экстраординарного профессора университета без диссертации и даже без
завершенного полностью курса обучения. В приглашении его привлекло еще одно
- возможность ближе сойтись с Вагнером, проживавшим с 1866 г. в Трибшене
близ Люцерна.
Перед отъездом Ницше намеревался защитить в Лейпциге диссертацию на
основе своих исследований о Диогене Лаэртском. Однако совет факультета
единодушно решил, что опубликованные статьи Ницше вполне заменяют
диссертацию, и 23 марта ему присудили степень доктора без обязательной
публичной защиты, дискуссии и экзамена. Осталось решить еще одну проблему,
Ницше долго колебался, не зная, как поступить: следовало ли при переезде в
Базель сохранить прусское гражданство или же принять швейцарское. От
первого варианта он отказался и 17 апреля 1869 г. получил из ведомства в
Мерзебурге извещение о согласии королевского правительства на его выход из
прусского подданства. Однако ошибочно считать, будто Ницше "был гражданином
Швейцарии". После переезда в Базель Ницше вообще не обращался с прошением о
предоставлении ему швейцарского гражданства и навсегда остался человеком
без какого-либо государственного подданства.
Преподавание в университете и гимназии "Педагогиум" при нем довольно
скоро начали тяготить Ницше так же, как и уютная мещанская атмосфера
Базеля. Его все чаще охватывали периоды меланхолической депрессии, спасение
от которой он находил в дружбе с Вагнером, в дом которого Ницше стремился
при любой представившейся возможности, благо от Базеля до Люцерна всего два
часа езды. Погружение в возвышенный мир искусства во время частых приездов
в Трибшен, очаровательная жена Вагнера Козима разительно контрастировали с
размеренным и скучным существованием Ницше в Базеле. Это вызывало у Ницше
отвращение к филологии и науке вообще.
НИЗВЕРЖЕНИЕ КУМИРОВ
2 января 1872 г. в книжных магазинах Лейпцига появилась книга Ницше
"Рождение трагедии из духа музыки". Задумывалась она еще до франко-
германской войны, а схематически очерчена в докладе "Греческая музыкальная
драма", прочитанном в университете в январе 1870 г.
Посвященная Вагнеру, работа определяла те основы, на которых покоится
рождение трагедии как произведения искусства. Античная и современная линии
тесно переплетаются друг с другом в постоянном сопоставлении Диониса,
Аполлона и Сократа с Вагнером и Шопенгауэром.
Ницше так сформулировал античные символы:
"До сего времени мы рассматривали аполлоновское начало и его
противоположность - дионисийское - как художественные силы: с одной
стороны, как художественный мир мечты, завершенность которого не стбит в
какой-либо связи с интеллектуальным уровнем или художественным образованием
отдельной личности, а с другой - как опьяняющую действительность, которая
также не принимает во внимание отдельную личность, а наоборот, стремится
даже уничтожить индивида и заменить его мистической бесчувственностью
целого".
Освобождающим из этих символов предстает у Ницше дионисийское начало,
как бы помогающее "избыть" страдания кошмарного бытия. Оно становится
отныне его постоянным спутником. И как удивительное предвидение собственной
судьбы звучат его слова: "Танцуя и напевая, являет себя человек как сочлен
высшего сообщества: он разучился говорить и ходить, а в танце взлетает в
небеса... в нем звучит нечто сверхъестественное: он чувствует себя Богом,
сам он шествует теперь так возвышенно и восторженно, как и боги в его
снах". (Именно в таком экстазе полтора десятилетия спустя увидит Овербек
уже сошедшего с ума Ницше в Турине).
Исходя из "метафизики ужаса" Шопенгауэра, Ницше стремился отыскать
контрпозицию христианству и находил ее в символе или мифе разорванного на
куски Диониса, в раздроблении первоначала на множество отдельных судеб, на
мир явлений, называемых им "аполлоновой частью". То первоначало, которое
Шопенгауэр назвал волей, есть основа бытия, оно переживается
непосредственно, и прежде всего через музыку. От прочих видов искусства
музыка, по мнению Ницше, отличается тем, что она выступает непосредственным
отражением воли и по отношению ко всем феноменам реального мира является
"вещью в себе". Поэтому мир можно назвать воплощенной музыкой так же, как и
воплощенной волей.
Ницше обрушивался на один из главных постулатов христианской веры в
вечное существование по милости Бога в потустороннем мире. Ему казалось
абсурдом то, что смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и
Евы. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль о том, что чем
сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. И как можно жить, не думая
о смерти, а зная о ее неумолимости и неизбежности, не бояться ее? Древние
греки, чтобы выдержать такое понимание реальности, создали свою трагедию, в
которой происходило как бы полное погружение человека в смерть.
К весне 1873 г. между Ницше и Вагнером, год назад переехавшим в
Байрейт и занятым организацией знаменитых в будущем музыкальных фестивалей,
этого удивительного сплава высокого духовного искусства и трезвого
финансового расчета, наметилось пока еще едва заметное охлаждение. Чете
Вагнеров были не по душе растущая склочность Ницше к полемическому
пересмотру моральных устоев человечества и "шокирующая резкость" его
суждений.
Вагнер предпочитал видеть в базельском профессоре верного оруженосца,
талантливого и яркого пропагандиста своих собственных воззрений. Но на
такую роль Ницше согласиться не мог: его цель - великий штурм морали и
ценностей мира, уходящего в прошлое, и поиск новых ориентиров. Но пока
Ницше еще не терял надежды, что Байрейт станет источником возрождения
европейской культуры.
Из примерно 20-24 задуманных удалось написать только четыре эссе под
общим заглавием "Несвоевременные размышления": "Давид Штраус, исповедник и
писатель" (1873), "О пользе и вреде истории для жизни" (1874), "Шопенгауэр
как воспитатель" (1874) и "Рихард Вагнер в Байрейте" (1875-1876).
В этих размышлениях Ницше выступил страстным защитником немецкой
культуры, бичевавшим филистерство и победоносное опьянение после создания
империи. Сомнение Ницше, родится ли из победы Германии и ее политического
объединения блестящая культура, звучало раздражающим диссонансом на фоне
бравурного грохота литавр, возвещавших эру расцвета культуры, как произошло
это с древними греками после окончания персидских войн во времена Перикла.
В статье "Господин Фридрих Ницше и немецкая культура" лейпцигская газета
объявила его "врагом Империи и агентом Интернационала". Поистине, трудно
представить что-либо более комичное, нежели последнее обвинение, но после
этого в Германии стали замалчивать Ницше.
Тем более, что как раз в то время, когда немецкая историческая наука
становилась образцом в Европе и переживала период подъема, Ницше резко
выступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В
прошлом он видел лишь бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в
настоящем. А между тем прошлого нужно ровно столько, сколько требуется для
свершения настоящего. В этом Ницше явно шел по стопам Гёте, сказавшего
однажды: "Лучшее, что мы имеем от истории, - возбуждаемый ею энтузиазм"
Ницше различал три рода истории - монументальный, антикварный и
критический. История первого рода, по его мнению, черпает из прошлого
примеры великого и возвышенного. Она учит, что если великое уже
существовало в прошлом хотя бы однажды, то оно может повториться и еще
когда-нибудь. Поэтому монументальная история служит источником
человеческого мужества и вдохновения, источником великих побуждений.
Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе забвению предаются
целые эпохи, образующие как бы серый однообразный поток, среди которого
вершинами возносятся отдельные разукрашенные факты.
Антикварная история охраняет и почитает все прошлое, ибо оно освящено
традициями. Она по своей природе консервативна и отвергает все, что не
преклоняется перед прошлым, отметает все новое и устремленное в будущее.
Когда современность перестает одухотворять историю, антикварный род
вырождается в слепую страсть к собиранию все большего и большего числа
фактов, погребающих под собой настоящее.
Поэтому Ницше выше других ставил критическую историю, которая
привлекает прошлое на суд и выносит ему приговор от имени самой жизни как
темной и влекущей за собой силы. Но он сразу предупреждал, что критическая
история очень опасна, поскольку мы продукт прежних поколений, их страстей,
ошибок и даже преступлений. И оторваться от всего этого невозможно.
Все виды истории имеют свое несомненное право на существование. В
зависимости от обстоятельств, целей и потребностей всякий человек и всякий
народ нуждаются в известном знакомстве с каждым из этих видов. Важно лишь
то, чтобы история не заменяла собою жизнь, чтобы прошлое не затмевало
настоящего и будущего. Поэтому слабых людей история подавляет, вынести ее
могут только сильные личности. В этом Ницше видел как пользу, так и вред
истории для жизни.
Современную культуру Ницте отвергал потому, что она, с его точки
зрения, не сознает своего назначения вырабатывать гениев. Низкие
меркантильные интересы, холодный научный рационализм, стремление
государства руководить культурой - все это ведет ее к упадку и кризису.
Между тем путь к истинной культуре, определяемой Ницше как "единство
художественного стиля во всех проявлениях жизни народа" , лежит через
выработку в нас и вне нас философа, художника и святого, идеальное
сочетание которых Ницше находил в Шопенгауэре и Вагнере.
Страницы: 1, 2, 3, 4
