или в мирное время, то к имени прибавляется соответствующее прозвище или
сообразно мастерству, например: “Прекрасный Великий Живописец”, “Золотой”,
“Отличный”, “Проворный”; или же по подвигам, например: “Носатый Храбрец”,
“Хитрец”, “Великий, или Величайший Победитель”, а то и по имени
побежденного врага, вроде: “Африканский”, “Азиатский”, “Тосканский”; или
если кто победил Манфреда или Тортелия, то и называется: “Худой Манфредий”,
“Тортелий” и т. д. Даются эти прозвища высшими властями и часто
сопровождаются возложением венков, соответственно подвигу, мастерству и т.
д. под звуки музыки. Ибо золото и серебро они ценят только как материал для
посуды или для общих всем украшений.
Гостинник
Скажи, пожалуйста, а не бывает ли в их среде зависти или досады у тех,
кого не выбрали в начальники или на какую-нибудь другую должность, которой
они добивались?
Мореход
Нисколько. Ведь никто из них не терпит никакого недостатка не только в
необходимом, но даже и в утехах. На деторождение они смотрят как на
религиозное дело, направленное ко благу государства, а не отдельных лиц,
при котором необходимо подчиняться властям. И то, что мы считаем для
человека естественным иметь собственную жену, дом и детей, дабы знать и
воспитывать свое потомство, это они отвергают, говоря, что деторождение
служит для сохранения рода, как говорит святой Фома, а не отдельной
личности. Итак, производство потомства имеет в виду интересы государства, а
интересы частных лиц – лишь постольку, поскольку они являются частями
государства; и так как частные лица по большей части и дурно производят
потомство, и дурно его воспитывают, на гибель государства, то священная
обязанность наблюдения за этим, как за первой основой государственного
благосостояния, вверяется заботам должностных лиц, и ручаться за надежность
этого может только община, а не частные лица. Поэтому производители и
производительницы подбираются наилучшие по своим природным качествам,
согласно правилам философии. Платон считает, что этот подбор должен
производиться по жребию, дабы те, кому не дают красивых жен, в зависти и
гневе не взбунтовались против властей, и полагает, что тех, кто недостоин
оплодотворять наиболее красивых, надо властям хитро обманывать при
жеребьевке, так, чтобы доставались им всегда подходящие, а не те, коих они
сами хотят.
Но Соляриям нет надобности прибегать к такой хитрости, чтобы
безобразным мужчинам доставались и женщины безобразные, ибо среди них
безобразия не встречается, так как у женщин благодаря их занятиям
образуется и здоровый цвет кожи, и тело развивается, и они делаются
статными и живыми; а красота почитается у них в стройности, живости и
бодрости. Поэтому они подвергли бы смертной казни ту, которая из желания
быть красивой начала бы румянить лицо, или стала бы носить обувь на высоких
каблуках, чтобы казаться выше ростом, или длиннополое платье, чтобы скрыть
свои дубоватые ноги. Но и при всем желании ни одна не могла бы там этого
сделать: кто стал бы все это ей доставать? И они утверждают, что у нас все
эти прихоти появились из-за праздности и безделья женщин, отчего портится у
них цвет кожи, отчего они бледнеют и теряют гибкость и стройность; и потому
приходится им краситься, носить высокие каблуки и добиваться красоты не
развитием тела, а ленивой изнеженностью и таким образом вконец разрушать
естественное развитие и здоровье не только свое, но и своего потомства.
Кроме того, если кто-нибудь страстно влюбится в женщину, то влюбленные
могут и разговаривать, и шутить, и дарить друг другу венки из цветов или
листьев, и подносить стихи. Однако, если это может быть опасно для
потомства, совокупление им ни в коем случае не разрешается, кроме того
случая, что женщина беременна (чего и ждет мужчина) или же она неплодна.
Но, впрочем, любовь у них выражается скорее в дружбе, а не в пылком
любовном вожделении.
Предметы домашнего обихода и пища их мало занимают, так как всякий
получает все, что ему нужно, а представляют для них интерес лишь тогда,
когда это выдается в качестве почетной награды. А героям и героиням
раздаются от государства на празднествах во время трапезы обычно либо
красивые венки, либо вкусные блюда, либо нарядная одежда.
Хотя днем и в черте города все они носят белую одежду, по ночью и за
городом надевают красную – или шерстяную, или шелковую; черный же цвет для
к их так же отвратителен, как всякая грязь; поэтому они терпеть не могут
Японцев за их пристрастие к темному цвету.
Самым гнусным пороком считают они гордость, и надменные поступки
подвергаются жесточайшему презрению. Благодаря этому никто не считает для
себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ходить за больными и
т. д.
Всякую службу называют они учением, говоря при этом, что одинаково
почтенно ногам ходить, заду испражняться, а глазам видеть и языку говорить;
ведь по необходимости и глаза выделяют слезы, а язык – слюни, подобно
испражнениям. Поэтому каждый, на какую бы службу ни был он назначен,
исполняет ее как самую почетную. Рабов, развращающих нравы, у них нет: они
в полной мере обслуживают себя сами, и даже с избытком. Но у нас, увы, не
так; в Неаполе семьдесят тысяч душ населения, а трудятся из них всего какие-
нибудь десять или пятнадцать тысяч, истощаясь и погибая от непосильной и
непрерывной работы изо дня в день. Да и остальные, пребывающие в
праздности, пропадают от безделья, скупости, телесных недугов, распутства,
ростовщичества и т. д. и множество народа портят и развращают, держа его у
себя в кабале, под гнетом нищеты, низкопоклонства и делая соучастниками
собственных пороков, чем наносится ущерб общественным повинностям и
отправлению полезных обязанностей. Обработкой полей, военной службой,
искусствами и ремеслами занимаются кое-как и только немногие и с величайшим
отвращением.
Но в Городе Солнца, где обязанности, художества, труды и работы
распределяются между всеми, каждому приходится работать не больше четырех
часов в день; остальное время проводится в приятных занятиях науками,
собеседовании, чтении, рассказах, письме, прогулках, развитии умственных и
телесных способностей, и все это делается радостно. Не разрешается лишь
играть в кости, камешки, шахматы и другие сидячие игры, а играют там в мяч,
в лапту, в обруч, борются, стреляют в цель из лука, аркебузов, метают копья
и т. д.
Они утверждают, что крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми,
лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями и т. д.,
а богатство – надменными, гордыми, невеждами, изменниками, рассуждающими о
том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками и т.
д. Тогда как община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем
бедными: богатыми – потому что у них есть все, бедными – потому что у них
нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им.
И поэтому они всячески восхваляют благочестивых христиан и особенно
превозносят апостолов.
Все это, по-моему, и прекрасно и свято, но вот общность женщин – это
вопрос трудный. Святой Климент Римский, правда, говорит, что и жены,
согласно апостольским правилам, должны быть общими, и одобряет Платона и
Сократа, которые учат так же, но Глосса понимает эту общность жен в
отношении их общего всем услужения, а не общего ложа. И Тертуллиан
единомыслен с Глоссою, говоря, что у первых христиан все было общим, за
исключением жен, которые, однако, были общими в деле услужения.
Сам-то я плохо это знаю. Но я наблюдал, что у Соляриев жены общи и в
деле услужения, и в отношении ложа, однако же не всегда и не как у
животных, покрывающих первую попавшуюся самку, а лишь ради производства
потомства в должном порядке, как я уже говорил. Думаю, однако, что в этом
они, может быть, и ошибаются. Но сами-то они приводят в подтверждение себе
мнение Сократа, Катона, Платона и святого Климента, хотя, как ты говоришь,
и неправильно понятого. Говорят, что святой Августин весьма одобрял общину,
но не общность супружеского ложа, так как это ересь Николаитов. А наша
церковь частную собственность допустила не для достижения большего блага, а
во избежание большего зла. Возможно, однако, что когда-нибудь этот обычай у
них бы и вывелся, ибо в подчиненных им городах общим является только
имущество, а никак не жены, разделяющие лишь общее услужение и занятия
мастерствами. Однако Солярии приписывают подобный порядок несовершенству
других людей из-за малой осведомленности в философии. Тем не менее они
посылают узнавать обычаи других народов и всегда усвояют себе лучшие из
них. А благодаря навыку женщины приучаются и к военным и прочим занятиям.
Итак, на основании собственных моих наблюдений над ними, я соглашаюсь с
Платоном, а доводы Кайеты, и уж особенно Аристотеля, для меня
неубедительны.
Но вот что у них превосходно и достойно подражания: никакой телесный
недостаток не принуждает их к праздности, за исключением преклонного
возраста, когда, впрочем, привлекаются они к совещаниям: хромые несут
сторожевую службу, так как обладают зрением; слепые чешут руками шерсть,
щиплют пух для тюфяков и подушек; те, кто лишен и глаз и рук, служат
государству своим слухом, голосом и т. д. Наконец, ежели кто-нибудь владеет
всего одним каким-либо членом, то он работает с помощью его в деревне,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
