Н.Гумилев, С.Городецкий, А.Ахматова, М.Кузьмин, О.Мандельштам, выходило за

рамки провозглашенных ими теоретических принципов. Каждый из них вносил в

поэзию свои, только ему свойственные мотивы и настроения, свои поэтические

образы.

С иными взглядами на искусство вообще и на поэзию в частности

выступили футуристы. Они объявили себя противниками современного

буржуазного общества, уродующего личность, и защитниками «естественного»

человека, его права на свободное, индивидуальное развитие. Но эти заявления

нередко сводились к абстрактному декларированию индивидуализма, свободы от

нравственных и культурных традиций.

В отличие от акмеистов, которые хотя и выступали против символизма, но

тем не менее считали себя в известной степени его продолжателями, футуристы

с самого начала провозгласили полный отказ от любых литературных традиций и

в первую очередь от классического наследия, утверждая, что оно безнадежно

устарело. В своих крикливых и дерзко написанных манифестах они прославляли

новую жизнь, развивающуюся под влиянием науки и технического прогресса,

отвергая все, что было «до», заявляли о своем желании переделать мир, чему,

с их точки зрения, в немалой степени должна содействовать поэзия. Футуристы

стремились овеществить слово, связать его звучание непосредственно с тем

предметом, которое оно обозначает. Это, по их мнению, должно было привести

к реконструкции естественного и созданию нового, широко доступного языка,

способного разрушить словесные преграды, разобщающие людей.

Футуризм объединил разные группировки, среди которых наиболее

известными были: кубофутуристы (В.Маяковский, В.Каменский, Д.Бурлюк,

В.Хлебников), эгофутуристы (И.Северянин), группа «Центрифуга» (Н.Асеев,

Б.Пастернак и др.).

В условиях революционного подъема и кризиса самодержавия акмеизм и

футуризм оказались нежизнеспособными и к концу 1910-х годов прекратили свое

существование.

Среди новых течений, возникших в русской поэзии в этот период,

заметное место стала занимать группа так называемых «крестьянских» поэтов -

Н.Клюев, А.Ширяевец, С.Клычков, П.Орешин. Некоторое время к ним был близок

С.Есенин, впоследствии вышедший на самостоятельную и широкую творческую

дорогу. Современники видели в них самородков, отражавших заботы и беды

русского крестьянства. Объединяли их также общность некоторых поэтических

приемов, широкое использование религиозной символики и фольклорных мотивов.

Среди поэтов конца XIX - начала XX века были и такие, чье творчество

не вписывалось в существовавшие тогда течения и группы. Таковы, например,

И.Бунин, стремившийся продолжать традиции русской классической поэзии;

И.Анненский, в чем-то близкий к символистам и в то же время далекий от них,

искавший свой путь в огромном поэтическом море; Саша Черный, называвший

себя «хроническим» сатириком, блестяще владевший «антиэстетическими»

средствами обличения мещанства и обывательщины; М.Цветаева с ее

«поэтической отзывчивостью на новое звучание воздуха».

Для русских литературных течений начала XX века характерен поворот

ренессанса к религии и христианству. Русские поэты не могли удержаться на

эстетизме, разными путями они пытались преодолеть индивидуализм. Первым в

этом направлении был Мережковский, затем ведущие представители русского

символизма начали противополагать соборность индивидуализму, мистику

эстетизму. Вяч.Иванов и А.Белый были теоретиками мистически окрашенного

символизма. Произошло сближение с течением, вышедшим из марксизма и

идеализма.

Вячеслав Иванов был один из самых замечательных людей той эпохи:

лучший русский эллинист, поэт, ученый филолог, специалист по греческой

религии, мыслитель, теолог и философ, публицист. Его «среды» на «башне»

(так называли квартиру Иванова) посещали наиболее одаренные и

примечательные люди той эпохи: поэты, философы, ученые, художники, актеры и

даже политики. Происходили самые утонченные беседы на темы литературные,

философские, мистические, оккультные, религиозные, а также и общественные в

перспективе борьбы миросозерцаний. На «башне» велись утонченные разговоры

самой одаренной культурной элиты, а внизу бушевала революция. Это было два

разобщенных мира.

Наряду с течениями в литературе возникли новые течения в философии.

Начался поиск традиций для русской философской мысли у славянофилов, у

Вл.Соловьева, у Достоевского. В салоне Мережковского в Петербурге были

организованы Религиозно-философские собрания, в которых участвовали как

представители литературы, заболевшей религиозным беспокойством, так и

представители традиционно-православной церковной иерархии. Вот как описывал

эти собрания Н.Бердяев: «Преобладала проблематика В.Розанова. Большое

значение имел также В.Тернавцев, хилиаст, писавший книгу об Апокалипсисе.

Говорили об отношении христианства к культуре. В центре была тема о плоти,

о поле... В атмосфере салона Мережковских было что-то сверхличное, разлитое

в воздухе, какая-то нездоровая магия, которая, вероятно, бывает в

сектантской кружковщине, в сектах не рационалистического и не евангельского

типа... Мережковские всегда претендовали говорить от некоего "мы" и хотели

вовлечь в это "мы" людей, которые с ними близко соприкасались. К этому "мы"

принадлежал Д.Философов, одно время почти вошел в него А.Белый. Это "мы"

они называли тайной трех. Так должна была сложиться новая церковь Святого

Духа, в которой раскроется тайна плоти".

В философии Василия Розанова "плоть" и "пол" означали возврат к

дохристианству, к юдаизму и язычеству. Его религиозное умонастроение

сочеталось с критикой христианского аскетизма, апофеозом семьи и пола, в

стихии которого Розанов видел основу жизни. Жизнь у него торжествует не

через воскресение к вечной жизни, а через деторождение, то есть распадение

личности на множество новых рожденных личностей, в которых продолжается

жизнь рода. Розанов проповедовал религию вечного рождения. Христианство для

него религия смерти.

В учении Владимира Соловьева об универсуме как "всеединстве"

христианский платонизм переплетается с идеями новоевропейского идеализма,

особенно Ф.В.Шеллинга, естественнонаучном эволюционизмом и неортодоксальной

мистикой (учение о "мировой душе" и др.). Крах утопического идеала

всемирной теократии привел к усилению эсхатологических (о конечности мира и

человека) настроений. Вл.Соловьев оказал большое влияние на русскую

религиозную философию и символизм.

Павел Флоренский разрабатывал учение о Софии (Премудрости божией) как

основе осмысленности и целостности мироздания. Он был инициатором нового

типа православного богословствования, богословствования не схоластического,

а опытного. Флоренский был платоником и по-своему интерпретировал Платона,

в последствии стал священником.

Сергей Булгаков - один из главных деятелей Религиозно-философского

общества «памяти Владимира Соловьева». От легального марксизма, который он

пытался соединить с неокантианством, перешел к религиозной философии, затем

к православному богословию, стал священником.

И, конечно же, величиной мирового значения является Николай Бердяев.

Человек, стремившийся к критике и преодолению любых форм догматизма, где бы

они ни появлялись, христианский гуманист, называвший себя «верующим

вольнодумцем». Человек трагической судьбы, изгнанный с Родины, и всю жизнь

болевший за нее душой. Человек, чье наследие, до последнего времени,

изучалось во всем мире, но только не в России. Великий философ, которого

ждет возвращение на Родину.

Остановимся более подробно на двух течениях, связанных с мистическими

и религиозными исканиями.

«Одно течение представляла православная религиозная философия, мало,

впрочем приемлемая для официальной церковности. Это прежде всего

С.Булгаков, П.Флоренский и группирующиеся вокруг них. Другое течение

представляла религиозная мистика и оккультизм. Это А.Белый, Вяч.Иванов... и

даже А.Блок, несмотря на то, что он не склонен был ни к каким идеологиям,

молодежь, группировавшаяся вокруг издательства «Мусагет», антропософы*.

Одно течение вводило софийность в систему православной догматики. Другое

течение было пленено софийностью алогической. Космическое прельщение,

характерное для всей эпохи, было и там и здесь. За исключением С.Булгакова,

для этих течений совсем не стоял в центре Христос и Евангелие.

П.Флоренский, несмотря на все его желание быть ультраправославным, был весь

в космическом прельщении. Религиозное возрождение было христианообразным,

обсуждались христианские темы и употреблялась христианская терминология. Но

был сильный элемент языческого возрождения, дух эллинский был сильнее

библейского мессианского духа. В известный момент произошло смешение разных

духовных течений. Эпоха была синкретической, она напоминала искание

мистерий и неоплатонизм эпохи эллинистической и немецкий романтизм начала

XIX века. Настоящего религиозного возрождения не было, но была духовная

напряженность, религиозная взволнованность и искание. Была новая

проблематика религиозного сознания, связанная еще с течениями XIX века

(Хомяков, Достоевский, Вл.Соловьев). Но официальная церковность оставалась

вне этой проблематики. Религиозной реформы в церкви не произошло»[7].

Многое из творческого подъема того времени вошло в дальнейшее развитие

русской культуры и сейчас есть достояние всех русских культурных людей. Но

тогда было опьянение творчеством, новизна, напряженность, борьба, вызов.

В заключении словами Н.Бердяева хочется описать весь ужас, весь

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5