точном смысле свобода. Возможность злодейства неотделима от свободной
воли, однако возможность недеяния, воздержания от зла, — истинная печать
свободы; найти силы утвердиться в благодати, остановив зло, не дать ему
распространения, есть высшая степень свободы. Человек, в коем наиболее
полно доминирует благодать Христа, следовательно, самый свободный
человек". ("Истинная свобода есть служение Христу").
Если все, что исходит от Бога, благо, тогда откуда же зло? Августин,
как известно, переболел манихейским дуализмом; ключ к решению проблемы он
видит у Плотина. Зло не есть сущее, не есть бытие, но лишенность бытия,
его отсутствие (дефект).
Однако Августин углубляет проблему, выделяя три уровня зла:
1) метафизико-онтологический, 2) моральный, 3) физический.
1) С метафизической точки зрения зла нет в космосе, но по отношению к
Богу есть различные ступени бытия, в зависимости от конечности вещей и от
различного уровня такой ограниченности. Но даже то, что для поверхностного
взгляда представляется как "дефект", кажется злом, в целостной
универсальной оптике исчезает, сглаживаясь, в великой гармонии всеобщего.
Объявляя нечто живое порочным, или злом, мы судим о нем с точки зрения
своей выгоды или пользы, что уже ошибочно. С точки зрения целого, любая
тварь, даже самая незначительная, имеет свой резон, свой смысл бытия, а
значит нечто позитивное.
2) Моральное зло — это грех. Грех зависит от воли порочной. А откуда
исходит порочная воля? Ответ достаточно остроумен: дурная воля не имеет
своей "действующей причины", скорее, имеет "дефективную причину". Воля, по
природе своей, тяготеет и должна тяготеть к высшему Благу. Но, поскольку
существует множество конечных благ, то для водящей души всегда есть
возможность нарушить порядок небесной иерархии, предпочесть высшему благо
низшее, Богу — его создание. Таким образом, зло проистекает из факта, что
не единственное благо есть, но многие. В ошибочном выборе между ними и
заключается зло. Кроме того, моральное зло еще и в "измене Богу", в
обращении к вторичному, к творению,. В "Граде Божьем" Августин поясняет:
"Источник порочной воли... не действующий, но дефективный, это не
продуктивная сила, но отсутствие, либо нехватка продуктивности. И в самом
деле, удаление от того, что сияет на вершине бытия, чтобы прислониться к
тому, что на порядок, или более, ниже, означает порчу воли". "Дурная воля
не просто в индивидууме, и не в том, что он желает так, а не иначе, порок,
скорее, в том, что он желает иначе: вот почему праведная кара настигает не
дефекты естества, но дефекты воли. Воля становится дефектной, порочной, не
потому, что она обращена к порочным вещам, но оттого, что обращение к ним
происходит болезненным образом, т.е. вопреки естественному состоянию
вещей, вопреки Тому, Кто есть Высшее Бытие, в пользу того, что ниже.
...благо во мне — Твое действо, Твой дар; зло во мне — грех мой". Грех,
беда непоправимая, в небрежении, попрании блага безмерного, измене,
предательстве, нарушении вселенской гармонии, Творцом ниспосланной.
3) Зло физическое, т.е. болезни, страдания, душевные муки и смерть,
имеет свой точный смысл: оно есть последствие первородного греха, т.е.
зла морального: "Порча тела, что отяжеляет душу, — не причина, но
кара за первый грех: не тело порочное делает душу греховной, но порочная,
увязшая в грехе душа делает тело тяжелым и порочным". В процессе спасения,
впрочем, все обретает свою позитивную направленность.
5. "Град земной" и "Град Божий".
Назначение человека, назначение человечества — вот о чем размышляет
Августин. В последних двенадцати книгах «0 граде Божьем» его апология
превращается в широкомасштабное истолкование истории. История предстает
как борьба между, градом земным, государством этого мира, мирским
сообществом, с одной стороны, и, градом Божьим, государством Бога,
божественным сообществом, — с другой. В этом великом противостоянии
государства мирского и государства божественного и заключается
таинственная основа и смысл истории, которая одновременно является
историей борьбы святого и не святого.
Происхождение двух сообществ относится к началу времен, когда падение
возгордившихся ангелов, наделенных смешанной природой, привело к тому, что
наряду с государством Божьим появилось второе сообщество — государство
дьявола. Тогда и возникла необходимость в восполнении образовавшейся в
результате низвержения ангелов бреши — причем за счет избранных
представителей рода человеческого, — до тех пор пока прежнее число граждан
божественного сообщества не будет восстановлено. Однако Адам, который
одновременно принадлежал и к божественному и к мирскому государствам,
своим первым грехом повторил грех гордыни падших ангелов, и среди людей
возникло земное мирское государство как полная противоположность
государству божественному. Первыми представителями этих государств-
антагонистов были, с одной стороны, праведник Авель, с другой —
градостроитель и братоубийца Каин. Затем соответственно Израиль и
языческие народы, град Бога Иерусалим и град дьявола Вавилон, и, наконец,
на последнем этапе истории — Рим (новый Вавилон) и католическая церковь.
По самой своей сути град Божий и град земной отличаются друг от друга
принципиально:
— У них различный господин и управитель: у первого — Бог, у второго —
боги и демоны.
— У них различные граждане: в первом избранные праведники,
исповедующие единого и истинного Бога, во втором — отверженные почитатели
богов и себялюбцы.
— У них различная позиция: у первого — опирающаяся на смирение любовь к
Богу, доведенная до презрения к себе, у второго — основанная на гордыни
любовь к себе, доведенная до презрения к Богу.
Зло — это любовь к себе, надменная спесь, благо — любовь к Богу, т.е.
желание и любовь к благу истинному. Это равно справедливо как в отношении
к индивиду, так и к человеку как существу общественному. Люди, которые
живут в Боге, вместе образуют "Град небесный". Августин пишет:
«Два града созданы двумя родами любви: град земной — любовью к себе,
доведенною до презрения к Богу, и град небесный — любовью к Богу,
доведенною до презрения к себе. Первый полагает славу свою в себе самом,
последний — в Боге. Ибо ищет первый славы среди людей, а величайшая слава
для другого есть Бог, свидетель совести. Один во славе своей возносит свою
голову, второй же говорит своему Богу: Ты, Господи,... слава моя, и Ты
возносишь голову мою (Пс 3, 4). В одном господствует похоть, руководящая и
правителями, и народами его; в другом служат друг другу по любви и
повелевающие правители, и послушные им подчиненные. Первый град — в лице
своего правителя — превозносит собственную силу; второй же говорит своему
Богу: Возлюблю Тебя, Господи, крепость мою (Пс 17, 2). Даже мудрые в
первом граде, ведя жизнь человеческую, добивались благ тела или души, или
того и другого вместе; те же из них, кто смогли познать Бога, не
прославили Его как Бога и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях
своих, и омрачилось несмышленое их сердце", называя себя мудрыми (то есть
превозносясь в своей гордыне и похваляясь своею мудростью), обезумели и
славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и
птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся. Именно к почитанию идолов этого
рода пришли они — и вожди, и ведомые — и поклонялись и служили твари
вместо Творца, который благословен во веки, аминь (Рим 1, 21-25). В другом
же граде вся человеческая мудрость — в благочестии, в почитании истинных
Богов, в ожидании как награды не только общества святых, но и ангелов; да
будет Бог все во всем (1Кор 15, 28).» О граде Божьем, XIV, 28.
Оба града имеют своих посланников на небе: ангелов восставших и тех,
кто сохранил верность Богу. На земле они разнятся как потомки Каина и
Авеля, так что эти два библейских персонажа выступают символами двух
сообществ. На этой земле гражданин первого царства выглядит повелителем и
господином мира, гражданин небесного града — пилигримом, странником.
Впрочем, первый правдою самою определен к вечному проклятию, второй — к
спасению во веки вечные.
История предстает перед нами в свете, решительно незнакомом для греков.
Она имеет начало творения и конец сотворенного мира с пограничным моментом
в виде воскрешения и страшного суда. Три существенных события размечают
бег исторического времени: первородный грех со всеми вытекающими
последствиями, ожидание прихода Спасителя, воплощение и страдания Сына
Божьего с образованием его дома — Церкви.
Августин настаивает в конце "Града Божьего" на догме воскрешения. Плоть
возродится вновь. Хотя и преобразованная, интегрированная, но плотью она
все же останется: "Плоть станет духовною, подчинится духу, но будет
плотью, не духом; подобно тому как дух был подчинен плоти, но все же
остался духом, а не плотью".
История завершится днем Господа, который станет восьмым днем,
освященным пришествием Христа, будет вечным отдохновением не только духа,
но и тела.
6. Августин Блаженный. Современная оценка.
Нет необходимости доказывать присутствие Августина в культуре последних
поколений, считая и наше. Он остается одним из тех немногих христианских
мыслителей, о котором не-христиане знают и помнят, и кому они как минимум
отводят место в истории развития человеческого духа. Августин более чем
какой бы то ни было иной мыслитель, повлиял на западную теологию и веру —
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
