Рефераты. Августин Блаженный о человеке






фундаментальные формы, постоянные основания и неизменное вещей, это

модель, с которой формируется все, что рождается и умирает.

Все же Августин реформирует Платона в двух моментах: 1) он понимает

Идеи как мысли Бога (как это по-разному уже высказывали филон,

Медиоплатоники и Плотин); 2) он отвергает теорию реминисценции, вернее,

переосмысливает ее. О первом моменте речь впереди. Что же касается теории

"воспоминания", то ее Августин трансформирует в теорию "иллюминации", или

"прозрения", "озарения", "просветления", что было естественным в контексте

философии творения. Отказавшись также и от идеи предсуществования души,

возможность чего решительно исключается креационизмом, Августин пишет в

"Троице": "...Следует помнить, что природа умопостигающей души образована

таким образом, что объединенная со всем интеллигибельным, в соответствии с

естественным порядком, установленным Творцом, она постигает все это в

свете бестелесном, подобно тому, как телесное око воспринимает все

окружающее в свете телесном, способное видеть в этом свете и к этому

предназначенное".

В "Монологах" мы читаем: "...телесные качества не могут быть видимы,

если они не освещены источником света. Стало быть, следует отдавать себе

отчет в том, что понятия, относящиеся к наукам, которые мы склонны считать

абсолютно истинными, на деле скрыты от понимания, если они не освещены,

так сказать, собственным солнцем. Поэтому так же могут быть обнаружены,

благодаря такому солнцу, три вещи:

то, что существует, что отражает, сверкая, и то, что освещает; так и в

Боге Невыразимом, которого ты желаешь познать, есть три начала: то, что

существует, то что постигаемо, и то, что делает постижимым все сущее".

Интерпретаторы немало помучились с этой теорией прозрения, ибо в

процессе объяснения воспроизводились элементы более поздних теорий

познания, чуждых Августину. В действительности, у Августина на основе

креационизма объединяется концепция Платона, выраженная в "Государстве", с

похожим освещением тех же вещей в Священном Писании. Бог, который есть

чистое Бытие, через творение участвует в бытии других вещей. Аналогичным

образом, Истина, присутствуя в умах, делает их способными к познанию. Бог

как Бытие творит, как Истина Он все освещает, как любовь Он все

притягивает и умиротворяет.

И последнее. Августин настаивает на том, что познание Идей

доступно лишь для "mens" (разума), т.е. наиболее возвышенной части души.

Более того, увидеть их способна далеко не всякая душа, "но лишь , та, что

чиста и свята, т.е. имеет око чистое, святое и покойное, коим только и

можно увидеть Идеи, так, как если бы было меж Идеями и ею сродство". Как

видим, речь идет о древней теме "очищения" и "уподобления" Божественному

как условии доступа к истинному. То, что разрабатывали платоники, у

Августина к тому же несет нагрузку евангельских ценностей — благой воли и

чистоты сердца. Чистая ясность души — условие прозрения Истины,

наслаждения и упокоения в ней.

4. Августин Блаженный об истоках греха.

Рассматривая наиболее интересные аспекты учения блаженного Августина,

следует прежде всего остановиться на его произведениях «Против Пелагия».

Согласно Пелагию, наше естество нейтрально - ему не присуще ни добро, ни

зло. Зло совершается нами как злоупотребление свободной волей. Младенцы же

по природе своей добры и лишь потенциально являются носителями греха.

Крещение «во оставление грехов» поэтому имеет смысл только по достижении

взрослого возраста, когда человек уже располагает свободной волей и

способен к сознательному совершению греха. На это Августин возражал, что

грех есть не только результат свободного выбора: он является

принадлежностью самой падшей природы человека. Если человек не со Христом,

значит, он против Христа. А как можно быть против Христа, если не

посредством греха? Следовательно, некрещеные младенцы тоже греховны. Как

сказано в латинском переводе Рим. 5, 12, из-за Адама все человечество

находится под проклятием первородного греха.

По существу, спор между Августином и Пелагием сводится к

противопоставлению воли и благодати. Пелагий утверждал, что грех коренится

в воле. Августин же вслед за Апостолом Павлом настаивал, что часто мы

делаем то, чего не желаем, или же, напротив, желаем того, чего не в

состоянии сделать, а, следовательно, воля и поступки не связаны друг с

другом - мы грешим вопреки своей воле! Именно таким образом Августин

делает вывод о греховности младенцев. При этом он непрестанно ссылается на

Рим. 5, 12 в латинском переводе: «в котором (Адаме) все согрешили». Адам

понимается как все человечество в целом, поэтому все люди - грешники,

«масса погибающих».

В том, что скрытой причиной всех бед этого мира служит великий грех,

пагубно отражающийся на всех людях без изъятия, в период поздней

античности были убеждены и многие язычники. Но Августин углубляет и

обостряет этот тезис, придавая грехопадению историческую, психологическую

и прежде всего сексуальную окраску. Согласно Августину, из-за падения

Адама человек изначально и глубоко испорчен. Ибо «в нем все согрешили»

(Рим. 5:12). «In quo» — именно такой вариант нашел Августин в латинском

переводе Библии того времени и отнес это «в нем» к Адаму. В греческом

источнике стоит просто «eph ho», то есть «потому что» (или «подобно ему»)

все согрешили! Итак, Августин вычитал в этом предложении из Послания к

римлянам указание не только на первый грех Адама, но даже и на первородный

грех, который переносится на другие поколения и которым потому изначально,

от рождения отягощен каждый человек. Именно в этом грехе кроется причина

того, что человек, испорченный душой и телом, подвержен смерти.

Более того, Августин — в противовес Павлу, ни словом не упоминавшему

об этом, — само перенесение «первородного греха» связывает с «плотскими»

(«эгоистичными») страстями, с вожделением. В отличие от большинства

греческих и сирийских авторов Августин понимает стыд, вызванный первым

грехопадением, психологически — как ясно ощущаемый сексуальный стыд,

служащий расплатой за грех!

«Итак, с этого момента как одним человеком грех вошел в мир и грехом

смерть, так и смерть перешла во всех человеков, так как в нем все

согрешили (Рим. 5, 12), вся масса погибающих перешла во власть губителя.

Так что никто, совсем никто не свободен от этого и не освободится иначе,

как благодатью Искупителя.» («О христианской благодати», 2, 34)

Августин — первый писатель, сумевший в точных терминах описать

конфликты воли: "То был я, который хотел, я, который не хотел: то был

именно я, который желал одержимо этого, отвергая безоглядно другое. Посему

боролся я с самим собой, раздирая себя самого".

Свобода — свойство воли, а не разума, как это понимали греки. Так

находит свое разрешение парадокс Сократа о возможности понимать благо и

все же творить зло. Разум принимает, но воля отвергает благо, поскольку

она, хотя и принадлежит человеческому духу, имеет свою автономию, образуя

инаковость разума. Разум познает, но выбирает воля: ее выбор может быть

иррациональным, т.е. не имеющим разумного обоснования, не согласующимся с

пониманием. Именно так объясняется сама возможность "измены Богу" и

"обращения к тварному, вторичному".

Первородный грех — грех высокомерия, уклонение воли, впадающей в

рабство, потеря вертикали. "Первые люди подверглись внутренней порче

прежде, чем начали бунтовать в открытую. Ибо нельзя же поддаться на дурные

деяния, ежели прежде не подтолкнет к ним порочная воля. А что может быть

изначальное, чем порок высокомерия? ...А что есть надменность, как не

извращенное вожделение неправедного превосходства? Желание дутого величия

рождается в душе, потерявшей свой исток, всегда ее питавший; она верит при

этом в то, что может, — и становится началом самой себя. Это самоначалие,

единоначалие вступает в силу, когда мы заняты лишь тем, чтобы утешить и

ублажить самих себя. Первый человек возлюбил самого себя, когда он отпал

от неизменного Блага, нарушив долг, ибо он должен был бы предпочесть Благо

самому себе. Это отлучение, несмотря ни на что, было желанным, чтобы дать

воле шанс остаться верной в своей любви к Всевышнему Благу, в той

вертикали, где достаточно света, чтобы быть освещенной, чтобы ясно видеть,

чтобы возгораться пламенем той любви, что не отпускает и не допускает

отдаления туда, где любят лишь самих себя...". Свободная воля тогда лишь

подлинно свободна, когда не допускает зла. Такой запрет был изначальным

образом дан человеку. Однако первородный грех сделал волю уязвимой,

нуждающейся в Божественной благодати. С этих пор человек перестал быть

"автаркичным" в моральной жизни: ему теперь нужна помощь, помощь Бога.

"Пока человек, — заключает Августин, — пытается жить, опираясь лишь на

свои силы, без Божественной благодати, его освобождающей, он добыча греха;

все же у человека всегда есть сила верить в своего Спасителя и, в

свободном волении, достичь благодати".

"Два условия... необходимы для создания блага, — пишет Жильсон об

Августине, — Божий дар, благодать, и — свободная воля; без свободной воли

не было бы и проблемы; без благодати свободная воля (после грехопадения)

не пожелала бы блага, а если б и пожелала, то не смогла бы исполнить его.

Благодать, следовательно, не подчиняет себе волю насильно, но призвана ее

облагородить, уберечь от порока, во власти которого она оказалась. Эта

власть — использовать благоволение, призвать волю к благу — и есть в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.