всяком случае, ограничить их. Удовольствие, испытываемое от процесса

познания, совершенно иного рода по сравнению с чувственным - оно есть

удовольствие в подлинном смысле, поскольку связано с абстрагированием

от частного и единичного, устремленностью к общему, взятому в чистом

виде. В противовес Платону Аристотель связывает познание с

усмотрением общего в вещах, с подробной детализацией. Такое познание

выступает источником удовольствия, которое оказывается по своей

природе тем же, что мы получаем от чувственных вещей. Нет двух

отдельных удовольствий, одно из которых интеллектуально-

созерцательное (высшее), другое - жизненно-чувственное (низшее), есть

одно удовольствие, которое в познании осуществляется через

внимательное и чуткое отношение к богатству и разнообразию мира.

Аристотель сознает, что данный тезис должен базироваться на ином

по сравнению с платоновским пониманием идеи и эйдоса вещи. В

частности, необходимо признать, что изменчивость есть свойство не

только чувственных вещей, но и эйдосов. Однако если просто

остановиться на таком признании, то это будет всего лишь шагом назад

к доплатоновской философии и весь мир снова станет бесконечной

текучестью или мертвой неподвижностью. Старигит, однако, утверждает

не просто изменчивость идеи, но говорит о том, что идея есть принцип

закономерного становления. Нужно понимать идею вещи не только

устойчиво и стабильно, но и так, чтобы она обосновывала всю

неустойчивость и текучесть вещи. Это значит, что идея есть принцип

бесконечной делимости или детализации, который у каждой вещи

(предмета изучения) свой. Чтобы познавательная детализация не уходила

в дурную бесконечность (ведь членить любую вещь на части можно до

бесконечности), следует найти закон этой детализации или

самоделимости. Но он же станет и искомым законом вещи, т.е.

исследуемого предмета. Таким образом, принцип становления оказывается

у Аристотеля универсальным, поскольку охватывает и чувственный мир

(подвижность и изменчивость которого не нуждается в специальных

доказательствах), и мир эйдосов, в котором изменчивость предстает в

качестве становления.

Познание, следовательно, есть непрерывная детализация,

обнаруживающая законы становления вещей, чем более глубоко и чем

более микроскопично исследование, осуществляемое разумом, тем большее

удовольствие оно доставляет и тем более человек приближается к

блаженному состоянию внутреннего равновесия души.

Истина как эстетически-разумное отношение к миру. Разумное

познание выступает мысленным охватом всех деталей, но уже лишенным

всякой хаотичности и суеты, т.е. того, что характерно для

неосмысленной деятельности и повседневной жизни. Но разум не оторван

от жизни по двум причинам. Во-первых, он столь же нацелен на

многообразие и изменчивость, как и чувства. Его следует рассматривать

высшей степенью по сравнению с последним только потому, что он

спокоен и уверен в себе, не столь тороплив с реакцией на

несообразности и уродства жизни. Во-вторых, разум не есть нечто

неподвижное, в отличае от чувств. Которые подвижны и изменчивы, -

именно так трактовали соотношение разумного и чувственного познания

Платон и большинство греческих мыслителей. Разум в трактовке же

Аристотеля - динамично-подвижен, деятелен. Значит, в разуме (уме)

находят свое выражение и становление, и жизнь, и наслаждение. Но ум к

тому же способен соединять в целое все сферы жизни - практичность

(рассудительность), мудрость и науку - посредством нахождения общих

принципов: “для первоприходцев существует ум”. Следовательно,

разумное познание исходит из рассмотрения мира как единства

разнообразного и призвано в качестве итога дать картину целостного и

бесконечно разнообразного мира, организованного разумного и

эстетически. Познание не есть своеобразное бегство в неподвижный мир

идей (как вольно или невольно получилось у Платона), а есть то, что

дает возможность видеть в самой изменчивости и текучести внутреннюю

красоту и разумность. Никакие видимые беспорядки и несправедливости

не могут отвратить от мира. Напротив, они стимулируют познавательный

интерес, который и дает мужество жить и переносить все невзгоды.

Философ - тот, кто в познании находит источник радостного отношения к

миру, вопреки трудностям и помехам. Истинное знание открывает

целесообразность и “умную красоту мира”.

Классификация наук.

Как истинный представитель греческой культуры, Аристотель высоко

ценит мудрость (софию), под которой понимает искусность, умение,

мастерство. Такое понимание мудрости роднит его с предшественниками

по античной философии - “любви к мудрости”. “Мудрость в искусствах, -

пишет Стагирит, - мы признаем за теми, кто безупречно точен в своем

искусстве: например, Фидия мы признаем мудрым камнерезом, а Поликлета

- мудрым ваятелем статуй, подразумевая под мудростью, конечно, не что

иное, как совершенство искусства”. Но так же как Сократа и Платона,

Аристотеля привлекают не только частные виды “мудрости”, не отдельные

умения, а “умение всех умений”, т.е. мудрость вообще: “Однако мы

уверены, что существуют некие мудрецы в общем смысле, а не в

частном...” Отправляясь именно от высокой оценки мастера и умельца в

своем деле, Аристотель вслед за своими предшественниками стремиться

найти и определить мудрость как таковую. Подлинное искусство слова

стояло у древних греков в том же ряду, что и искусство мастера, в

какой бы сфере он ни трудился. Не случайно в Древней Греции были

развиты логика и риторика, которым и сам Аристотель уделял особое

внимание. Но Стагирита к тому же привлекала и более общая задача -

вполне естественная при высокой оценке мудрости, - дойти до ее высших

пределов, обобщив достижения во всех областях знания и искусства. С

этой целью он прежде всего прибегает к классификации знаний и умений.

Аристотель разделил науки на три большие группы: теоретические

(“умозрительные”), практические (“рассудительные”) и творческие

(продуктивные). К первым он отнес философию, математику и физику, ко

вторым - этику и политику, к третьим - искусство, ремесла и

прикладные науки. Как видно, третья группа это не совсем науки в

современном понимании: это знания о том, как нечто можно “сделать”,

произвести.

Для Аристотеля они являются базовыми, отправляясь от которых

следует идти к знанию более теоретическому и общему. Нужно обратить

внимание и на то, что под практическими науками Стагирит понимает

этику и политику, т.е. то, что связано с общением людей. Основа этики

и политики - рассудительность, а практические науки - это науки о

поступках и о выборе правильной линии поведения среди людей. Для

Аристотеля практические науки - учение об одном из видов мудрости:

умении общаться с людьми, но “всякое государство представляет своего

рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо

блага... больше других и к высшему из всех благ стремиться то

общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой

все остальные общения. Это общение и называется государством или

общением политическим”. Таким образом, политика попадает в класс

практических наук, изучая наиболее важную сферу общения. Однако

человек не довольствуется ни знанием того, как нечто можно

произвести, ни того, как происходит общение и как следует общаться, -

человека интересуют и вопросы мира, души, причины именно такого, а не

иного их устройства. Причем эти вопросы можно поставить и вне их

связи с практически-нравственно-политическими и ремесленно-

продуктивными потребностями. Тогда возникают науки теоретические, или

“умозрительные”, среди которых физика (одной из частей которой

Аристотель считает психологию), математика и, наконец, наиболее

“умозрительная” из всех наук - философия.

Философия - наиболее общая из всех наук, поэтому она есть

“умение всех умений”, выраженное в форме чистого знания.

Следовательно, по отношению ко всем другим наукам она выступает как

то, что формирует наиболее общие принципы, действующие во всех

науках. Однако философия сама по себе не преследует никаких

практических и эмпирических целей, она не связана с использованием ее

знаний для удовлетворения материальных нужд. Поскольку другие науки

подчинении этим целям и нуждам, поскольку они не самоценны, зависят

от них. Умозрительность и отказ от того, чтобы быть использованной в

каких-либо лежащих за ее пределами целях, есть не недостаток, а

достоинство философии. Только так она может выразить и разрешить

глубинную потребность человека - стремление получить ответ на

“последнее почему”. В философии выражается чистая жажда знания,

страсть к истине, удерживающая от лжи. “Таким образом, - заключает

Аристотель, - все другие науки более необходимы, чем она, но лучше ее

- нет ни одной”.

Метафизика.

Термин “метафизика” не аристотелевский. Введен он скорее всего

издателем сочинений Аристотеля Андроником Родосским в I в. до н.э. В

последующей традиции этот термин стал обозначать знание о наиболее

фундаментальных основаниях бытия. Он стал приблизительным аналогом

современного слова “философия”. Аристотель же употреблял выражение

“первая философия” в отличие от второй философии, под которой он

понимал физику. Греческое слово “софия” (буквально “мудрость”)

указывает на совершенство или на мудро-невозмутимое превосходство

совершенства над несовершенством: так, например, мастер смотрит на

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6