Таким образом, Гейзенберг возражает не против взгляда, согласно которому

познание в какой-либо момент может стать исчерпывающе полным, а против

того, что наука дает нам подлинное знание существа физических процессов.

«Чем больше областей открывается физикой, химией, и астрономией, - заявляет

он, - тем прочнее мы приобретаем привычку заменять выражение «объяснение

природы» более скромным выражением «описание природы», стремясь тем самым

подчеркнуть, что этот прогресс относится не к непосредственному знанию, а к

аналитическому объяснению. С каждым великим открытием – и это особенно

хорошо можно увидеть в современной физике – уменьшаются претензии

естествоиспытателей на понимание мира в первоначальном смысле этого слова.

Мы считаем, что этот процесс заложен глубоко в самой сущности вещей или в

природе самого человеческого мышления» (1,с.27).

Итак, оказывается, «в природе самого человеческого мышления» заложено

то, что с развитием науки объяснение природы, то есть раскрытие сущности

явлений, их законов, постепенно заменяется описанием явлений,

следовательно, этот процесс совершенно неизбежен. Но вся история науки в

действительности показывает, что ум человеческий идет от незнания к знанию,

от менее полного знания ко все более полному и глубокому знанию, в котором

раскрывается необходимая связь явлений. Познанием сущности явлений, их

закона и достигается объяснение явлений, служащее основой успешной

практической деятельности людей. Именно успехи в практической деятельности

людей неоспоримо свидетельствуют о правильности научного объяснения, об

этом говорит оправдывающаяся на деле возможность предсказания сложнейших и

тончайших физических процессов, предвидения их детальных особенностей,

обязанные теоретическому объяснению явлений. Конечно, научное объяснение

никогда не может быть исчерпывающим, и с развитием науки оно постоянно

меняется, но это не значит, что объяснение рушится и заменяется описанием.

Рушится только метафизическое понимание научного объяснения природы как

сведения к каким-то конечным, неизменным, абсолютным сущностям, дальше

которых дорога научного познания закрыта и постижение которых якобы

исчерпывает познание (5,с.17).

Но вернемся к рассуждениям Гейзенберга. К каким же результатам приводит

в конце концов этот процесс мнимой замены объяснения описанием?

На первых этапах развития науки человеческое мышление оперировало с

представлениями о материальных телах, обладающих многими чувственно

воспринимаемыми свойствами–цветом, запахом, твердостью,тяжестью и т. п.

Стремление объяснить эти качества привело в атомистической теории к

представлению об атомах, как о частицах, уже не обладающих такими

чувственно вос-принимаемыми свойствами, как цвет, запах, твердость, тяжесть

и т. п. Считалось, что атомы обладают только различной формой, движением и

положением. Таким образом, по Гейзенбергу, «качественное многообразие мира

«объясняется» посредством сведения к разнообразию геометрических

конфигураций» (1,с.22). Это, по его выражению, уже не

«непосредственное», а «аналитическое» понимание природы; само слово

«объясняется» он заключает в кавычки, подчеркивая тем самым, что сами

попытки объяснять несостоятельны по существу.

Современная атомная физика, подчеркивает Гейзенберг, так же, как

античная атомистика, предполагает наличие неделимых элементарных частиц

материи – электронов, протонов, нейтронов и т. д, Однако необходимость

объяснить новые тончайшие экспериментальные данные привела к вскрытию

глубокого «внутреннего противоречия» и «непоследовательности», якобы

присущих античной атомистике. Эта «непоследовательность» состояла будто бы

в том, что атомы мыслились как некие реальные сущности, находящиеся в

пространстве. Таким образом, древняя атомистика, устраняя чувственно

воспринимаемые свойства атома, все же оставляла, заявляет Гейзенберг,за

ними одно такое свойство - "свойство занимать пространство" (1,с.49). Чтобы

осуществить программу атомистики полностью, надо было лишить атом и этого

свойства. Современное естествознание, утверждает Гейзенберг,

последовательно продолжает тенденцию к «аналитическому описанию" : устраняя

все чувственно воспринимаемые свойства атома, оно оперирует уже тем, что не

имеет никаких свойств, а представляет собой чистую математическую

символическую форму. По заявлению Гейзенберга, атом в современной физике

«не обладает никакими материальными свойствами" (1,с.31); «...современная

атомная физика в одном пункте идет значительно дальше атомистического

учения древних греков, причем это имеет существенное значение для понимания

всего ееразвития. Согласно Демокриту, атомы были лишены качеств, подобных

цвету, вкусу и т. д.; они обладали лишь свойством заполнять пространство.

Геометрические же высказывания относительно атомов рассматривались как

вполне допустимые и не требовали какого-либо дальнейшего анализа. В

современной физике атомы теряют и это последнее свойство; ониобладают

геометрическими качествами не в большей степени, чем остальными – цветом,

вкусом и т. д. Атом современной физики может быть лишь символически

представлен дифференциальным уравнением в частных производных в абстрактном

многомерном пространстве; только эксперименты наблюдателя вынуждают атом

принимать известное положение, цвет и определенное количество теплоты».

(1,с.31).

Атом, таким образом, «дематериализовался»: материя «исчезла» – остались

одни уравнения. Представляя дело так, будто «копенгагенская школа»

продолжает вековые традиции атомистического учения, Гейзенберг пытается

скрыть антинаучную сущность защищаемых им воззрений, ислользуя заслуженный

авторитет атомистики, принесшей великие научные завоевания. Но о каком

продолжении основной идеи научной атомистики может говорить «копенгагенская

школа», если научная атомистика основывается на признании объективной

реальности атомов, объективности пространства и времени, а «копенгагенская

щкола» с порога отвергает объективную реальность?

Античная атомистика всегда стремилась объяснить реальные свойства тел,

исходя из объективных, наиболее общих свойств материальных атомов;

Гейзенберг же со своими соратниками по «копенгагенской школе» пытается

представить физические явления как комбинации символических математических

форм, существующих лишь в человеческом созиании. То, что он считает

«непоследова-тельностью» античной атомистики – ее признанйе реальности

атомов и их свойств, на самом деле было основой всех ее успехов и

достижений (6,с.20).

С философской точки зрения несостоятельная попытка Гейзенберга

представить субъективистские воззрения современных «физических» идеалистов

продолжением идей научной атомистики основана на извращении действительного

соотношения общего и частного, абстрактного и конкретного. В трактовке

Гейзенберга общее - это не что-то реально присущее различным материальным

телам и существующее в частном, а произвольное создание человеческой мысли;

научная абстракция – не отражение того, что объективно имеется в самой

материальной действительности, а условный символ, служащий отметкой для

практики, средством для упорядочения опыта; в книге Гейзенберга

«Философские проблемы атомной физики» мы встречаемся с прямым

отождествлением абстрактного и символического. Таким образом, наиболее

общие свойства атомов Гейзенберг объявляет не реальными, а существующими

лишь в нашей голове. Отсюда его вывод, будто «претензии нашей науки на

познание природы в обычном смысле этого слова становились все меньше»

(1,с.33) .

Усиленно настаивая на своих утверждениях, будто современное понятие

атома имеет чисто «символический характер», будто «атомы не существуют как

простые телесные предметы» (1,с.50), но только как совокупность мысленных

математических форм, Гейзенберг непосредственно связывает свою трактовку

атомной физики с учением пифагорейцев. Он говорит о «творческой силе

математических построепий», о том, что «рациональный порядок окружающей нас

природы» имеет «свою основу в математической сущности законов природы»

(1,с.51) .

По утверждению Гейзенберга, на таком убеждении основано все

математическое естествознание, ставящее себе целью «математическое

истолкование порядка в природе», то есть отыскание того, из комбинации

каких мысленных математических форм «строятся» все явления. «Если в основе

музыкальной гармонии, – пишет Гейзенберг, – или форм изобразительного

искусства обнаруживается мятематическая структура, то рациональный порядок

окружающей нас природы должен иметь свою основу в математической

сущности законов природы. Такое убеждение впервые нашло свое выражение в

пифагорейском учении о гармонии сфер и в том, что элементам были присвоены

правильные формы" (1,с.51) . Но ученые древности, указывает Гейзенберг,

обладали ничтожным запасом пригодных для этого математических форм; это

были по преимуществу геометрические формы. К тому же они исследовали

статические формы и отношения. Вынужденный самим фактическим материалом

науки как-то принять во внимание диалектику природных явлений, Гейзенберг

подчеркивает, что такой статикой в современной науке обойтись больше

нельзя: сами эти геометрические формы и отношения уже не являются

неизменными. К каким же в таком случае «математическим формам» нужно

теперь сводить все явления? "...в окружающем нас реальном мире,– пишет

Гейзенберг,– неизменными являются не геометрические формы, а динамические

законы, определяющие возникновение и исчезновение. Гармонию пифагорейцев,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7