структуры мироздания с помощью числа как первоначала. Прежде чем появилась

математика как теоретическая система, возникло учение о числе как некотором

божественном начале мира, и это, казалось бы, не математическое, а

философско-теоретическое учение сыграло роль посредника между древней

восточной математикой как собранием образцов для решения отдельных

практических задач и древнегреческой математикой как системой положений,

строго связанных между собой с помощью доказательства. Вот почему нам

кажется неправомерной попытка некоторых историков науки принципиально

отделить пифагорейских математиков эпохи Платона от ранних пифагорейцев.

Исторические источники свидетельствуют, что Пифагор занимался не только

математикой. Так, Гераклит упрекает его в "многознании": "Пифагор, сын

Мнесарха, предался исследованию больше всех людей и, выбрав для себя эти

сочинения, составил себе (из них) свою мудрость: многознание и обман".

Помимо учения о бессмертии души, ее божественной природе и ее

перевоплощениях, Пифагор учил о том, что все в мире есть число, занимался

исследованием числовых отношений как в чистом виде, так и применительно к

музыкальной гармонии, которая, по преданию, именно им была открыта. Ему,

видимо, принадлежит также учение о беспредельном и пределе и представление

о беспредельном как четном, а о пределе - как нечетном числе.

С представлением о противоположности предела и беспредельного связана

также космология ранних пифагорейцев, согласно которой мир вдыхает в себя

окружающую его пустоту и таким образом в нем возникает множественность

вещей. Число, т.е. множество единиц, возникает тоже из соединения предела и

беспредельного. Мир, следовательно, мыслится здесь как нечто завершенное,

замкнутое (предел), а окружающая его пустота - как нечто аморфное,

неопределенное, лишенное границ - беспредельное. Противоположность "предел

- беспредельное" первоначально была близка к таким мифологическим

противоположностям, носящим ценностно-символический характер, как свет -

тьма, доброе - злое, чистое - нечистое и т.д. Из этих противоположностей

строится все существующее, и само число рассматривается тоже как состоящее

из противоположностей - чета и нечета. Как сообщает Аристотель, "элементами

числа они ( пифагорейцы) считают чет и нечет, из коих первый является

неопределенным, а второй определенным; единое состоит у них из того и

другого - оно является и четным и нечетным, число из единого,

а числа, как было сказано, это - вся вселенная".

В пифагорейском союзе первоначально уделялось много внимания числовой

символике. Так, к уже ранее найденным семеркам - семь элементов, семь сфер

вселенной, семь частей тела, семь возрастов человека, семь времен года и

т.д. - пифагорейцы прибавили семь музыкальных тонов и семь планет. Однако

уже первые операции над числами привели к тому, что семерка уступила место

десятке. Десятка "рождает" - значит, в десятке уже скрыто содержится ряд

важных числовых соотношений и фигур.

Новое понимание числа могло возникнуть только тогда, когда существенным

стало различение чисел четных и нечетных, первых (простых) и вторых

(сложных) и когда стремление проанализировать отношения между числами,

формы их связи между собой привело к установлению отношений прежде всего

двух последовательных чисел натурального ряда, n и n + 1. В этом смысле

первая десятка, по убеждению пифагорейцев, уже содержит в себе все

возможные типы числовых отношений (а пифагорейцы признавали 10 видов этих

отношений).

Делая, таким образом, первые - и решающие - шаги в создании математики

как теоретической системы, ранние пифагорейцы в то же время рассматривали

открываемые ими отношения чисел как символы некоторой божественной

реальности. Согласно свидетельству Прокла (из комментариев к "Началам"

Евклида), "у пифагорейцев мы найдем, что одни углы посвящены одним богам,

другие - другим. Так, например, поступил Филолай, посвятивший одним богам

угол треугольника, другим - (угол) четырехугольника и иные (углы) иным

(богам), и приписавший один и тот же (угол) нескольким богам, и одному и

тому же богу несколько углов соответственно различным силам, (находящимся)

в нем"40.

Здесь нетрудно увидеть единство, в каком для сознания пифагорейцев

выступали соотношения чисел и связь божественных сил и природных стихий.

Итак, декада содержит в себе все виды числовых отношений, а эти

отношения лежат в основе как природных процессов, так и жизни человеческой

души. Числовые отношения составляют самую сущность природы, и именно в этом

смысле пифагорейцы говорят, что "все есть число". Поэтому познание природы

возможно только через познание числа и числовых отношений. Платон ограничил

значение числа, полагая, что последнее не само выражает сущность всего

существующего, а есть лишь путь к постижению этой сущности. Число, как мы

дальше увидим, Платон помещает как бы посредине между чувственным миром и

миром истинно сущего. Аристотель подверг критике пифагорейский тезис "все

есть число" с другой позиции, чем Платон. Если для пифагорейцев математика

лежит в фундаменте всякого знания о природе, то Аристотель в корне

переосмысливает соотношение математики и физики, создавая направление

научного исследования ("научную программу"), в корне отличное от

пифагорейского.

В декаде, по убеждению пифагорейцев, не только содержатся все возможные

отношения чисел, но она являет также природу числа как единства предела и

беспредельного. Декада - это "предел" числа, ибо, перешагнув этот предел,

число вновь возвращается к единице. Но поскольку можно все время выходить

за пределы декады, поскольку она не кладет конца счету, то в ней

присутствует и беспредельное. В этом отношении декада есть как бы модель

всякого числа, числа вообще. Как мы уже отмечали, декада пифагорейцев

предстает также как священная четверица, которая, по преданию, была клятвой

пифагорейцев.

Таким образом, в астрономии, музыке, геометрии и арифметике пифагорейцы

увидели общие числовые пропорции, гармонические соотношения, познание

которых, согласно им, и есть познание сущности и устройства мироздания. Из

отрывков, которые древние свидетельства приписывают Филолаю, мы видим, что

пифагорейцы уже в V в. до н.э. размышляли над вопросом о возможности

познания и сформулировали положение, впоследствии ставшее кардинальным для

математического естествознания, а именно: точное знание возможно лишь на

основе математики. У Платона же мы находим изложение пифагорейского учения

о числовых пропорциях геометрических величин, а также систематизацию

различных областей математического знания, соединение их в единую систему

наук.

Аристотель сообщает следующее: "...пифагорейцы признают одно -

математическое - число, только не с отдельным бытием, но, по их словам,

чувственные сущности состоят из этого числа: ибо все небо они устраивают из

чисел, только у них это - не числа, состоящие из единиц, но

единицам они приписывают величину; а как получилась

величина у первого единого, это, по-видимому, вызывает затруднение у них".

Пространственные вещи у пифагорейцев состоят из чисел. А это, в свою

очередь, возможно в том случае, если, как и подчеркивает Аристотель, числа

имеют некоторую величину, так что могут мыслиться занимающими пространство.

И не в том смысле, что то или иное число можно изобразить в качестве

геометрической фигуры - как, например, 4 - это площадь квадрата со

стороной, равной 2, а именно в том смысле, что само число, как единица,

двойка, тройка и т.д., пространственно, а значит, тело состоит,

складывается из чисел.

Но в таком случае единицы, или монады, пифагорейцев естественно

предстают как телесные единицы, и не случайно пифагореец Экфант, по

сообщению Аэтия, "первый объявил пифагорейские монады телесными".

При этом единицы, или монады, должны быть неделимыми - это их важнейший

атрибут, без которого они не могли бы быть первыми началами всего сущего.

То, что пифагорейцы действительно мыслили числа как неделимые единицы, из

которых составлены тела, можно заключить из следующей полемики с ними

Аристотеля: "То, что они не приписывают числу отдельного существования,

устраняет много невозможных последствий; но что тела у них составлены из

чисел и что число здесь математическое, это - вещь невозможная. Ведь и

говорить о неделимых величинах неправильно, и если бы это было

допустимо в какой угодно степени, во всяком случае единицы величины не

имеют, а с другой стороны, как возможно, чтобы пространственная величина

слагалась из неделимых частей? Но арифметическое число во всяком случае

состоит из единиц; между тем они говорят, что числа - это

вещи; по крайней мере, математические положения они прилагают к телам, как

будто тела состоят из этих чисел". В пифагорейском понимании числа, таким

образом, оказываются связанными два момента: неотделенность чисел от вещей

и соответственно составленность вещей из неделимых единиц – чисел.

Связь математики и философии так же видна в рассуждениях Канта об

априорности восприятия пространства и времени.

Кант пересматривает прежнее представление о человеческой

чувственности, согласно которому чувственность лишь доставляет нам

многообразие ощущений, в то время как принцип единства ис-ходит из понятий

разума.

Многообразие ощущений, говорит Кант, действительно дает нам

чувственное восприятие; ощущение – это содержание, материя чувственности.

Но помимо того наша чувственость имеет свои до-опытные, априорные формы, в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5