, который может быть либо

гротескно реалистичным, либо гротескно абстрактным. Клиническая шизофрения

в данном случае - чистая аналогия, основанная на том, что шизофреник

представляет реальность как если бы она была абсолютно чужда ему или же

наоборот, отчуждает себя от реальности. В современном искусстве это явление

не представляет заболевание индивидуума, но является коллективной

манифестацией нашего времени. Художник следует не личной цели, а скорее

течению коллективного существования, произрастающего не столько из

сознательной сферы, сколько из коллективного бессознательного современной

психики. Вследствие того, что это коллективный феномен, он приводит к

одинаковому результату в самых разных областях - в живописи, литературе,

скульптуре, архитектуре. Очень примечательно, что один из духовных отцов

модернистского движения - Ван Гог - в самом деле был шизофреником...» (3).

Под фантазией Юнг подразумевал два различных явления, а именно: во-

первых, фантазму и, во-вторых, воображающую деятельность. Из текста его

работы в каждом данном случае вытекает, в каком смысле следует понимать

выражение «фантазия». Под фантазией в смысле «фантазмы» Юнг понимал

комплекс представлений, отличающихся от других комплексов представлений

тем, что ему не соответствует никакой внешней реальной объективной

данности. Хотя первоначально фантазия может покоиться на вспоминающихся

образах действительно имевших место переживаний, все же ее содержание не

соответствует никакой внешней реальности, но остается, по существу, выходом

творческой активности духа, деятельностью или продуктом комбинации

психических элементов, оккупированных энергией. Поскольку психическая

энергия может подвергаться произвольному направлению, постольку и фантазия

может вызываться сознательно и произвольно как в целом, так и по крайней

мере частично. В первом случае она тогда не что иное, как комбинация

сознательных элементов. Однако такой случай является искусственным и только

теоретически значимым экспериментом. В повседневном психологическом опыте

фантазия в большинстве случаев или вызывается вследствие настороженной

интуитивной установки, или же является вторжением бессознательных

содержаний в сознание.

Можно различать активные и пассивные фантазии; первые вызываются интуи-

цией, т. е. установкой направленной на восприятие бессознательных

содержаний, без предшествующей и сопровождающей интуитивной установки, при

совершенно пас-сивной установке познающего субъекта. Такие фантазии

принадлежат к психическим «автоматизмам» . Эти последние фантазии могут

появляться лишь при наличии относительной диссоциации в психике, потому что

их возникновение требует, чтобы существенная часть энергии уклонилась от

сознательного контроля и овладела бес-сознательными содержаниями.

Пассивная фантазия всегда возникает из какого-нибудь процесса в бес-

сознательном, противоположного сознанию, процесса, который содержит в себе

приблизительно столько же энергии, сколько и в сознательной установке, и

который поэтому способен проломить сопротивление последней. Напротив,

aктивнaя фантазия обязана своим существованием не только и не односторонне

интенсивному и противоположному бессознательному процессу, но настолько же

склонности созна-тельной установки воспринимать намеки или фрагменты

сравнительно слабо под-черкнутых бессознательных связей и, преобразуя их

при помощи ассоциирования параллельных элементов, доводить их до полнейшей

наглядности.

СФледовательно, при активной фантазии дело отнюдь и не всегда сводится

к диссоциированному душевному состоянию, но, скорее, к положительному

участию сознания. Если пассивная форма фантазии нередко носит на себе

печать болезненного или, по крайней мере, ненормального, то ее активная

форма принадлежит нередко к высшим проявлениям человеческого духа, так как

в ней сознательная и бессознательная личности субъекта сливаются в одном

общем объединяющем произведении. Фантазия, сложившаяся так, мoжeт быть

высшим выражением единства известной индивидуальности и даже создавать эту

индивидуальность именно при помощи coвepшeннoго выражения ее единства.

Как в сновидении ( которое есть не что иное, как пассивная фантазия),

так и в фантазии следует различать явный и скрытый смысл. Первый выясняется

из непо-средственного созерцания фантастического образа, этой

непосредственной мани-фестации фантастического комплекса представлений.

Конечно, явный смысл почти и не заслуживает названия - в фантазии он всегда

оказывается гораздо более развитым, чем в сновидении - это, вероятно,

должно проистекать из того, что сонная фантазия обычно не нуждается в

особой энергии для того, чтобы действенно противостоять слабому

сопротивлению спящего сознания, так что уже мало противоположные и лишь

слегка компенсирующие тенденции могут дойти до восприятия. Напротив,

бодрствующая фантазия уже должна располагать значительной энергией для

того, чтобы преодолеть тормозящее сопротивление, исходящее от сознательной

установки. Чтобы бессознательная противоположность дошла до сознания, ей

необходимо быть очень важной. Если бы эта противоположность состояла лишь в

неясных и трудно уловимых намеках, то она никогда не смогла бы настолько

завладеть вниманием, т.е. сознательным либидо, чтобы прорвать связь

сознательных содержаний. Поэтому бессознательное содержание приковано к

прочной внутренней связи, которая именно и выражается в выработанном явном

смысле.

Явный смысл всегда имеет характер наглядного и конкретного процесса,

однако последний, вследствие своей объективной нереальности, не может

удовлетворить сознания, притязающего на понимание. Поэтому оно начинает

искать другого значения фантазии, - ее толкования, т. е. скрытого смысла.

Хотя существование скрытого смысла фантазии сначала вовсе не достоверно и

хотя вполне возможно оспаривать даже и саму возможность скрытого смысла,

однако притязание на удовлетворительное понимание является достаточным

мотивом для тщательного исследования. Это отыскание скрытого смысла может

сначала иметь чисто кауза-кальную природу, при постановке вопроса о

психологических причинах возникновения фантазии. Такая постановка вопроса

ведет, с одной стороны, к поводам, вызвавшим фантазию и лежащим далее,

позади; с другой стороны, к определению тех влечений и сил, на которые

энергетически следует возложить ответственность за возникновение фантазии.

Такого рода толкование Юнг назвал редуктивным.

Со временем, пишет Юнг, мы были вынуждены значительно расширить наше

понимание скрытого смысла фантазии прежде всего в смысле причинности:

психологию отдельного человека никогда нельзя исчерпывающе объяснить из

него самого, но надо ясно понять, что его индивидуальная психология

обусловлена современными ему историческими обстоятельствами и как именно.

Она не есть лишь нечто физио-логическое, биологическое или личное, но и

некая проблема истории того времени. И потом, никакой психологический факт

никогда не может быть исчерпывающе объяснен только из одной своей

причинности, ибо в качестве живого феномена он всегда неразрывно связан с

непрерывностью жизненного процесса, так что, хотя он, с одной стороны, есть

всегда нечто ставшее, с другой стороны, он все же есть всегда нечто

становящееся, творческое.

«Пророки всегда со всем несогласны и отличаются дурными манерами, но,

как говорится, они иногда чешут в затылке. Существуют, как известно,

большие и малые пророки, а к каким принадлежит Джойс, решать истории. Как

всякий истинный про-рок, художник является рупором психических тайн своего

времени, зачастую таким же бессознательным как лунатик. Он думает, что он

сам говорит, но на деле слово берет дух времени, а истинность того, что он

произносит, познается по результату... «Улисс» - человеческий документ

нашего времени, который, что особенно важно, содержит секрет... Книга мне

кажется написанной в ясном сознании; это не сон, и не выброс

бессознательного... Но потрясающей особенностью «Улисса» является

абсолютное ничто, которое открывается за тысячной завесой; оно не

принадлежит ни миру духа материи, ни духу и холодно взирает на нас из

глубин космоса, подобно Луне, позволяя комедии рождения и разрушения идти

своим чередом... Какой такой бережно хранимый секрет может скрываться с

невиданным упорством на протяжении семисот тридцати пяти бесконечных

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6