Пейн верит в бесконечность материального мира. «Конца нет!» — восклицает он[29]. Солнечная система это лишь одна из бесконечных систем миров.

В общем, материалистические высказывания о мироздании, направленные против субъективного идеализма, Пейн дополняет элементами материалистической теории познания. Как сам мир, так и принципы его устройства, по Пейну, не могут быть созданы людьми. Человек может лишь открыть, но не создать или изме­нить вечные и неизменные принципы, которыми управляется все­ленная[30]. Эту мысль  Пейн  иллюстрирует на  примере  с  треугольником. «Можно сказать, — пишет он, — что человек способен сделать или начертить треугольник, и потому треугольник — чело­веческое изобретение. Но треугольник, будучи нарисован, есть не что иное, как изображение принципа, очертание, которое делает этот принцип доступным глазу, а через него и уму. Иначе он не­постижим. Треугольник создает принцип не более чем свечка, внесенная в темную комнату, создает столы и стулья, которые до того были невидимы»[31]. В приведенных словах нельзя не увидеть элементы материалистической теории отражения. С другой сто­роны, отстаивая способность человека познать мир, утверждая, что человек может прочесть «вечно существующий оригинал» миро­здания, Пейн тем самым выступает против агностицизма. Он нигде не говорит, что человек не в состоянии познать законы природы. Напротив, он утверждает, что «человечество усвоило определенные законы деятельности природы», хотя мы пока и не знаем всего объема этих законов. Таким образом, для человеческого разума существует необозримое поле познавательной деятельности. Пейн ратует за познание материального мира. «Образование состоит не в знании языков... но в знании вещей, которым язык дает названия»[32]. Науки, по мнению Пейна, отражают объективную действительность, и их он противопоставляет религии. Так называе­мым священным книгам Пейн предпочитает эвклидовы «Начала геометрии», книгу, содержащую «самоочевидные доказательства, совершенно независимые от ее авторства и всего, что связано со временем, местом и обстоятельствами ее написания»[33].

Материалистическая в основном позиция Пейна подкрепляется тем, что он отвергает существование чего-либо иного, помимо естественного. Он решительно выступает против тайны и чуда — этих специфических атрибутов всякой религии. «Тайна — против­ник истины. Туман человеческих выдумок — вот что затемняет истину, представляет ее в искаженном виде. Истина никогда не покрывает себя тайной, и тайна, в которую она бывает закутана, — дело ее противника, но не ее самой». Тайна «служит тому, чтобы смутить разум», а чудо — чтобы «сбить с толку чувства. Пер­вое— тарабарщина, второе—-ловкость рук»[34].

  Пейн отразил не только достижения современной ему филосо­фии просветителей, но и ее недостатки. Недостатком материа­лизма Пейна был его, вполне понятный для того времени, мета­физический, механистический характер. Устройство вселенной, утверждал Пейн, «является вечно существующим проявлением любого из принципов, на которых основана любая часть матема­тической    науки»[35].     Упрощенно-механистическое     представление о природе Пейн отразил в своем известном сравнении: строя мель­ницу, человек пользуется теми же научными принципами, как если бы он хотел построить вселенную.

Слабой стороной учения Пейна является непоследовательность, его отступление от материализма.

  Изложение взглядов Пейна о первопричине, первотолчке мы находим в речи «О существовании бога», произнесенной им в 1797 г. на собрании Общества теофилантропистов в Париже. Повторяя известные по «Веку разума» рассуждения о природе как творении бога, о том, что бог познаваем только через это творе­ние, через природу, Пейн подходит к вопросу о роли божества в мироздании. Ход рассуждений его таков. Вселенная материальна. Как система, она поддерживается движением. Это движение, без которого вселенная и, в частности, солнечная система не могли бы существовать, не есть свойство материи, потому что в противном случае

это движение как вечное должно было бы создать самое

себя. Однако последнее невозможно. Естественное состояние ма­терии — состояние покоя. Таким образом, движение или переме­щение в пространстве — результат действия на материю внешней силы. Такое движение следует отличать от того, которое атеисты называют вечным движением. Последнее касается состояния мате­рии и приводит к постоянному превращению одних форм материи б другие. Это движение не похоже на движение, которое сохраняет систему (например, солнечную) и предотвращает ее изменения. Таким образом, движение, поддерживающее вселенную как си­стему, порождено тем, что называют первопричиной. «Итак, когда мы открываем такое важное обстоятельство, без которого вселен­ная не может существовать, мы с необходимостью приходим к разумной вере в существование высшей причины материи, и эту причину человек называет бог ... бог это гида, являющаяся первопричиной». Согласно высказываниям Пейна в «Веке разума», убеждение в том, что природа не создает самое себя, приводит людей к вере «в вечно существующую первопричину, по природе своей совершенно отличную от всего известного нам материального существования, в силу которой существуют все вещи. И эту пер­вопричину человек называет богом»[36].

Рассуждения Пейна о движении материи противоречивы. С одной стороны, он как будто не отрицает самодвижение мате­рии, в результате которого одни формы материи превращаются в другие. С другой стороны, для Пейна более важно то, что естественным состоянием материи является, как он думает, со­стояние покоя. Движение материи, которое Пейн в данном случае понимает примитивно, как изменение места, возникает лишь в ре­зультате действия внешней силы. Пейн ограничивает бога выполнением только роли первотолчка. Рассуждения Пейна носят скорее характер декларирования, предположения, чем доказатель­ства. Роль бога как творца вселенной самим же Пейном ставится под сомнение, как только он начинает критиковать библейскую историю сотворения мира.

Деистическая вера Пейна обнаруживает уязвимые стороны. У него проскальзывают сомнения, которые при ближайшем рассмотрении ослабляют его деизм, делают его недостаточно убедительным и раскрывают нам своеобразие деизма Пейна. Я подразумеваю следующее место в «Веке разума», где Пейн пишет: «И как ни недостижимо и трудно для человека понять, что такое перво­причина, он верит в нее, ибо не верить в нее вдесятеро труднее. Неописуемо трудно понять, что пространство не имеет конца, но еще труднее понять его конечность. Выше сил человека постичь вечную протяженность времени, но еще невозможнее представить время, когда не будет времени»[37]. Итак, хотя не верить в перво­причину, т. е. в бога, вдесятеро  труднее,   чем  верить   в   нее,   но все  же верить в отсутствие, очевидно,  можно? Но ведь  эта  возможная вера в отсутствие первопричины — атеизм! Пейн впадает в противоречие: выходит, что объективно атеизм может быть обоснован так же, как и деизм. Пейн фактически признает за атеизмом, отвергаемым им, право на существование. И далее. Идеи вечности и бесконечности, свойственные, по Пейну, якобы деизму, на деле, в применении к материи, свойственны атеизму.

  Пейну приписывают веру в бессмертие. В доказательство того, что Пейн верил в бессмертие, приводятся следующие слова из «Века разума»: «Я ... надеюсь на счастье за пределами земной  жизни»[38]. В действительности же Пейн имел в виду «бессмертие» своего имени, что после его земной жизни его идеи будут жить, и в этом смысле понятно его скромное выражение «надеюсь» на счастье бессмертия, а отнюдь не признание им загробной жизни.

  Как Пейн понимает бессмертие? Так же как и церковники? Ничего подобного. Он сам видит принципиальную разницу между своей и религиозной точками зрения. Пейн пишет: «Чтобы поверить в бессмертие, я должен иметь более возвышенную идею, чем та, что содержится в этой мрачной доктрине воскресения»[39].

  Согласно Пейну, «сознание существования — единственная вразумительная идея, какую мы имеем о будущей жизни, и непрерывность этого сознания есть бессмертие. Сознание существования или знание, что мы существуем, не необходимо приурочено к одной и той же форме или к одной и той же материи даже в этой жизни»[40]. Далее Пейн уточняет: «Мысль, когда она произведена, как я сейчас произвожу мысль, которую излагаю пером, способна стать бессмертной, и является единственным произведением человека, которое имеет эту способность»[41]. И, наконец, Пейн раскрывает природу мысли так: «Напечатай и перепе­чатай ее тысячу раз и на каком угодно материале, вырежь ее на дереве или высеки на камне, — мысль в любом случае остается Есегда одной и той же. Мысль способна существовать, не повреждаясь, на нее не действует перемена вещества. Она существенно отлична по природе от всего того, что мы знаем и можем воспринять»[42].

  Если вспомнить упомянутые нами рассуждения Пейна о том, что мысль производится тончайшим действием тончайшей материи, то только что приведенные высказывания Пейна о бессмертии порожденной человеком мысли можно истолковать лишь как неясную

догадку об относительной самостоятельности идей. Он, конечно, не понимает подлинной роли и происхождения общественных идей, наивно, упрощенно представляет их существование.

  Но из всех этих рассуждений никак не следует вывод – что Пейн был мистиком, что он видел в боге не только первопричину, но и «все­общую  мысль»,  которая   «сказала   слово»   и  тем  самым   вызвала к существованию вселенную.  В объяснении общественных явлений Пейн стоял на идеалисти­ческих позициях. Он считал разум и распространение знаний главной силой общест­венного развития. Это заблуждение Пейна не дает оснований замалчивать его в основном материалистическое объяснение при­роды, не видеть противоречия и непоследовательности в его от­ступлении к деизму. Для США деизм в то время играл прогрес­сивную роль. Деистические произведения Пейна, помимо его воли и  желания, часто приводили  читателя  к атеистическим  выводам.

Если в вопросах философии Пейн, непоследовательно придер­живаясь материализма, допускает деизм, то в критике религии и церкви он опережает американских просветителей и английских вольнодумцев XVIII в., приближаясь к французским материалистам — атеистам. Пейн счи­тает, что для уничтожения религиозных предрассудков и засилья духовенства первостепенное значение имеет конкретное и доступ­ное самому неподготовленному читателю разоблачение истинного антинародного лица церкви. Боевой критике религии и церкви он посвящает  почти   все  свои  сочинения,   начиная  с   «Века   разума».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9