людей, которые были способны сделать разного рода попытки пос-

тижения бытия, удачные и не очень. Человечество обязано им

очень многим. Однако, даже не говоря о достижениях цивилиза-

ции и прочих условиях, влияющих на степень познания человека и

вселенной, а ведя речь только о разуме человеческом, мне ка-

жется, и ,скорее всего, это чисто интуитивно, что человек да-

леко не до конца реализовал свои собственные возможности в

познании мироздания и самого себя же. На мой взгляд, должно

быть возможным более близкое приближение к истине, чем те уче-

ния, которые уже имеют место быть. Этому же может способствовать

также и современное представление о физической природе вещей и

тому подобные знания. Возможен так же и вариант, когда такое

знание уже было приобретено человечеством, но это учение либо

не дошло до наших дней, либо рефлексия его была не до конца

полной.

Зная о приверженности Монтеня идеям скептицизма, можно было

бы говорить и о некой склонности его к восприятию идей агнос-

тиков, однако это не совсем так:

"Я убеждаюсь, что философы-пирронисты не в состоянии выра-

зить свою основную мысль никакими средствами речи; им понадо-

бился бы какой-то новый язык! Наш язык сплошь состоит из со-

вершенно неприемлемых для них утвердительных предложений,

вследствие чего, когда они говорят "я сомневаюсь", их сейчас

же ловят на слове и заставляют признать, что они, по крайней

мере, уверены и знают, что сомневаются. Это побудило их искать

спасения в следующем медицинском сравнении, без которого их

способ мышления был бы необъясним: когда они произносят "я не

знаю" или "я сомневаюсь", то они говорят, что это утверждение

само себя уничтожает, подобно тому как ревень, выводя из орга-

низма дурные соки, выводит вместе с ними и самого себя.

Этот образ мыслей более правильно передается вопросительной

формой: "Что знаю я" - как гласит девиз, начертанный у меня на

коромысле весов".

Эти слова Монтень заимствовал у Сократа, часто имевшего

обыкновение говорить: "Знаю, что ничего не знаю". Таким обра-

зом, пирронизм "Опытов" представляет собой критику старого

мышления и служит способом доказательства того, что разум че-

ловека обнаруживает себя в беспредельном разнообразии своих

возможностей. Монтень не отказывается от познания мира и исти-

ны, скептицизм его не имеет абсолютного характера. Различие

теорий, мнений, их переменчивость и непостоянство говорят о

неисчерпаемости природы и мысли человека, но отнюдь не о ее

бессилии. "Нелегко установить границы нашему разуму; он любоз-

нателен, жаден и столь же мало склонен остановиться, пройдя

тысячу шагов, как и пройдя пятьдесят. Я убедился на опыте, что

то, что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в сле-

дующем".

Пирронизм французского писателя имеет определенные черты

диалектического мировоззрения. "Разве самая утонченная муд-

рость не превращается в самое явное безумие. Подобно тому, как

самая глубокая дружба порождает самую ожесточенную вражду, а

самое цветущее здоровье - смертельную болезнь, точно так же

глубокие и необыкновенные душевные волнения порождают самые

причудливые мании и помешательства; от здоровья до болезни

лишь один шаг. На поступках душевнобольных мы убеждаемся, как

непосредственно безумие порождается нашими самыми нормальными

душевными движениями".

Открытия эпохи Возрождения резко раздвинули границы челове-

ческих знаний. Для человека средних веков, воспринимавшего мир

как геоцентристскую систему, привыкшего к строгой градации

всех общественных и духовных отношений, когда предмет и явле-

ния воспринимались неподвижно и закреплялись навсегда в ка-

ком-нибудь ряду, мир вдруг раздвинулся до непостижимой беско-

нечности и неисчерпаемости: человек словно попадал из знакомой

местности, где он все знал и мог ориентироваться, в чужую, где

ему нужно было заново обнаруживать новые точки отсчета и ори-

ентиры. Возникло множество различных миров. "Твой разум с пол-

ным основанием и величайшей вероятностью доказывает тебе, что

существует множество миров... В случае же если существует мно-

жество миров, как полагали Демокрит, Эпикур и почти все фило-

софы, то откуда мы знаем, что принципы и законы нашего мира

приложимы также и к другим мирам. Эти миры, может быть, имеют

другой вид и другое устройство. Эпикур представлял их себе то

сходными между собою, то несходными. Ведь даже в нашем мире мы

наблюдаем бесконечное разнообразие и различия в зависимости от

отдаленности той или иной страны".

Скептицизм Монтеня сыграл определенную положительную роль в

отрицании писателем различных предрассудков и веры в чудеса.

Он категорически выступает против преследования "колдунов".

"Жизнь наша есть нечто слишком реальное и существенно важное,

чтобы ею можно было бы расплачиваться за какие-то сверхъес-

тественные и воображаемые события... Каким бы безупречно прав-

дивым ни казался человек, ему можно верить лишь в том, что ка-

сается дел человеческих. Во всем же, что вне его разумения,

что сверхъестественно, ему следует верить лишь в том случае,

если слова его получают и некое сверхъестественное подтвержде-

ние. Богу угодно было удостоить им некоторые наши свидетельст-

ва, но не должно опошлять его и легкомысленно распространять

на все решительно. У меня уши вянут от бесчисленных россказней

вроде следующего: такого-то человека в такой-то день трое сви-

детелей видели на востоке, трое других - на западе, в такой-то

час, в таком-то месте, одетым так-то. Разумеется, я и себе са-

мому в этом не поверил бы! Насколько естественнее и правдопо-

добней допустить, что двое из этих свидетелей лгут, чем пове-

рить, что какой-то человек мог за двенадцать часов с быстротою

ветра перенестись с востока на запад! Насколько естественнее

считать, что разум наш помутился от причуд нашего же расстро-

енного духа, чем поверить, будто один из нас в своей телесной

оболочке вылетел на метле из печной трубы по воле духа потус-

тороннего! И для чего нам, постоянным жертвам воображаемых до-

машних и житейских тревог, поддаваться обману воображения по

поводу явлений сверхъестественных и нам неведомых. Мне кажет-

ся, что вполне простительно усомниться в чуде, если во всяком

случае достоверность его можно испытать каким-либо не чудесным

способом. И я согласен со святым Августином, что относительно

вещей, которые трудно доказать и в которые опасно верить, сле-

дует предпочитать сомнение." Монтень не признает чудес, считая

что нет ничего в природе, что выходило бы за пределы ее зако-

нов. Никакой особой силы над природой нет. Я вполне согласна с

ним, ибо разного рода происходящие чудеса возможно объяснить

и нашим недостаточно полным, а скорее, совсем не полным, зна-

нием законов природы; и тем, что при допущении идеи существо-

вании иных миров возможно воздействие законов их природы на

нашу жизнь при нашем с ними соприкосновении.

8. О МЕСТЕ ЧЕЛОВЕКА В МИРОЗДАНИИ

Монтень разрушает антропоцентризм, желание человека расс-

матривать себя как центр вселенной. Он создает новую иерархию

человека в мире. Несомненно наличие у Монтеня его стихийно-ма-

териалистического убеждения в объективности независимо от всяк-

ого сознания существующих предметов и объектов. Человек,считает

он, не автономная единица в природе, живущая по сверхъестест-

венным законам, которые полагаются неким верховным существом.

Он часть природы и подчиняется естественным законам.

"Рассмотрим же человека, взятого самого по себе, без всякой

посторонней помощи, вооруженного лишь своими человеческими

средствами и лишенного божественной милости и знания, состав-

ляющих в действительности всю его славу, его силу, основу его

существа. Посмотрим. чего он стоит со всем этим великолепным,

но чисто человеческим вооружением. Пусть он покажет мне с по-

мощью своего разума, на чем покоятся те огромные преимущества

над остальными созданиями, которые он приписывает себе. Кто

уверил человека, что это изумительное движение небосвода, этот

вечный свет, льющийся из величественно вращающихся над его го-

ловой светил, этот грозный ропот безбрежного моря, - что все

это сотворено и существует столько веков только для него, для

его удобства и к его услугам! Не смешно ли, что это ничтожное

и жалкое создание, которое не в силах даже управлять собой и

предоставлено ударам всех случайностей, объявляет себя власте-

лином и владыкой вселенной, малейшей частицы которой оно даже

не в силах познать, не то что повелевать ею! На чем основано

то превосходство, которое он себе приписывает, полагая, что в

этом великом мироздании только он один способен распознать

красоту и устройство, что только он один может воздать хвалу

творцу и отдавать себе отчет в возникновении и распорядке все-

ленной! Кто для ему эту привилегию! Пусть он покажет нам гра-

моты, которыми на него возложены эти сложные и великие обязан-

ности..." Сегодня, думается, уже достаточно, к счастью, утвер-

дилось представление о человеке как о части природы, и отнюдь

не центральной. Однако психология современного человека далеко

не перестролась в соответствии с этим принципом. Приведу наг-

лядный пример, хотя таких примеров не тысяча, и не две (а осо-

бенно в стране, где людям сначала приходится думать о хлебе

насущном для собственного выживания, а потом уже о братьях

меньших). Проведенные научные исследования, по недавнему сооб-

щению средств массовой информации), доказали некоторую законо-

мерность: чем больше объем мозга животного, тем оно разумнее.

Но разве тогда не варварство, не дикость истреблять китов,

мозг которых превосходит по объему даже мозг человека, считаю-

щего себя наиболее разумным представителем фауны Земли!

"По суетности того воображения он равняет себя с богом, при-

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8