элементов. Можно сказать, что в данном случае мы имеем дело с двумя

модификациями одной и той же физической концепции. Представление о

радикальном различии и даже противоположности между концепциями Демокрита и

Платона возникает при философском подходе к их учениям. Необходимо, однако,

различать методологический подход в анализе научного знания и собственно

философский подход в такого рода анализе.

Гейзенберг не проводит различия между методологическим и философским

подходами, и в силу этого в его анализе научного знания возникают

неоправданные переносы полученных оценок и результатов с одного подхода на

другой. Указывая на радикальное различие между концепциями Демокрита и

Платона, он, в сущности, имеет в виду их философские учения. Но тем самым

Гейзенберг упускает из виду глубинное сходство их физических теорий,

непосредственно перенося оценки их философских концепций на оценки

принципов физических теорий.

А между тем необходимо учитывать,что методологический анализ имеет дело с

научным знанием, исследует его структуру и принципы его построения, в то

время как философский анализ направлен на значительно более широкую область

исследования. В этой области существенное значение приобрела в свое время

натурфилософия. Она интересуется сущностью мира природы и человеческого

мира, решает задачу поиска той сущностной сферы, которая определяет само

существование объектов исследуемой ею действительности.

В отождествлении двух подходов к научно-познавательным процессам

Гейзенберг следует традиционным воззрениям, в которых методология науки не

выделяется в особую область исследования, оставаясь полностью в системе

философской проблематики. Но именно такое отождествление позволяет

Гейзенбергу настолько развести две атомистические концепции античного мира,

что они предстают как совершенно несовместимые. Методологический подход,

однако, позволяет нам усмотреть, что и Демокрит и Платон решали одну и ту

же научную задачу – задачу построения теоретического знания о структуре

материи. Решая эту задачу, оба они, каждый по-своему, пришли к выводу, что

теория структуры материи может быть построена лишь при условии, если мы

найдем некоторые исходные, далее неделимые элементы.

Известно, что Демокрит говорит об атомах как об эйдосах, или как об

идеях. Идеальные тела Платона, и в особенности правильные треугольники,

являются неделимыми элементами материи, в отношении неделимости совершенно

подобными атомам Демокрита. Подчеркнем еще раз, что необходимо отличать

теорию идей Платона, имеющую философски доктринальный характер, и его

физическое учение о структуре материи. Что касается Демокрита, то

Гейзенберг отдает дань его заслугам, указывая, что атомистическое учение

античного мыслителя оказало сильнейшее воздействие на физику и химию

позднейших столетий. Однако, противопоставляя друг другу учения двух

античных мыслителей, он склонен оценивать состояние атомистической теории

ХХ века как теории, развивающейся скорее под знаком Платона,чем под знаком

Демокрита. Современная физика, полагает Гейзенберг, совершает переход от

принципов Демокрита к принципам Платона. Именно это последнее утверждение и

является прямым результатом отождествления методологического и собственно

философского подходов в анализе историко-научных и историко-философских

процессов. (6,с.13)

Основная проблема, связанная с познанием структуры материи, заключается

не в том, каковы именно те первичные элементы, которые составляют основание

мира, – идеальны они или материальны. Проблема структуры материи – это

поиски ее элементов, а затем и их связей. И заключается эта проблема прежде

всего в вопросе, делима ли материя неограниченно или имеется предел ее

делимости. Конечно, характер решения этой проблемы определенным образом

зависит от исходных философских посылок о природе элементов. Но эта

зависимость не так непосредственна, как может показаться. Современная наука

в ходе познания структуры материи действительно в значительной мере

использует математический язык. И конечно же, возникает потребность в

интерпретации математического языка, и характер такой интерпретации зависит

от определенных философских установок исследователя. Но та или иная

интерпретация не определена однозначно, критерий ее правильности может быть

найден лишь при апелляции к опыту исторического развития познания.

В истории философской мысли проблема дискретного и континуального была

осмыслена Кантом, который придал ей форму антиномии, указав тем самым на ее

глубоко диалектический характер. Обсуждая эту антиномию, Гейзенберг

стремится показать, что само противопоставление делимости и неделимости

возникает в силу неразвитости теоретико-познавательных установок. «Причина

возникновения антиномии, – пишет он, – заключается в конечном счете в нашем

ошибочном убеждении, будто мы вправе прилагать свои наглядные представления

к тому, что происходит в мире предельно малых объектов"(2,с. 171) .

Идея неделимости структурных элементов материи в определенной мере

действует и в современных физических теориях. Гейзенберг замечает, что в

современной теории тепловых явлений атомы представляются точечными, то есть

неделимыми массами. Атомы химиков делимы, но еще недавно считалось, что

электрон, протон и нейтрон, составляющие атом, являются подлинно неделимыми

частицами. Однако новые данные физики элементарных частиц призывают к

новому мышлению. Понятие «состоит из» уже не работает в новой ситуации.

Если мы продолжаем применять это понятие, то получаем ответ, что каждая

данная частица состоит из всех известных частиц. Физическое знание подошло

к границам той области, где понятие «состоит из» оказывается уже не имеющим

смысла. Антиномия делимости и неделимости тем самым получает неожиданное

разрешение.

Гейзенберг сетует, что язык, в котором понятие «состоит из» все же

сохраняет свой прежний смысл, продолжает применяться в настоящее время

некоторыми физиками. Это ведет к таким направлениям исследования, которые

могут создать в познании структуры материи еще большие трудности, привести

к неразрешимым антиномиям. Именно неспособность усвоить новый способ

мышления привела, согласно Гейзенбергу, некоторых физиков к гипотезе

кварков. Вопрос был поставлен так: из чего состоят протоны? А между тем

сама постановка вопроса имеет смысл «только тогда, когда соответствующую

частицу удается с малой затратой энергии разложить на составные части,

масса которых заведомо больше затраты энергии» (2,с. 173). В случае с

протонами ситуация совершенно иная. Гейзенберг решительно заявляет, что

люди, выдвинувшие гипотезу кварков, просто сами не принимают ее всерьез.

Анализируя развитие понятий квантовой теории, Гейзеноерг утверждает

следующее. Некоторые физики «надеются, например, что кварки, если таковые

существуют, возьмут на себя роль искомых частиц. Думаю, что это

заблуждение» (2,с. 105) .

Определенное неприятие Гейзенбергом гипотезы кварков обусловлено его

методологическими принципами и его концепцией научного знания. Он прекрасно

осознает сложность познавательных процедур и обращает внимание читателя на

то, что современная физика подошла к таким исходным элементам природного

мира, для которых все наши средства представить их в наглядных образах или

привычных понятиях не только не дают нам нового понимания, но возвращают

нас к прежним неразрешимым антиномиям.

4. Перспективы развития физики.

Гейзенберг в рамках своей концепции вполне логично видит перспективы

развития физики по пути платоновских идей, имея в виду, что элементарные

частицы современной физики представляются посредством абстрактно-

математической теории групп, теории симметрии. Согласно теоретическим

построениям современной физики, конечные элементы материального мира – это

вполне определенные математические формы, абстрактные симметрии, подобно

тому как у Платона такими далее неразложимыми элементами были

геометрические фигуры. Иначе говоря, Гейзенберг настаивает на необходимости

поисков таких математических форм, которые позволили бы объединить

многообразие частиц и различные типы взаимодействий в единую структурную

картину фундамента материи.

Прежде всего, это развитие представляется ему как совершающееся под

влиянием чисто логических побудительных причин, вроде стремления к

обобщению, поисков «математической гармонии» и даже «желания понять

взаимосвязи мира в целом, постигнуть план божественного творения» (1,с.74).

Подлинные же причины развтия науки он полностью игнорирует. С другой

стороны, в истории науки он усматривает некую общую тенденцию, выражающуюся

в том, что «почти каждый новый шаг и развитии естествознания достигается

ценой отказа от чего-либо предшествующего», в результате чего по мере

развития науки якобы «уменьшаются притязания на полное «познание» мира»

(1,с.20).

Если бы Гейзенберг имел в виду метафизические претензии на постижение

вечной, раз навсегда данной «истины в последней инстанции», исчерпывающей

все познание мира, то он был бы прав: такого «полного», раз навсегда

законченного познания не существует. Но критика Гейзенберга направлена не

на претензии исчерпать познание природы, а на возможность познания вообще.

Он отрицает то положение, что с каждым новым шагом наука все глубже и

глубже проникает в сущность вещей, расширяет и углубляет наше понимание

явлений природы. По его мнению, развитие науки ведет ко все большему и

большему уменьшению «объяснения природы» и к замене объяснения описанием.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7