Среди характерных черт процесса репродукции элит в период правления президента Акаева были следующие[86]:
· формирование партии власти «Алга, Кыргызстан!» (лидер – дочь президента, жесткая административная вертикаль, использование административного ресурса и так далее);
· семейственность – наиболее приближенный круг с наиболее полной концентрацией экономических, политических, административных и иных ресурсов;
· возврат к трайбовым, региональным, закрытым формам рекрутирования и противоречащим провозглашенным демократическим принципам, подменяющим основной канал элитной выборки – демократические выборы;
· тенденция укрепления позиций номенклатурной бюрократии (ключевые позиции окружения президента и верхнего эшелона власти вновь стали распределяться между представителями старой управленческой когорты, оттеснив на периферию представителей новой волны кыргызской политики);
· кадровая ротация управленцев верхних эшелонов власти, приближенных топ-менеджеров (ротация губернаторов областей в силу своей закрытости в этот период стала практически абсолютно предсказуемой, одни и те же люди поочередно занимали посты губернаторов, вице- и просто министров, послов и так далее);
· наиболее деятельным органом реального управления в стране была администрация президента Киргизстана - вершина иерархической элитной пирамиды за два электоральных периода, соответственно, десять лет, имевшая возможность выработать свои в большей степени кулуарные, закрытые традиции и способы рекрутирования.
Основным потенциалом власти или борьбы за власть в этот период были экономические ресурсы, во многом тождественные политическим, так как сращивание двух этих компонентов стало практически единственным условием существования хоть какого-то бизнеса в стране. Основными крупными бизнесменами становились, прежде всего, члены семьи Акаева или высокопоставленные чиновники[87]. Существовала практика захвата прибыльных частных предприятий указанными лица[88].
Распределение всех имеющихся ресурсов внутри одной элитной группы, с допущением к распределению двух-трех трайбовых или, по-иному, кланово-корпоративных сообществ, отсутствие открытой системы рекрутирования или циркуляции элит, позже обозначившиеся проблемы с легитимацией самой этой власти стали причинами противостояния внутри самих элитных групп.
Борьба за ресурсы, незаинтересованность в объективном развитии страны и преследование политической элитой лишь личных корыстных интересов вызвало, как уже отмечалось ранее, небывалый рост уровня бедности в стране.
Это, в свою очередь означает, что демократия в принципе имеет плохие шансы на выживание из-за отсутствия социальной базы демократии. В общепризнано демократических странах социальной опорой демократии является средний класс. Средний класс в Кыргызстане составлял не более 7-10% населения, причём костяк его - представители мелкого и среднего бизнеса, а также государственные чиновники. Благодаря особенностям ведения бизнеса в Киргизии получается, что практически весь средний класс составляли заинтересованные в существовавшем режиме люди. Богатая прослойка общества также не была заинтересована в развитии демократии, поскольку подавляющее большинство из них – это высокопоставленные чиновники, которые при открытости и честности политических процедур потеряли бы своё преимущество, и поэтому они поддерживали закрытый, авторитарный и коррумпированный политический режим[89].
Помимо указанных проблем в экономическом и политическом пространстве существовала еще одна опасная тенденция – угроза целостности государства.
Природные различия северных и южных районов Киргизии в совокупности с разнонаправленной ориентацией их экономических связей давали серьезные основания для беспокойства. Северные районы представляют собой части единого экономического района, включающего приграничье Казахстана. Наиболее тесными эти связи являются в области транспорта и сельского хозяйства и подкрепляются этнической близостью.
Южные же районы Киргизии - Ошская и Джалал-Абадская области - теснейшим образом взаимосвязаны с соседними областями Узбекистана.
Специфика транспортной системы Киргизии также заключается в том, что крупномасштабный товарообмен с использованием железнодорожного транспорта между южными и северными районами может осуществляться лишь через три соседние республики - Казахстан, Узбекистан и Таджикистан. Эта ситуация уменьшала степень контроля центральных властей над территорией страны, что способствовало возможному народному движению.
Тенденция регионализма четко проявлялась в ходе предшествующих революции выборов – когда граждане, прежде всего, голосовали за определенного кандидата не по какому-либо идейному, рациональному принципу, а в силу того, что он из их края или области. В этом вопросе следует отдать должное существовавшему в стране режиму и А. Акаеву – он пытался не дать стране развалиться на части и достиг в этом определенных успехов. По крайней мере, на повестке дня не стоял вопрос о политической целостности государства.
Фактически, демократических традиций придерживались только члены неправительственных организаций (НПО). Именно НПО твёрдо боролись за права человека и отстаивали демократию в стране. Но НПО финансировались преимущественно из-за рубежа и существовали, в основном, благодаря финансовой поддержке США и стран исламского мира. Это позволяет предположить, что при определенных условиях они могли бы быть использованы для достижения каких-либо интересов своих финансовых доноров. Но, с другой стороны, опыт участия в деятельности НПО – это опыт работы в демократических организациях, в условиях «так как надо», «как должно быть». А к 2005 году в работе НПО успело принять участие до 1/3 граждан Киргизии[90]. Таким образом, можно констатировать, что НПО выполняли и положительную функцию, хотя нельзя отрицать, что именно через деятельность НПО создавалась финансовая и информационная база будущей революции тюльпанов (в частности через работу общественной организации финансируемой из США «Freedom House»[91]).
К марту 2005 года одним из ключевых компонентов критической массы, «выплеснувшей» режим Акаева из страны, стал системный кризис, связанный с закрытостью процесса формирования политических элит и закономерной необходимостью смены политических элит в любом государстве, тем более позиционирующем себя как демократическое. Его попытка разрешить конфликт между типичными для бывшего номенклатурного работника личными желаниями и властными амбициями с одной стороны и специфическими реалиями страны с другой, провоцировали еще большую напряженность в государстве и вызывали сопротивление проводимой политике.
Вывод:
После распада СССР и экономического кризиса А.Акаев и местные элиты не имели другой возможности быстро разбогатеть, иначе как открыв страну для иностранного кредитования, причем не только экономики, но и собственно демократических реформ. А если бы такая возможность была, то они, возможно, на демократизацию и не рискнули бы. Об этом же, кстати, заявила дочь А.Акаева Бермет в московском Карнеги-центре 30 марта 2006 г. на своей пресс-конференции, посвященной годовщине «революции тюльпанов». «Бедным странам, - считает Бермет, - только и остается, что искать выхода к процветанию через демократизацию». То есть, получение западных кредитов.
Еще более откровенно высказался на этот счет сам А.Акаев, будучи феврале 1992 г. с визитом в Туркменистане. В выступлении, переданном по туркменскому телевидению, президент Кыргызстана прямо признал, что «завидует вертикали, созданной С.Ниязовым за столь короткое время», посетовав, что он в своей стране такого себе позволить не может[92].
В тоже время, когда говорят об устойчивом развитии, не следует забывать, что речь не обязательно может идти о восходящем, прогрессивном направлении развития. Устойчивым может быть и развитие по нисходящей линии, развитие регрессивное, причем не только в локальном, но и в глобальном масштабе.
Аграризация, дезиндустриализация, дезурбанизация, резкое относительное и абсолютное сужение инвестиционных процессов, сокращение сферы образования и здравоохранения, потеря очень значительной части научного потенциала – все эти и связанные с ними тенденции в обычных, «нормальных» условиях свидетельствуют о нарастании регрессивных закономерностей в жизни государств, обществ, массовых социальных групп, которые вели не к модернизации, а скорее к традиционализации, примитивизации и даже архаизации экономики и социальной структуры Киргизии.
Все эти процессы отражали в основном регрессивные сдвиги в социально-экономических структуре страны и соответствовали тем значениям аграрной занятости и урбанизации, которые они имели в конце 50-х годов, то есть 40 лет назад.
И если бы в Кыргызстане происходили только такие изменения, можно было бы ограничиться подобным выводом.
Однако два обстоятельства делают такой вывод недостаточным и даже неверным. Во-первых, часть этих тенденции оказались, необходимыми для исправления глубоких структурных перекосов и деформаций, достигших своего максимума к концу существования социалистической экономики СССР.
А, во-вторых – и это более важно, – в 90-х годах Киргизии происходил процесс формирования и развития новых, рыночных по своему характеру, структур и институтов. Обычно, анализируя развитие стран центральноазиатского региона в этот период, употребляют термин реформирование экономической и социально-политической структуры[93]. Однако по характеру и глубине преобразований (идущих, разумеется, с разной интенсивностью в каждой из стран, равно как и в каждой из сфер экономической и социально-политической жизни) этот процесс носит революционный характер, ибо знаменует переход от одной системы, связанной с тотальным огосударствлением собственности, а также общественной и политической жизни, к другой, характеризующейся преобладанием частной собственности и демократических форм в социальной сфере и системе управления. Разумеется, этот процесс не только не был завершен, но по ряду критериев даже находится лишь на начальные стадии.
Но эти объяснения, в сущности, не меняют того факта, что, например, снижение удельного веса и даже общей численности горожан, сокращение промышленно-производственной занятости, научной деятельности, образовательного пространства, разрастание примитивных форм хозяйствования в аграрной сфере или товаропроводящей сети – с точки зрения объективно-исторического развития и в современных условиях – свидетельствуют о нарастании (пусть временном) регрессивных, а не прогрессивных тенденций и закономерностей.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27