из возможных в геометрии методов. Когда Декарт ввел координаты в геометрию,

снова вернув тем самым арифметике верховенство, он сделал предположение,

что разрешение проблемы несоизмеримости вполне возможно, хотя в его время

такое решение еще не было найдено.

Влияние геометрии на философию и научный метод было глубоким. Геометрия в

таком виде, в каком она установилась у греков, отправляется от аксиом,

которые являются самоочевидными (или полагаются таковыми), и через

дедуктивные рассуждения приходит к теоремам, которые весьма далеки от

самоочевидности. При этом утверждают, что аксиомы и теоремы являются

истинными применительно к действительному пространству, которое является

чем-то данным в опыте. Поэтому кажется возможным, используя дедукцию,

совершать открытия, относящиеся к действительному миру, исходя из того, что

является самоочевидным. Подобная точка зрения оказала влияние как на

Платона и Канта, так и на многих других философов, стоявших между ними.

Когда Декларация независимости говорит: "Мы утверждаем, что эти истины

самоочевидны", - она следует образцу Евклида. Распространенная в XVIII

веке, доктрина о естественных правах человека является поиском евклидовых

аксиом в области политики (31).

Форма ньютоновского произведения "Начала", несмотря на его общепризнанный

эмпирический материал, целиком определяется влиянием Евклида. Теология в

своих наиболее точных схоластических формах обязана своим стилем тому же

источнику. Личная религия ведет свое начало от экстаза, теология - из

математики; и то и другое можно найти у Пифагора.

Я полагаю, что математика является главным источником веры в вечную и

точную истину, как и в сверхчувственный интеллигибельный мир. Геометрия

имеет дело с точными окружностями, но ни один чувственный объект не

является точно круглым; и как бы мы тщательно ни применяли наш циркуль,

окружности всегда будут до некоторой степени несовершенными и

неправильными. Это наталкивает на предположение, что всякое точное

размышление имеет дело с идеалом, противостоящим чувственным объектам.

Естественно сделать еще один шаг вперед и доказывать, что мысль благороднее

чувства, а объекты мысли более реальны, чем объекты чувственного

восприятия. Мистические доктрины по поводу соотношения времени и вечности

также получают поддержку от чистой математики, ибо математические объекты,

например числа (если они вообще реальны), являются вечными и вневременными.

А подобные вечные объекты могут в свою очередь быть истолкованы как мысли

Бога. Отсюда платоновская доктрина, согласно которой Бог является

геометром, а также представление сэра Джеймса Джинса о том, что Бог

предается арифметическим занятиям. Со времени Пифагора, а особенно Платона,

рационалистическая религия, являющаяся противоположностью религии

откровения, находилась под полным влиянием математики и математического

метода.

Начавшееся с Пифагора сочетание математики и теологии характерно для

религиозной философии Греции, средневековья и Нового времени вплоть до

Канта. До Пифагора орфизм был аналогичен азиатским мистическим религиям. Но

для Платона, св. Августина, Фомы Аквинского, Декарта, Спинозы и Канта

характерно тесное сочетание религии и рассуждения, морального вдохновения и

логического восхищения тем, что является вневременным, - сочетание, которое

начинается с Пифагора и которое отличает интеллектуализированную теологию

Европы от более откровенного мистицизма Азии. Только в самое последнее

время стало возможным ясно сказать, в чем состояла ошибка Пифагора. И я не

знаю другого человека, который был бы столь влиятельным в области мышления,

как Пифагор. Я говорю так потому, что кажущееся платонизмом оказывается при

ближайшем анализе в сущности пифагореизмом. С Пифагора начинается вся

концепция вечного мира, доступного интеллекту и недоступного чувствам. Если

бы не он, то христиане не учили бы о Христе как о Слове; если бы не он,

теологи не искали бы логических доказательств бытия Бога и бессмертия. У

Пифагора все это дано еще в скрытой форме. Как это стало явным, будет

показано в дальнейшем.

Глава IV. ГЕРАКЛИТ

В настоящее время имеют распространение две противоположные точки зрения на

греков. Сторонники одной точки зрения - практически общепризнанной со

времен Возрождения и вплоть до наших дней - смотрят на греков почти с

суеверной почтительностью, как на изобретателей всего того, что имеется

наилучшего, как на людей сверхчеловеческой гениальности, сравняться с

которыми современные люди не могут и надеяться. Приверженцы другой точки

зрения, вдохновленные торжеством науки и оптимистической верой в прогресс,

считают авторитет древних кошмаром и утверждают, что теперь лучше всего

предать забвению большую часть их вклада в человеческую мысль. Я сам не

могу принять ни одной из этих крайних точек зрения. Я должен сказать, что

каждая из них частично правильна, а частично ложна. Прежде чем входить в

какие-либо подробности, я попытаюсь рассказать, какого рода мудрости мы

можем еще научиться при рассмотрении греческой мысли.

Что касается природы и строения мира, то возможны самые различные гипотезы.

Прогресс в метафизике, поскольку он имел место, состоял в постепенном

усовершенствовании всех этих гипотез, в развитии того, что в них

подразумевалось, и в их переработке для опровержения возражений,

выдвигаемых приверженцами соперничающих гипотез. Научиться понимать

Вселенную в соответствии с каждой из этих систем - наслаждение для

воображения и в то же время противоядие от догматизма. Более того, даже

если ни одна из гипотез не может быть доказана, истинное значение состоит в

том, чтобы открыть тот заключенный в них" элемент, который делает каждую из

них логически последовательной в себе и согласующейся с известными фактами.

Так вот, почти все гипотезы, господствующие в современной философии,

первоначально были выдвинуты греками. Их богатая воображением

изобретательность в абстрактных вопросах едва ли может быть переоценена. Во

всем, что я буду говорить о греках, я буду руководствоваться главным

образом этой точкой зрения. Я буду считать их родоначальниками теорий,

которые при всем своем первоначально довольно младенческом характере

оказались способными к сохранению и развитию в течение более двух

тысячелетий.

Греки сделали, правда, кое-что еще, что оказалось имеющим поистине наиболее

устойчивую ценность для абстрактной мысли: они открыли математику и

искусство дедуктивного рассуждения. В частности, геометрия - специфически

греческое изобретение, и без нее современная наука была бы невозможна. Но в

связи с математикой выявляется односторонность греческого гения: он

размышляет дедуктивно исходя из того, что кажется самоочевидным, а не

индуктивно, сообразуясь с предметом наблюдения. Изумительные успехи греков

в использовании этого метода ввели в заблуждение не только древний мир но

также и большую часть современного мира. Лишь весьма медленно научный

метод, стремящийся индуктивно выводить принципы из наблюдений над

отдельными фактами, вытеснил эллинскую веру в дедукцию из лучезарных

аксиом, извлекаемых из ума философа. Поэтому, не говоря уже о других

причинах, ошибочно относиться к грекам с суеверным почитанием. Научный

метод, несмотря на то, что гонки были первыми, среди которых, хотя и у

немногих, был намек на него, в целом чужд складу их ума, и попытка

прославлять греков, умаляя интеллектуальный прогресс последних четырех

столетий, оказывает тормозящее действие на развитие современной мысли.

Однако существует довод и более общего характера против слепого преклонения

перед греками или кем бы то ни было еще. Правильное отношение к изучению

того или иного философа состоит не в том, чтобы почитать или презирать его,

но прежде всего в некоторого рода предрасположенности, дающей возможность

понять, что именно склоняет к тому, чтобы верить в его теории и только

потом следует оживлять критическое отношение, которое должно напоминать,

насколько это возможно, состояние ума той личности, которая отбрасывает

мнения, отстаиваемые ею прежде. Презрение мешает первой части этого

процесса, преклонение - второй. Следует при этом учитывать две вещи: надо

помнить, что человек, чьи взгляды и теории заслуживают изучения, должен, по-

видимому, обладав определенным умом но надо также иметь в виду, что ни один

человек не достигал, вероятно, полной и окончательной истины по какому бы

то ни было вопросу. Когда умный человек выражает совершенно абсурдный с

нашей точки зрения взгляд, мы не должны пытаться доказывать, что этот

взгляд тем не менее является правильным, но нам следует попытаться понять,

каким образом этот взгляд когда-то казался правильным. Это упражнение

исторического и психологического воображения одновременно и расширяет сферу

нашего мышления и помогает нам понять, насколько глупыми многие из лелеемых

нами предрассудков покажутся веку, обладающему другим складом ума.

Между Пифагором и Гераклитом, с которым мы будем иметь дело в этой главе,

находится другой, менее значительный философ, а именно Ксенофан. Даты жизни

Ксенофана неопределенны; они могут быть определены главным образом исходя

из того обстоятельства, что он ссылается на Пифагора, а Гераклит ссылается

на него. Ксенофан по рождению иониец, но большую часть своей жизни прожил в

Южной Италии. Он полагал, что все вещи произошли из земли и воды. Что

касается богов, то Ксенофан был очень настойчив в своем свободомыслии.

Все на богов возвели Гомер с Гесиодом, что только

У людей позором считается или пороком:

Красть, прелюбы творить и друг друга обманывать [тайно],

Но люди мнят, что боги были рождены,

Их же одежду имеют, и голос, и облик [такой же].

------

Если бы руки имели быки и львы или кони,

Чтоб рисовать руками, творить изваянья, как люди,

Кони б тогда на коней, а быки на быков бы похожих -

Образы рисовали богов и тела их ваяли,

Точно такими, каков у каждого собственный облик.

Эфиопы... черными и с приплюснутыми носами,

Фракийцы - рыжими и голубоглазыми (32).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19