хореографии сосуществования»,— подчеркивают они полифоничность феномена

жизни и познания.

В разных гуманитарных науках в начале XX в. возникло тяготение к идеям

эволюции. Мы уже говорили об учении о фонетической эволюции

Е.Д. Поливанова, об идеях Ю.Н. Тынянова, развитых в статье «О литературной

эволюции». Можно напомнить и о разделении культур на традиционалистские,

для которых характерна консервирующая разных гуманитарных науках в начале

XX в. возникло тяготение к идеям эволюции. Мы уже говорили об учении о

фонетической эволюции

Е.Д. Поливанова, об идеях Ю.Н. Тынянова, развитых в статье «О

литературной эволюции». Можно напомнить и о разделении культур на

традиционалистские, для которых характерна консервирующая или инерционная

установка на воспроизведение существующих образцов, и на новационные,

которым присуща установка на будущее, вбирание своей истории в качестве

действенного фактора развития. Ю.М. Лотман обратил внимание на то, что

«эволюция факторов культуры сложно сочетает в себе повторяющиеся

(обратимые) процессы и процессы необратимые, имеющие исторический, т.е.

временной характер»2. Необратимость эволюции культуры он связывает с ролью

случайных факторов в истории культуры, что обнаруживается уже в переходе от

потенциальной возможности к тексту как ее реализации, в возможности

разнообразных интерпретаций текста, во внутренней его диалогичности, в роли

текстов как «пусковых устройств», ускорителей (катализаторов) или

замедлителей динамических процессов культуры.

Интересный и перспективный вариант интерпретации истории культуры и

построения теории культуры на основе эволюционизма был предложен М.К.

Петровым. Исходным для него была идея социальной наследственности,

преемственного воспроизведения в смене краткоживущих поколений определенных

характеристик, навыков, умений, ориентиров, установок, ролей, ролевых

наборов, институтов и то, что существуют особые средства и механизмы

социальной наследственности. Основная посылка М.К. Петрова — разрыв между

биологическими и социальными процессами: «Там, где начинается культурный

тип, начинается область действия какого-то другого, а именно социального

кода»3. У него социальным геном, ответственным за социальную

наследственность, является знак, а знаковая реалия культуры представлена в

социокоде. Общение представлено в коммуникации, трансляции и трансмутации,

т.е. в порождении нового. Культура и есть социальная наследственность в

форме общения. В истории культуры Петров выделяет три типа кодирования

(лично-именной, профессионально-именной и обобщенно-понятийный). Даже не

принимая отстаиваемого М.К. Петровым разрыва между биологическими и

культурными механизмами наследственности, необходимо отметить, что он

впервые обратил внимание на многообразие кодов культуры. Если же учесть

многообразие дисциплинарных языков науки, языков искусства и литературы

(устной и письменной), языков техники и средств массовой коммуникации, то

будет осознана вся сложность реализации задачи выявления коэволюции

органических и культурных процессов. Выполнение этой за дачи предполагает

осознание коэволюции идей, развитых в различных науках (естественных,

социальных и гуманитарных), коэволюции стилей искусства, их сопряжение с

идеями науки и, наконец, анализ коэволюции социальности и ментальности во

всей ее сложности. Вся эта огромная по объему и сложности работа — лишь

предверие для осмысления коэволюции органических и культурных процессов. До

осуществления этой задачи еще далеко. Но можно с уверенностью сказать, что

идея коэволюции станет в XXI веке парадигмой не только биологии, но и

социальных, и гуманитарных наук, поскольку она задает новый вектор в

изучении взаимодействия человека и природы, исследовании бытия человека в

мире. Залогом этого являются не только тенденции в эволюционной биологии,

но и ряд попыток к осознанию взаимодействия двух эволюирующих процессов,

уже предпринятых в социальных науках. Если на первых порах обращение

историков к генетике было весьма наивным, прямолинейным и далеким от

осознания всей сложности взаимодействия органической и социокультурной

эволюции, то в последние десятилетия эта сложность осознается и

осуществляется интенсивный поиск механизмов этой коэволюции. В исторической

науке возник подход, основанный на идее экологического вызова и ответа со

стороны человека на вызов природы. В этом смысл философии истории А.

Тойнби, которая обращает внимание на разнообразие человеческих обществ и

связей между ними, видит в природном (экологическом) вызове один из

важнейших факторов и генезиса, и роста, и гибели цивилизаций. Еще одна

концепция — концепция Л.Н. Гумилева, который выделил в истории такие

природно-географические единицы, как этнос, сопряженный с определенным

ландшафтом и выражаемый в иерархической соподчиненности субэтнических

групп, в пассионарности, в акматической фазе, в пассионарных надломах, в

инерционной фазе цивилизации, разру шающей экосистему и приводящей к ее

гибели. В философскоисторичсских концепциях А. Тойнби предметом

исследования стали коэволюция природных и социальных систем, а у Л.Н.

Гумилева — коэволюция природных и этнических общностей.

Идея коэволюции в эволюционной биологии.

Достойно удивления, как стремительно биология XX в. перешла от понятия

«вид» к понятиям «популяция», «биоценоз», «биогеоценоз», «экосистема» и,

наконец, «биосфера». При таких темпах возникает опасность поспешности,

когда желаемое выдается за действительное и вместо кропотливой работы по

выявлению и формулированию новых нерешенных проблем совершается канонизация

идей и концепций, открывающих новые области знания. Так случилось с

теоретическим каркасом биосферных наук, заложенным творчеством В.И.

Вернадского. Когда постоянно говорится о «концепции биосферы и ноосферы»

В.И. Вернадского, то предполагается, что эти понятия очевидны для всех. При

этом не замечается неоднозначности их понимания в различных текстах самим

Вернадским. Это принципиальный вопрос, а не спор о словах. Мы не разберемся

ни в «концепции биосферы», ни в роли биологического эволюционизма, если не

будем уточнять всякий раз, в каком именно срезе знания о биосфере мы ведем

обсуждение. Попробуем реконструировать логику Вернадского. Постоянно

подчеркивая, что его позиция — это позиция натуралиста, он говорил о

биосфере как о «естественном теле», как о «монолите», вбирающем в себя всю

совокупность живого вещества планеты. Очевидно, что и человек, как живое

существо, включен в биосферу, понимаемую в качестве природно-биологического

образования. В таком случае антропогенные факторы эволюции биосферы

становятся в один ряд с другими природными параметрами. Вместе с тем

Вернадский считал, что важнейшее для него понятие «естественное тело»

меняет свое содержание в зависимости от контекста, от используемого

подхода. В этом отношении чрезвычайно существенно, что «начало» ноосферы

отсчитывается с того, условно говоря, момента, когда появился разум: «С

появлением на нашей планете одаренного разумом живого существа,— писал

Вернадский,— планета переходит в новую стадию своей истории. Биосфера

переходит в ноосферу».

Но ведь это уже другое понятие биосферы. Если прежде, говоря о ней как о

«естественном теле», мы были вправе называть ее «монолитом», то теперь это

— двухкомпонентная система, объединенная процессом коэволюции природы и

общества. Выражение «человек и биосфера» в данном случае некорректно,

поскольку биосфера и есть единство человека и природы. Не может же это

единство вновь соотноситься с одной из своих частей.

Существует еще и третье понимание биосферы как всего живого, исключая

человека. Весь внечеловеческий «биос» выступает в виде среды обитания

человека. Именно такое понятие широко употребляется в социальной экологии,

хотя при этом прослеживается и воздействие антропогенных факторов на

состояние среды обитания. Отождествляя биосферу со средой обитания, мы

вправе формулировать проблему «человек и биосфера». Итак, то или иное

содержание понятия «биосфера» скорректировано с определенным контекстом. В

первом случае это — естественно-научное знание, тогда как во втором, где

человек выступает не просто как живое, но и как социальное существо,

наделенной разумом, творчеством, целеполаганием, контекстом может быть

некое интеллектуальное образование, стремящееся к воссоединению

разнокачественного знания о природе и об обществе. Такого воссоединения

естественных и гуманитарных наук еще не достигнуто. Да пока и не ясно,

возможно ли оно вообще.

Смешение различных контекстов, различных подходов было присуще и самому

Вернадскому. Именно этим можно объяснить такое противоречие: с одной

стороны, им отрицалась способность биосферы к эволюции, а с другой — она,

безусловно, признавалась, коли, став ноосферой — включив в себя

цивилизацию, биосфера, особенно в ХХв., открывает новую эру существования

человечества, эру гармонии человека и природы. В этих противоречивых

суждениях присутствует апелляция то к биомассе биосферы, то к

«геологической силе науки», т.е. совершается подмена одного понимания

биосферы («естественное тело») другим (единство природы и цивилизации,

коэволюция).

Нельзя оставить без внимания в этом плане и так называемые «законы

биосферы», которые некритично восприняты современными авторами. Два

основных биогеохимических принципа существования биосферы, сформулированные

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6