Рефераты. Концепция иерархической структуры М. Вебера






Есть два способа разорвать порочный круг бюрократической рутины: децентрализоваться и дать больше власти тем, кто располагает необходимой информацией, либо передать власть решений в еще более высокие эшелоны, придав им кадры контролеров и осведомителей, необходимые им, чтобы точно знать ситуацию, в которую намереваются вмешиваться. Последнее решение часто принимается и на Западе, но оно быстро находит свой предел, поскольку создает атмосферу подозрительности и затрагивает, по большей части, лишь нижние эшелоны иерархии. С другой стороны, там существует минимум согласия и доброй воли, а проверки касаются фактов, а не личностей.

Но предположим, что, как не раз было в СССР, руководство намерено прорвать порочный круг рутины не только в нижних эшелонах, но во всех эшелонах. Такое решение приводит к развитию целого ансамбля отношений контроля, где люди будут затронуты лично[9, с. 469-474].

Попытаемся определить меру действенности такой системы. Проблема, естественно, — в сопротивлении подчиненных. Допустим, они дошли до точки, где награды и наказания сверху принимаются как данное и не обсуждаются. Но это не значит, что они забывают себя защищать — далеко от того. Они защищаются двумя способами: с одной стороны, сохраняя пассивность и отказываясь от участия, с другой — укрепляя свою первичную неформальную группу, дающую им убежище и защиту.

Социальную политику коммунистического режима можно характеризовать, как гигантскую попытку интегрировать первичные группы в сфере влияния власти и эффективности, в рациональной системе тэйлористского типа. Но применяемые средства позволили добиться этого лишь весьма частично и уж во всяком случае, не изменили модель человеческих отношений. Многие западные наблюдатели думают, что неформальные сети сообщничества — первичные группы — абсолютно незаменимы для функционирования экономического механизма.

Дело в том, что на средних и низших эшелонах существует доверие и люди готовы заключать между собой полулегальные и вовсе нелегальные сделки, чтобы громадный разрыв между навязанными сверху целями и скудными средствами был хотя бы частично преодолен.

Сопротивление первичных групп влечет за собой последствия противоречивые, и, тем не менее, логичные. Власть привыкла прилагать для достижение поставленной цели давление всегда слишком сильное, непропорциональное и, в то же время, может получить результат, только если первичная группа обойдет, ее приказы и даже им не подчинится.

Механизм информации и коммуникаций, необходимый для решений и контроля, в такой системе также налагает свои ограничения. Речь не идет обычно о контроле только над какой-либо одной иерархической категорией, а информация редко бывает конкретной и легко проверяемой. Контролировать приходится целую иерархическую систему, где сети сопротивления — сложные и неформальные.

Возникают, естественно, сомнения в людях, на которых возложен контроль. Нередко простой здравый смысл и даже ощущение общих интересов заставляют контролера фальсифицировать информацию, чтобы позволить неформальной группе добиться удовлетворительных результатов. В других, вероятно, более частых случаях, контролер будет подделывать информацию, чтобы подыграть собственным начальникам. Возникает классическая проблема контроля над контролерами.

В итоге, поскольку в системе, где нельзя снестись с независимыми данными, нет возможности никому доверять, всесильная верховная власть, несмотря на все свое могущество, оказывается разоруженной, способной лишь к бессмысленному (ибо не основанному на сколько-нибудь достоверной информации) произволу.

На Западе подозрительность обычно остается в разумных пределах, ввиду влияния и давления внешнего мира. Но когда весь экономический аппарат пронизан подозрительностью, мы имеем дело с новой разновидностью порочного бюрократического круга. Его элементы следующие: члены организации должны заниматься незаконной деятельностью, чтобы справиться с навязанными им обязанностями; это делает их весьма уязвимыми как в юридическом, так и в моральном отношении. Начальство оказывается, как будто, бы в превосходном положении: оно обладает над подчиненными дискреционной властью, а морально эти последние полностью зависят от милости верха. Зато руководители не могут никому доверять, поскольку нет средств, добиться поставленных ими целей без неповиновения их же приказам. Им приходится, следовательно, обращаться к системе бесконечного контроля и контрконтроля, а это, в свою очередь, укрепляет привязанность подчиненных к неформальным группам, защита которых становится незаменимой. Причины этой цепи — в диспропорции между поставленными задачами и реальными средствами предприятий[9, с. 469-474].

А последствия выражаются в усилении этой самой диспропорции, в чрезвычайной затрудненности распознавания ошибок, в очень плохих информационных сетях и, наконец, в крайней жесткости всей системы. К тому же, неформальные отношения, развившиеся в такой системе, легко переходят в коррупцию, от которой чрезвычайно трудно избавиться, ибо она, хотя бы отчасти, функционирует "в интересах дела".

Заметим здесь, что коррупция, пронизывающая все наши бюрократические системы сверху донизу, имеет серьезнейшую экономическую причину.

В очень огрубленном виде нашу плановую экономику можно резюмировать так: все сделанное и заработанное предприятиями в конце планового периода конфискуется (с оставлением минимальных фондов развития и материального поощрения, почти ничем не обеспеченных). Затем все это перераспределяется исходя из "высшей рациональности" — теоретически на базе высших государственных соображений и социальной справедливости, на практике — кто, сколько сумеет урвать. Перераспределение производится в формах — в форме производственных ресурсов в натуральном и денежном виде и в форме заработной платы.

Итак, вознаграждение за плохие или хорошие товары и услуги, полезную или бесполезную трудовую деятельность гарантировано, но фиксировано заранее в узких пределах. Зато в распоряжении членов организации — будь то министерство, главк, завод, совхоз, контора — оказываются на время производственные ресурсы: материальные, денежные, оплаченное (хотя и скудно) рабочее время. Эти ресурсы имеют различную обменную стоимость. Возникает еще одна сложнейшая структура параллельных отношений власти вокруг зон, где есть наибольшая возможность по своему усмотрению распоряжаться наиболее ценными (при обмене) ресурсами.

Ясно, что в наиболее стратегически выгодном положении оказываются люди, контролирующие эти зоны. Однако в целях сохранения в рамках организации "социального мира" и всем прочим членам организации предоставляется возможность пользоваться некоторой частью украденных ресурсов, имеющих ценность хотя бы для них самих — как минимум, украденным рабочим временем. Размер и рост производственных ресурсов приобретает решающее значение.

Мало того, что в плановой экономике, чем больше ресурсов попадает в распоряжение организации, тем легче решить официальную задачу — выполнить плановые показатели. В дополнение, как каждому ясно, чем больше ресурсов, тем больше из них можно урвать. Возникают простые и сложные нелегальные структуры реализации украденных ресурсов — еще одна параллельная структура власти.

Так вместо механизма, направленного на минимизацию затраченных ресурсов при максимизации результатов, возникает механизм, направленный на минимизацию усилий при максимизации вовлекаемых в производство ресурсов[9, с. 469-474].

Поскольку подлинный научно-технический прогресс приводит к сокращению вовлекаемых в производство ресурсов, он оказывается в прямом противоречии с самыми насущными интересами всех лиц, вовлеченных в описанную выше систему. Ведь им заранее известно, что легальную экономию от научно-технического прогресса конфискуют. Реализуются, как молено, продемонстрировать на многочисленных примерах, в первую очередь те технические новшества, которые приводят к росту вовлекаемых в производство ресурсов.

На макроуровне в наиболее выгодном стратегическом положении оказывается распределяющий многообразные ресурсы аппарат управления, который, собственно, и принято называть бюрократией. Но думать, что выгоды извлекает только он, что, заменив или уничтожив его, мы изменим дело к лучшему, глубоко ошибочно.

Вызванное системой централизованного бюрократического управления широкое развитие неформальных первичных групп, отмеченное выше, в сочетании с экономической системой, толкающей к коррупции в форме расхищения ресурсов, сильно облегчило эту последнюю. После того как в середине 50-х годов бюрократический аппарат абсорбировал террористическую систему, с помощью которой добивался от него результатов Сталин, бюрократизация быстро стала тотальной, а экономика — уникальной в истории по неэффективности.

Наша система хозяйствования напоминает бригаду лесорубов, которые, срубив огромный кедр, сделали бы из него для бригадира зубочистку и оставили гнить, а сами удовольствовались тем, что рубили не спеша и с перекурами[2, с. 274-281].

Так обстояли дела в нашей системе при тотальном и безоговорочном, фактически экстралегальном контроле верха. Думать, что контроль со стороны новых демократических институтов сильно улучшит положение, представляется в этих условиях непростительной наивностью.

Невыгоды бюрократической системы распространяются относительно равномерно и пропорционально почти на всех (аппаратчики, занимающие видные и достаточно выгодные посты, при всех полуподпольных льготах и привилегиях, даже при воровстве и взятках, живут, в сравнении с квалифицированным западным рабочим как бесправные нищие). Но скромные выгоды системы ощущает каждый в отдельности ("зато можно плохо работать, бездельничать, воровать, занимать пост, не соответствующие компетентности и т.п.").

Поэтому системе почти невозможно перестроиться изнутри для каждого из ее членов набор выигрышных или хотя бы не-проигрышных стратегий поведения слишком узок. Это обуславливает большую жесткость поведения членов системы по отношению друг к другу.

Выбор альтернатив есть, но он уж очень невелик: бюрократический идеализм или самоустранение наверху консерватизм или раболепие на средних уровнях иерархии, ритуализм, апатия или тихий постоянный бунт и саботаж внизу. Все это в условиях бюрократической организации — вполне рациональные стратегии. Прибавим к этому всеобщее требование конформности, как сверху, так и снизу. Итог — чрезвычайная жесткость всей системы, невзирая на какой бы то ни было контроль[2, с. 274-281].

Американская система, в отличие от советской и французской, опирается прежде всего на функциональную специализацию и правовые гарантии. Французу или русскому, не видящим привычных дисфункций, бюрократия может показаться печальной привилегией Старого Света. Однако, в США развился всего лишь иной тип организационной жесткости.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.