выделению дискретных экономических классов. С функционалистами же против
марксистов их объединяет осознание принципиальной важности статусных
различий и социальной мобильности. В то же время марксисты и
функционалисты, в своем стремлении к монизму, предлагают более стройные
логически и более влиятельные в идеологическом отношении модели социального
порядка.
Каждое направление рисует свои стратификационные картины. У марксистов
традиционная схема выглядела так: отношение двух основных классов образует
основную ось. Прочие средние слои тяготеют к тому или другому полюсу.
Функционалистами конструируются более или менее длинные непрерывные шкалы
социально-профессиональных позиций, обладающих различным престижем. А у
веберианцев появляется множество относительно самостоятельных иерархий. И
каждая социальная группа занимает сложные, комбинированные классовые и
статусные позиции. Картина все более усложняется с появлением новых
стратификационных подходов.
НОВАЯ ТЕМАТИКА СТРАТИФИКАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Последние три десятилетия ознаменовались своеобразным всплеском
разработок. В эти годы оформился целый ряд направлений, которые не являются
прямым продолжением классических традиций, идут вразрез или отходят в
сторону, захватывая новые поля смыслового пространства. Хотя, возможно,
материал, с которым они работают, новым и не назовешь.
Гражданство и класс (Т.Маршалл и др.) В противовес марксистам, в глазах
которых государство благосостояния только воспроизводит, а то и усугубляет
классовые различия, в теории гражданства утверждается, что достигаемое в
результате универсализирующей демократической политики уравнивание
социальных статусов не только противостоит, но во многом способно
«погасить» огни классового неравенства или серьёзно «перекроить» ткань
классовых отношений.
Гражданство как полноправное членство в сообществе или государстве,
действительно, изначально противоречит основам классового расслоения. И
демократическая борьба низших классов за утверждение гражданских прав
всегда была отчасти и борьбой за своё уничтожение как класса.
Домашняя собственность и переструктурированис классов (Питер Саундерс и
др.)
С накоплением домашней собственности (собственности на предметы
потребления и, в первую очередь, на жилье) возрастает дифференцирующая роль
этой собственности. Это позволяет некоторым исследователям даже поставить
вопрос о так называемых «жилищных классах» или о «среднем собственническом
классе», имея в виду именно обладателей домашней собственности. (В
Великобритании с конца 1970-х годов вопрос приобрел дополнительную
актуальность в связи с политикой консерваторов по приватизации жилья).
Заслуживает внимания позиция П.Саундерса. который призывает не смешивать
потребительские и классовые различия (относя последние преимущественно к
сфере производства). При этом Саундерс считает, что значение различий в
обладании домашней (прежде всего, жилищной) собственностью способно
превзойти роль профессионально-трудовых различий. Жилищная собственность
становится объектом столкновений материальных интересов по поводу
использования земли, распределения дотаций и кредитов. Она также формирует
самостоятельную основу дифференциации жизненных возможностей групп –
например, через накопление богатства в условиях опережающего роста
стоимости жилья. Это и позволяет говорить о процессах «перестратификации».
Саундерс, таким образом, пытается противопоставиться марксистам, для
которых условия потребления принципиально вторичны по отношению к классовым
(производственным) условиям, и радикализовать позицию веберианцев, для
которых потребительские различия остаются преимущественно вопросом сферы
престижа и стиля жизни страт.
Новое звучание старых тем. Непропорционально высокая доля исследований по-
прежнему посвящена проблемам рабочего класса. В их числе возродились
этнографические исследования местных сообществ, концентрирующие внимание на
формировании разделяющих культурных границ.
Произошло своего рода новое «открытие» явления бедности. Наиболее
известная и фундаментальная работа в этом направлении принадлежит Питеру
Таунсенду. Он отходит от традиционных измерений дифференциации доходов и
накопленного имущества, раскрывая проблему бедности с точки зрения
обладания/необладания ресурсами, необходимыми для нормативного социального
воспроизводства.
Позиции самых нижних слоев подаются в обретших немалую популярность
концепциях «андекласса». Эту массовидную совокупность, устилающую
социальное «дно», отличает сложное сплетение структурных позиций и
субъективных ориентаций, связанных с проблемами застойной безработицы и
зависимости от выплачиваемого пособия, хронической материальной
необеспеченности и кристаллизующейся «культуpы бедности», жизни в
нуклеарных семьях и презрения к общественным нормам, моральной деградации и
преступности.
Наконец, особняком стоит еще один аспект анализа социальной структуры,
привлекший к себе особое внимание и связанный с территориальными
особенностями структурного формирования, происходящего в разных регионах
одной и той же страны. Этот аспект сопряжен с использованием методов,
остававшихся до последней поры в ведении географической науки.
Подытоживая короткий обзор новых сюжетов в стратификационной теории
1970–1980-х гг., нельзя не обратить внимания на то, что в упоминаемых
работах большей частью используются хорошо знакомые стратификационные
переменные, которые просто выводятся со вторых ролей на приоритетные
позиции. Одновременно делаются попытки отодвинуть в сторону экономический
класс и социально-профессиональную статусную группу. Переменные порою
заимствуются из смежных областей социальной дифференциации.
Указанные подходы пытаются, каждый по-своему, уловить качественные
сдвиги, уже произошедшие и происходящие ныне в социальной структуре
современного общества. Нет особой нужды доказывать, что буквально все
затронутые выше проблемы не являются чем-то потусторонним для сегодняшней
России.
Заметим, что перечисленные доселе подходы не посягают на принципиальные
основы стратификационного анализа. Иной поворот – в работах современных
пост-структуралистов.
КЛАССЫ В РАБОТАХ ПОСТ-СТРУКТУРАЛИСТОВ
Последние не укладываются сколь-либо явно ни в одно из классических
направлений. Французские социологи в лице М.Фуко (1926–1984), П.Бурдье
(1930 г. рождения), А.Турена (1925 г. рождения) пытаются найти свой путь,
лежащий в стороне как от позитивизма заокеанских функционалистов, так и от
идеологизаторства европейского ортодоксального марксизма.
Непременной ревизии подвергается экономический детерминизм с перенесение
акцентов в сферу знания и культуры. Преодолевается традиция прямолинейного
структурализма в пользу анализа социального действия и социальных
отношений. Одновременно объявляется непримиримая методологическая война
позитивистскому противопоставлению субъекта и объекта исследования.
Включенность, ангажированность исследователя рассматривается как
неотъемлемый момент производства знания.
Бросается вызов и традиционным классовым теориям. Что совершается,
однако, без разрыва с проблематикой классовой борьбы.
Классовая борьба без классов (Мишель Фуко) Фуко дает своеобразное
философско-историческое описание стратегий, реализующих интересы
европейской буржуазии в период с XVIII столетия. Эти стратегии связаны не с
прямым классовым угнетением и экономической эксплуатацией, но с выработкой
механизмов так называемого паноптизма или всеобщей поднадзорности и
дисциплинирования масс в практиках их повседневной жизни. «Необходимы
именно механизмы исключения как таковые; аппараты надзора, медикализация
сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью – все те
микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы
выразить интересы буржуазии». Школа и больница, фабрика и армейский барак –
все они становятся институтами мощного дисциплинирующего воздействия,
причем, отнюдь не только на «отклоняющиеся» группы.
Ключом к анализу всей социальной структуры для Фуко становится особое
(внеполитическое) понимание власти. В его построениях принципиально
отсутствуют централизованная власть и вообще всякое обладание властью.
Власть – это не атрибут государственного аппарата или какого-то отдельного
класса. Это отношения, причем, не эксплуатации и подавления, а
взаимоотношения индивидов в процессе производства знания и информации. Это
отношения борьбы за истину, а более точно, за режим производства дискурсов,
которые считаются истинными (научными) или ложными, за правила отделения
истинного от ложного. Власть, таким образом, не только утилизирует, но и
производит знание. «Мы подчинены производству истины посредством власти, –
пишет М.Фуко, – и мы не можем утверждать власть иначе, как через
производство истины».
Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или
классами. И в то же время никто не отчужден от власти. Она циркулирует
через цепные и сетевые сплетения социальных связей. Фуко обращает наше
внимание на капиллярные, постоянно реконструирующиеся формы микровласти,
возникающие из локальных, специфических условий жизни. Он не отвергает
возможности функционирования власти и в пирамидальных формах, при
осуществлении властных воздействий сверху. Но любая властная стратегия, по
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10