рассуждений, когда он говорил о роли знания вообще.

Казалось бы, что ему легче всего было решить вопрос так, как его решают

некоторые современные авторы, заявляющие, что «знания — не единственный

регулятор поведения. Помимо знаний на поведение конкретной личности,

особенно в житейских, межличностных отношениях, оказывают большое, а иногда

и решающее влияние желания, чувства, воля, привычки и даже настроения».

Приведенное соображение не ново. Оно было известно и Сократу. Многие из его

современников утверждали, что бывает немало случаев, когда люди, «зная, что

лучше всего, не хотят так поступать, хотя бы у них и была к тому

возможность», а поступают вразрез со своим знанием потому, что «уступают

силе удовольствия или страдания» или каким-либо другим переживаниям и

эмоциям.

Создается впечатление, что, полемизируя с этим распространенным

мнением, Сократ брался доказывать положение о существовании однозначной

связи между знанием и поведением, о невозможности такой ситуации, когда

человек, не принужденный внешними обстоятельствами, действовал бы вразрез

со своим знанием, в противовес тому, что он считает правильным.

Выдвинутая Сократом аргументация отличается изощренностью и чрезмерной

сложностью, поэтому приходится прослеживать ее более или менее подробно,

чтобы обнаружить ее уязвимость.

Прежде всего Сократ направляет свое усилие на опровержение

распространенного мнения о власти удовольствий или страданий как об

источнике дурных поступков. С этой целью он разграничивает удовольствия и

страдания на те, которые сопровождают поступок в данный момент, и на те,

которые являются последствиями данного поступка в будущем. Вслед за этим

Сократ показывает, что бывают поступки и действия (телесные упражнения,

военные походы, лечебные прижигания, разрезы, прием лекарств и голодание),

которые хотя и в настоящий момент мучительны, вызывают боль и страдание, но

тем не менее считаются благом, поскольку в последующее время приносят

«здоровье, крепость тела, пользу для государства, владычество над другими и

обогащение». В соответствии с этим он замечает, что хотя некоторые дурные

поступки приятны, но вопреки непосредственному удовольствию, ими

вызываемому, всеми признаются злом, ибо последующие страдания и мучения,

связанные с этими поступками, перевешивают заключенные в них удовольствия.

Короче говоря, по ожидаемым последствиям люди судят о поступках,

оценивают их. Отсюда Сократ делает вывод: если правильным поступком считать

тот, в котором добро перевешивает зло, и если человек знает, что является

лучшим, то «смешно утверждение, будто нередко человек, зная, что зло есть

зло, и имея возможность его не совершать, все-таки совершает его, влекомый

и сбитый с толку удовольствиями, и будто он, ведая благо, не хочет творить

его, пересиленный мимолетными удовольствиями». Сократ не допускает, чтобы

человек, ведая добро (благо), не стал бы творить его в угоду сомнительным

удовольствиям. Он исключает возможность ситуации, когда человек, зная, что

кратковременное и поверхностное удовольствие, доставляемое поступком в

данный момент, сопряжено с длительным и глубоким страданием в будущем, стал

бы обрекать себя на большее страдание из-за меньшего удовольствия. Ведь

надо иметь в виду, говорит Сократ, что удовольствия и страдания

сравниваются и оцениваются по большей или меньшей их величине: «...они

бывают больше или меньше друг друга, обильнее или скуднее, сильнее или

слабее».

Настаивая на том, что никакое иное различие между удовольствиями и

страданиями невозможно, кроме их количественного различия, он понимает, что

ему могут возразить: «Однако, Сократ, большая разница между приятным сейчас

и тем, что в будущем будет то ли приятным, то ли тягостным». На вопрос

воображаемого оппонента Сократ отвечает: «Ты как человек, умеющий хорошо

взвешивать, сложи все приятное и сложи все тягостное, как ближайшее, так и

отдаленное, и, положив на весы, скажи, чего больше?». Рассуждение Сократа

сводится к тому, что при указанном сравнении и взвешивании никто не выберет

меньшее (и менее достойное) удовольствие вместо большего (и более

достойного).

Следует вместе с тем отметить, что Сократ, уделяя главное внимание

количеству удовольствия и страдания, отодвигает на задний план мгновенное

или растянутое во времени наслаждение (удовольствие). Поэтому он идет

дальше, обращаясь к «метрическому искусству», к искусству измерять, и

развивает идею о том, что использование знаний в области этого искусства

или науки обеспечит правильный выбор поступка. «Раз у нас выходит, —

заявляет Сократ, — что благополучие нашей жизни зависит от правильного

выбора между удовольствием и страданием, между обильным и незначительным,

большим и меньшим, далеким и близким, то не выступает ли тут на первое

место измерение, поскольку оно рассматривает, что больше, что меньше, а что

между собою равно?». Получив положительный ответ, Сократ продолжает: «А раз

здесь есть измерение, то неизбежно будет также искусство и знание.

В сущности аргументация Сократа при всей ее сложности строится на

простом и ясном соображении о том, что, прежде чем на что-то решиться и что-

то предпринять, сначала надо подумать и выбрать. По мысли Сократа, никто не

станет оспаривать того, что вопрос о благополучии есть вопрос «правильного»

выбора поступка. Правильный же выбор определяется знанием. Следовательно,

благополучие определяется знанием.

Свою внушающую силу аргументация черпает из понятия «выбор».

Использование этого понятия следует считать большим достижением древнего

философа. В самом деле, если добро и зло являются основными этическими

понятиями и если в соответствии с этим центральным вопросом морали и

нравственности встает вопрос о выборе (добра и зла), то роль знания в

поведении, на что впервые обратил внимание Сократ, приобретает

первостепенное значение. Сократ был убежден, что в поведении человека «нет

ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия, и

все прочее». На этом основании он полагал, что «те, кто ошибается в выборе

между удовольствием и страданием, то есть между благом и злом, ошибаются по

недостатку знания», точнее, по недостатку «знания измерительного

искусства». Видя источник ошибочного действия в отсутствии знания, он,

естественно, приходил к выводу, что «уступка удовольствию» т.е. проявление

слабоволия, есть не что иное, как «величайшее неведение». Итак, следуя

Сократу, можно заключить, что дурные поступки совершаются по невежеству, а

хорошие — по знанию; что добродетель есть знание, а порочность —

невежество.

Учитывая, что собеседники Сократа в диалоге «Протагор» во всем с ним

согласились, он, казалось бы, мог закончить свой анализ на этом выводе.

Однако этого не произошло, ибо Сократ отдавал себе отчет в том, что

существует пропасть между мыслью и действием, знанием и поступком. Поэтому,

идя дальше, он указывал, что в анализе рассматриваемой проблемы было кое-

что существенное упущено, а именно «природа» человека. По его словам,

«никто не стремится добровольно к злу или к тому, что он считает злом», ибо

«не в природе человека по собственной воле желать вместо блага то, что

считаешь злом». Человеческая природа такова, что все люди хотят быть

счастливыми и нет человека, который желал бы себе несчастья.

Согласно же Сократу, желание себе зла противоестественно, ибо оно

противоречит природе человека. Сократ стремился доказать, что в

нравственном поведении вместе со знанием того, что есть добро (счастье),

неизменно следует и желание творить добро. Философ был убежден в

существовании соответствия между знанием и желанием, точнее, для него

знание добра заключало в себе и волю к добру, выбор добра. Указанное

обстоятельство свидетельствует о многом: о том, что Сократ не игнорировал

желание, хотение и волю; что его этическое учение не было столь

рационалистическим, как обычно это принято считать.

В связи с этим становится более ясным и смысловое значение термина

«знание», употребляемого Сократом. Уже отмечалось, что, говоря о знании, он

имел в виду не знание вообще, а этическое знание. Для него этическое знание

было не просто теорией, теоретическим постижением добра и зла, но и

нравственно-волевым желанием творить добро и избегать зла. Выдвигая

своеобразную концепцию этического знания, он приходил к выводу о том, что

во всех добровольных действиях знание добра является необходимым и

достаточным условием для творения добра. Наряду с этим он предполагал, что

подлинное этическое знание способно преодолеть пропасть, разделяющую мысль

и действие, в состоянии стереть грань между сущим и должным. Возникает

вопрос: кто же был прав — Сократ, считавший добродетель знанием, или же

общественное мнение его времени, утверждавшее, что независимо от того,

какими знаниями обладает человек, его желания, стремления и наклонности

могут заставить его поступать вопреки знаниям? Находится ли мера

добродетельности в прямой зависимости от степени знания?..

V. «Никто не делает зла по своей воле»

…«Я по крайней мере думаю: никто из мудрых людей не считает, что какой-

нибудь человек может охотно заблуждаться или охотно творить постыдные и

злые дела; они хорошо знают, что все, делающие постыдное и злое, делают это

невольно» - говорил Сократ.

Обходя некторые различия, Сократ показывает, что никто не желает себе

зла и никто намеренно не стремится ко злу, поскольку такое желание или

стремление есть верное средство стать несчастным. Стать же несчастным никто

не хочет. Поэтому надо предположить, что «те, кто не знает, что такое зло,

стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом». Проще говоря, каждый

человек, субъективно стремясь к добру (благу), может принять за добро то,

что объективно является злом.

Сократу задали вопрос: «Что лучше: вершить несправедливость или терпеть

ее?». «Я не хотел бы ни того ни другого. Но если бы оказалось неизбежным

либо творить несправедливость, либо переносить ее, — отвечал Сократ, — я

предпочел бы переносить».

Сократ считает, что причиняющий несправедливость более несчастен, чем

терпящий ее. Доказывается же это положение приравниванием несправедливости

к безобразному (постыдному) деянию и показом того, что с объективной точки

зрения из двух безобразных вещей — чинить несправедливость или терпеть ее —

более безобразным (и большим злом) является первая из них.

Дальнейшее обсуждение вопроса приводит собеседника к выводу о том, что

«никто не чинит несправедливости по доброй воле, но всякий поступающий

несправедливо несправедлив поневоле». В связи с этим Сократ развивает мысль

о том, что одного желания избегать несправедливости недостаточно, нужны,

кроме того, «какая-то сила и искусство», обучение и практика, воспитание

души и тела в арете. В конце диалога Сократ вновь подтверждает, что «чинить

несправедливость опаснее, чем терпеть, и что не казаться хорошим должно

человеку, но быть хорошим и в частных делах, и в общественных, и это

главная в жизни забота».

Страницы: 1, 2, 3, 4