|
|
Возникновение новых великих держав – процесс всегда крайне дестабилизирующий, и если подобное произойдет, то выход Китая на международную арену затмит собой любые сравнимые явления на протяжении второй половины второго тысячелетия., При возвышении Китая мир обретет новый баланс сил в течение 30 или 40 лет(Ли Кван Ю, 1994). Китай - это самый крупный игрок за всю человеческую историю.
Следовать за лидером – рискованно, потому что такой шаг требует доверия; тот, кто помогает доминирующей силе, лелеет надежду на сохранение благосклонности к себе. Безопаснее противостоять, сдерживать на тот случай, если доминирующая сила проявит агрессивность. Кроме того, коалиция какого-либо государства со слабой стороной увеличивает его влияние в формирующейся коалиции, потому что слабейшая сторона испытывает большую необходимость в союзе.
И еще, чтобы примкнуть к стороне, имеющей очевидный перевес, требуется определенная степень доверия – приходится надеяться, что у более могущественного государства нет недобрых намерений.
Противодействуя какой-либо стране, государства могут играть либо основную, либо второстепенную роли. Во-первых, если страна А полагает страну Б потенциальным противником, то она может попытаться изменить баланс сил, заключая союзы со странами В и Г, развивая собственную военную мощь и прочие возможности (что, по всей вероятности, ведет к гонке вооружений) или как-то комбинируя эти варианты. В такой ситуации государства А и Б являются основными противниками друг для друга. Во-вторых, страна А может не осознавать любое другое государство в качестве непосредственного противника, но быть заинтересованной в поддержании баланса сил между странами Б и В, любая из которых, если станет слишком могущественной, могла бы представлять угрозу для страны А. В такой ситуации страна А действует как второстепенный противник относительно стран Б и В, которые друг для друга могут быть основными противниками.
Возникает вопрос: «Как будут реагировать другие государства, если Китай станет проявлять себя в Восточной Азии как гегемонистская держава?» Несомненно, их реакция будет варьироваться в широких пределах. Поскольку Соединенные Штаты определены Китаем в качестве главного врага, то для США совершенно логично будет выступить основным противником Китая, чтобы предотвратить китайскую гегемонию. Подобная роль отвечала бы проведению традиционной американской политики, направленной на предотвращение господства какой-либо одной страны в Европе либо в Азии. В Европе эта цель уже не актуальна, но она значима для азиатской политики США.. В интересах ли США быть готовыми развязать войну, чтобы предотвратить китайскую гегемонию в Восточной Азии? Если экономическое развитие Китая продолжится, то одно это отдельно взятое обстоятельство может оказаться самой серьезной проблемой безопасности, с которой столкнутся в начале двадцать первого века американские лидеры. Если США намерены положить конец китайскому господству в Восточной Азии, то им необходимо переориентировать союз с Японией на достижение этой цели, необходимо налаживать тесные военно-политические связи с другими азиатскими государствами, увеличивать свое военное присутствие в Азии и усиливать военную группировку, которую они могут пустить в ход. Если США не желают бороться с гегемонией Китая, тогда им придется отказаться от своего универсализма и примириться с явным сокращением своих возможностей влиять на события по ту сторону Тихого океана. Любой иной курс сопряжен со значительными издержками и риском. Наибольшая опасность заключается в том, что Соединенные Штаты так и не сделают определенного выбора и невзначай ввяжутся в войну с Китаем, не будучи готовы к эффективному ведению этой войны и не просчитав, отвечает ли она их национальным интересам.
Теоретически США могли бы предпринять попытку сдерживания Китая, играя второстепенную роль в балансе сил, в том случае, если какая-то другая ведущая держава выступит в качестве главного противовеса Китаю. Единственная мыслимая возможность – Япония, и такая роль потребует кардинальных перемен в японской политике: ускорения перевооружения японской армии, овладения ядерным оружием и активного соперничества с Китаем за поддержку со стороны других азиатских государств. Хотя Япония, возможно, и пожелала бы участвовать в возглавляемой США коалиции стран, противостоящих Китаю, – хотя осуществление этого варианта тоже не гарантировано, – маловероятно, чтобы она взяла на себя роль основного противника Китая. Кроме того, США обычно стремятся к лидерству и не выказывают особых способностей играть второстепенную роль. В наполеоновскую эпоху, на заре своей истории, они попытались вести себя подобным образом; кончилось тем, что им пришлось воевать как с Великобританией, так и с Францией. Во время “холодной войны” у США не было иной альтернативы, кроме как стать основным противовесом Советскому Союзу. Таким образом, США как великая держава никогда не выступали в роли второстепенного противника. От такого игрока требуется изворотливость, гибкость, способность “менять личины”. Такая политика означала бы поддержку то одной стороне, то другой, отказ от содействия или даже прямые угрозы той стране, которая, с точки зрения американских ценностей, является этически правой – и содействие тому, кто этически не прав. Даже если Япония выступит как основной противник Китая, то открытым останется вопрос о способности США поддерживать это равновесие. Куда чаще США мобилизуют свои ресурсы, чтобы противостоять одной непосредственной угрозе, нежели чем балансировать между двумя потенциальными угрозами. Да и, вдобавок, у азиатских стран существует тенденция к “подстраиванию”, что могло бы помешать любым попыткам США отойти на вторые роли в процессе сдерживания.
В азиатских же бюрократических империях вряд ли нашлось бы место для идеи социального или политического плюрализма и принципа разделения властей. В отличие от Европы в истории самого Китая следование за сильным, как представляется, является куда более значимым по сравнению с политикой противодействия. На протяжении 1920-х годов, отмечает Люциан Пай, “военачальники в первую очередь стремились выяснить, что они получат, если присоединятся к силе, и только потом задумывались о том, каково окажется вознаграждение за союз со слабым… Для китайских военачальников независимость никогда не выступала как изначальная ценность, как то было в традиционных европейских раскладах; скорее, свои решения они основывали на присоединении к силе”.
Индонезия и Вьетнам – две страны Юго-Восточной Азии, которые в наибольшей степени предрасположены к противодействию и сдерживанию Китая. Индонезия – страна крупная, мусульманская и удалена от Китая, но без помощи других государств ей не удастся противостоять китайским притязаниям на Южно-Китайское море. Осенью 1995 года Индонезия и Австралия заключили договор о безопасности, который связал их обязательством проводить консультации друг с другом в случае “враждебных нападок”. Хотя обе стороны отрицали, что договоренность имеет антикитайскую направленность, именно Китай они определили наиболее вероятным источником враждебных поползновений. Вьетнам в значительной мере представляет собой страну с конфуцианской культурой, но исторически он находился в антагонистических отношениях с Китаем, и в 1979 году выдержал недолгую войну с ним. И Вьетнам, и Китай заявляли о своем суверенитете над островами Спрэтли, и в 1970-х и в 1980-х годах военные флоты обоих государств вступали в боевые столкновения друг с другом. В начале 1990-х годов военный потенциал Вьетнама относительно Китая уменьшился. В результате у Вьетнама более, чем у какой-либо восточно-азиатской страны, имеется мотив для поиска партнеров с целью нейтрализовать Китай. Его вступление в АСЕАН и нормализация отношений с США в 1995 году стали двумя шагами в этом направлении. Однако из-за разногласий внутри АСЕАН и явного нежелания этой организации бросать вызов Китаю крайне маловероятно, чтобы АСЕАН превратилась в антикитайский союз или чтобы она смогла оказать Вьетнаму значительную поддержку в случае конфронтации последнего с Китаем. Большую заинтересованность в сдерживании Китая проявляли США, но в середине 1990-х годов еще не ясно, насколько далеко они намерены зайти в борьбе с претензиями Китая на контроль над Южно-Китайским морем. В конце концов для Вьетнама “самая плохая из худших альтернатив” могла бы состоять в том, чтобы учесть интересы Китая, что хотя и “задело бы гордость вьетнамцев, но… гарантировало бы выживание”.
Возвышение Китая станет главным вызовом для Японии, и японцы серьезно разойдутся во мнениях относительно того, какой стратегии необходимо следовать. Нужно ли пытаться подладиться к Китаю, возможно пойдя на какие-то уступки и признав китайское военно-политическое господство в обмен на признание японского главенства в экономической сфере? Следует ли попытаться придать новый смысл американо-японскому соглашению и вдохнуть в него новую жизнь как в основу союза с целью сдержать Китай? Нужно ли стремиться развивать собственную военную мощь для защиты своих интересов от китайских посягательств? Вероятно, Япония станет, насколько получится, уклоняться от определенного ответа на эти вопросы.
Теоретически японские лидеры и народ несомненно предпочли бы ту политику, которой следовали нескольких минувших десятилетий, то есть предпочли бы оставаться под оберегающей дланью США. Однако поскольку влияние США в Азии падает, те силы в Японии, которые настаивают на том, чтобы Япония осознала свою принадлежность к азиатскому миру, рано или поздно обретут вес и японцы все же примут как неизбежность возрожденное господство Китая на восточно-азиатской сцене. Например, в 1994 году в ответ на вопрос, какая страна будет иметь наибольшее влияние в Азии в двадцать первом веке, 44 процента японской общественности назвали Китай, 30 процентов – США, и только 16 процентов назвали Японию.
Китайская гегемония уменьшит нестабильность и снизит напряженность в Восточной Азии. Она также сократит здесь влияние США и Запада и вынудит Соединенные Штаты принять факт, который они исторически стремились предотвратить: доминирование в ключевом регионе мира другой державы. Однако степень, в какой эта гегемония угрожает интересам других азиатских стран или США, зависит отчасти от того, что происходит в Китае. Экономический рост порождает военную мощь и политическое влияние, но он также способен стимулировать политический процесс и способствовать движению в направлении более открытой, плюралистической и, возможно, демократической политики
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.