соотносить виртуальное с каким-то конкретным полем возможного? Однако эту
ситуацию не следует драматизировать. Ведь случай по своему смыслу так же
радикально отличается от простой логической возможности, как и виртуальное
событие. Возможные миры тоже не принадлежат одному логическому полю
возможного, то есть не являются, строго говоря, логически возможными. И тем
не менее соотнесение случайного и логически возможного не просто
продуктивно в чисто научном отношении, но и ничем не грешит против
требований разума. Ведь на самом деле радикальное различие между
случайностью и возможностью не только не смазывается, но, может быть,
только впервые обозначается при том способе их соотнесения, который дает
классическая механика. Различие между формализмом и физическим смыслом само
радикально. Поэтому нет никаких оснований запрещать и соотнесение
возможного с виртуальным.
2. Одним из поводов для выхода синергетики за рамки классической
методологии является желание придать классической случайности не только
гносеологический, но и онтологический статус. Рассмотрим еще раз пример с
бросанием камня. Чтобы говорить о законе движения летящего камня нужно, на
самом деле, бросить не один, а много камней (воспроизводимость
эксперимента). Чем меньше отличаются начальные условия бросаемых камней
(место, откуда мы их бросаем, и вектор начальной скорости, которую мы им
придаем), тем ближе друг к другу эти камни падают.
Это и позволяет оперативно использовать такие абстракции как “реальная
величина” и “абсолютно точное измерение”: можно считать, что брошенный
камень имеет некоторые независимые от процедуры измерения начальные
характеристики X0 и V0, которые при подстановке в соответствующее
уравнение, являющееся выражением закона движения этого камня, позволяют
вычислить координату X1 падения камня. То, что при этом вычисленное место
падения камня отличается от реально измеренного, мы объясним погрешностями
измерения, погрешностями вычислений и, возможно, наличием неучтенных
факторов. Главное, что при уписанной ситуации можно считать, что все более
точные измерения имеют “реальную величину” в качестве предела результатов
измерений, и отождествлять эту реальную величину с той математической
величиной, которая подставляется в уравнение движения. Рассмотрим теперь
очень простой пример [19]: твердый шар падает на острие иглы, закрепленной
вертикально на поверхности стола.
Никакое увеличение точности измерения начального положения шарика не
только не позволяет точно предсказать в какую сторону от иглы отскочет шар,
но и не повышает достоверность того или иного предположения, сделанного по
этому поводу. В данном случае мы не только не можем измерить “реальное
положение” шара точно, но и не можем к нему приблизиться настолько, чтобы
это имело для решаемой задачи какое-то значение. Ситуация оказывается не
такой безвыходной в том случае, когда реальная система совершает большое
количество выборов подобного рода, так что в ней действительно реализуются
все или почти все возможности. При большой количестве повторных испытаний
мы, пользуясь соображениями симметрии, можем сказать, что справа и слева от
иглы упадет приблизительно однинаковое количество шаров. При таком подходе
точное “реальное положение” отдельного шара оказывается чисто
метафизическим понятием, не имеющим никакого операционального смысла. Но
оно во всяком случае здесь операционально и не мешает: можно верить в то,
что точное “реальное положение” существует, просто для того, чтобы
сохранить единство принципов с детерминистическим описанием. Однако
предположим ситуацию, когда падающий на иглу шар является элементом сложной
системы, состояние которой существенно зависит от того, падает ли шар слева
или справа от иглы. В этом случае говорят, что система испытывает
“бифуркацию”, то есть из двух возможных, качественно различных путей
развития, избирает один. Многочисленные примеры такого рода можно найти в
каждой книге по синергетике. С точки зрения детерминизма каждый из исходов
- при котором шар падает слева и при котором шар падает справа от иглы -
случаен только постольку, поскольку мы не знаем в точности начальных
характеристик системы. Но, как мы уже говорили, увеличение точности
измерения начальных условий в данном случае не приводит к более
достоверному предсказанию ее последующего состояния. Поэтому кажется
естественным считать падение шара слева или справа от иглы случайным в том
же смысле, в котором случайной является траектория (мировая линия) всякого
тела. Упал ли шар справа или слева (и, соответственно, находится ли система
в первом или втором состоянии), кажется естественным считать такого же рода
фактом, как, например, то, что Луна движется по своей орбите в ту сторону,
в которую она движется, а не в противоположную. Отсюда и возникает идея
“дать в мире место случайности”.
Однако, на самом деле, в мире случайности места нет, поскольку
случайны миры, а не вещи мира. Мир, в котором Луна движется в
противоположную сторону - это другой мир. Разумеется, мы можем рассмотреть
возможность того, что шар упал не с той стороны, с какой он в
действительности упал, но если эта возможность остается в том же самом
мире, она не будет случайной. Если не конституировать внешнего наблюдателя
и связанного с ним пучка возможных миров, о паре возможных исходов бросания
шара (падение слева и справа от иглы) нужно говорить как о серии
виртуальных событий, из которых одно оказывается неизбежным, а не
детерминированным. Таким образом, “внесение в мир случайности” и “внесение
в мир наблюдателя” оказываются по существу тесно связанными. Внешний
наблюдатель и связанный с ним пучок возможных, а точнее, случайных миров
образуют единое целое. “Внести” и то и другое в мир (сохранив при этом
реальность мира и не превратив его в чисто логический мир) можно только
радикально переосмыслив сами понятия мира и случайного. Никакого цельного
мира, “закругленного” внешней позицией наблюдателя при этом не остается,
его место занимает серия неизбежных событий. Место пучка возможных миров
занимает поле виртуальных событий, не имеющее в отличие от пучка случайных
миров единого центра. Место наблюдателя занимает, как мы уже сказали, агент
или актер, сам являющийся участником событий. Место исчисления случайного и
детерминированного занимает исчисление виртуального и неизбежного. Таким
образом, “включение в мир случайного” нужно понимать только как неточную
метафору.
3. Поскольку наблюдатель помещается внутрь мира, он становится уже не
только наблюдателем, но и действующим лицом мира. Научный эксперимент и
наблюдение становятся при этом не безразличными для действительного
положения вещей, они сами оказываются событиями мира. Хотя термин
“синергетика” был введен Хакеном для обозначения феномена согласованного
действия элементов сложной системы без управляющего воздействия извне, он
может быть оправдан и в более широком смысле - как обозначающий
взаимодействие природы и человека. Наука нового времени в лице Бэкона [20]
пытается преодолеть античный разрыв между наукой и техникой, когда наука
понимается как совершенно самодостаточное дело, а ее возможные технические
приложения как артефакт, не имеющей к самой науке никакого отношения. Наука
нового времени заранее предполагает технические воплощения, ставит себе
целью “подчинение природы”. Однако логика этого подчинения строится во
многом по античному образцу: сначала нужно выяснить законы природы,
превратить их в собственные возможности, а затем пользоваться этими
возможностями по своему усмотрению, то есть подчиняя свои действия
моральным необходимостям (законам свободы), не имеющим ничего общего с
законами природы [21]. Синергетика в этом смысле делает следующий шаг. То,
что она может предложить - это не объективное описание мира, а проекты
действий.
Эти проекты не могут быть также рецептами или алгоритмами, которые
вырабатывают “прикладные” науки, используя результаты, полученные в
детерминистской “фундаментальной” науке. Детерминистский рецепт
характеризуется, с одной стороны, своей надежностью, а, с другой стороны,
тем, что его можно вовсе не применять. Применять или не применять некоторый
рецепт в данной ситуации является вопросом практической морали, законы
которой, как мы уже сказали, не имеют ничего общего с теми законами
природы, на основе которых этот рецепт разработан. Во-первых, пользуясь
метафорой случайного, можно сказать, что синергетические проекты являются
ненадежными, потому что не исключают случайности. Во-вторых, если
наблюдение и эксперимент оказываются одним из способов взаимодействия
человека с вещами, то намерение и волю человека к осуществлению некоторого
действия уже нельзя противопоставить получаемому посредством наблюдения и
эксперимента знанию. (Можно сказать, что здесь вступает в игру “воля к
знанию” [22]). Различие между практическим и теоретическим в синергетике
сохраняется, поскольку не одно и то же создать проект “на бумаге” и
реализовать этот проект. Однако это различие скорее аналогично различию
теоретической и экспирементальной деятельности внутри самой науки, чем
различию теоретического и практического в кантовском смысле слова. И в то
же время, реализация проекта в отличие от постановки эксперимента не
является этически нейтральной и в рамках детерминистской этики должна быть
интерпретирована как моральный поступок. Пространство теоретических
проектов это среда виртуальных событий, проецированная на поле логических и
математических возможностей. Реализовать теоретический проект значит
осуществить неизбежное. Это, разумеется, имеет не менее важные следствия
для этики, чем для эпистемологии.
Заключение
Достижения техники и сложившаяся причинно - механистическая картина,
давали основание считать, что все подчинено законам механики. Стремление к
однозначному определению событий в их развитии от начального состояния до
конечного, являлось лишь практическим мотивом современного человека,
стремящегося к господству над природой. Вследствие направленности нашего
жизненного процесса мы можем овладеть (желать овладеть) природой лишь
настолько глубоко, насколько она определяет это в ходе своего развития с
помощью непосредственно практически уловимой cause efficient. И пока ее
нет, мы должны только ждать, что произойдет. По преимуществу
механистическое истолкование причинности в сфере неорганического точно так
же антропоморфно, как и по преимуществу, телеологическое толкование
жизненного процесса. Хотя назначение человека может быть выше назначения
других конечных вещей, тем не менее, каждая вещь имеет свое назначение,
свое лицо. Только абсолютное и онтологическое толкование природы
сторонниками (формально) механистического взгляда выделяло, удаляло, даже
вырывало человека из природы настолько, что он, как опьяненный начинал
колебаться между материализмом, который низводил его до зверя, и таким же
комичным спиритуализмом, который лишал его всякого родства с природой. Уже
для Декарта "человеческие души, в сущности, наделенные душой точки, которые
спустились из чисто механической вселенной, "с верху", от Бога, как по
канату". Существует ли более гротескное, более противоестественное
представление? Человек в причинно-механической картине мира играет роль
колесика в мировом "приводе". Он, в сущности, безответственен. Механицизм
уступил место возникшим в начале 20 в. новым течениям, которые получили
признания не только со стороны философии, но и со стороны естественных
наук.
Приведя короткие формулы для детерминизма и синергетики, которые,
возможно наиболее хорошо отражают как различие, так и аналогию между ними:
Формула детерминизма:
пусть случится то, что предопределено (Богом или человеком).
Формула синергетики:
пусть сбудется то, что неизбежно.
видим, из их сравнения, что синергетическая неизбежность не может быть чем-
то вроде природной необходимости, выводящей человека за рамки этической
проблемы. Понимание неизбежности как природной необходимости или
детерминированности является следствием неправильного понимания
пространства бифуркации как пространства случайных фактов, тогда как на
самом деле это пространство виртуальных событий. Впрочем, по-видимому,
неизбежность действительно исключает или, во всяком случае, сильно изменяет
понятие моральной ответственности, специфичное для детерминистской этики.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Беркли Дж. Сочинения. - М.: Мысль, 1978.
2. Вайцзеккер К.Ф. Физика и философия // Вопросы философии, 1993, №
1.
3. Кант И. Сочинения. - М.: Мысль, 1966, т.3.
4. Карпенко А.С. Логика, детерминизм и феномен прошлого // Вопросы
философии, 1995, № 1.
5. Кестлер А. Дух в машине // Вопросы философии, 1993, № 10.
6. Клайн М. Математика. Поиск истины. - М.: Мир, 1988.
7. Лейзер Д. Создавая картину Вселенной. - М.: Мир, 1988.
8. Лолаев Т.П. О "механизме" течения времени // Вопросы философии,
1996, № 1.
9. Лукасевич Я. О детерминизме // Вопросы философии, 1995, № 5.
10. Ньютон И. Оптика, или трактат об отражениях, преломлениях,
изгибаниях и цветах света. М.: Гостехтеоретиздат, 1954.
11. Хоффман Д. Корни теории относительности. - М.: Мир, 1988.
12. Хоффман Д.. Эрвин Шредингер. - М.: Мир, 1987.
13. Чайкрвский Ю.В. Степени случайности и эволюция // Вопросы
философии, 1996, № 9.
14. Юм Д. Сочинения. - М.: Мысль, 1965.
15. Лаплас Опыт философии теории вероятности. - М., 1908.
16. Deleuze Difference et Repetition, перевод, 1978.
17. Kripke Naming and Neccesity, перевод, 1982.
18. Хакен Г. Синергетика, - М., 1980.
19. Хакен Г. Информация и самооргранизация, - М., 1985.
20. Бэкон Ф. Новый органон // Антология мировой философии. Т. М.,
1970.
21. Кант И. Критика практического разума, - Вильнюс, Минтис, 1987.
22. Foucault, La volonte de savoir, перевод, 1983.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
