выделению дискретных экономических классов. С функционалистами же против

марксистов их объединяет осознание принципиальной важности статусных

различий и социальной мобильности. В то же время марксисты и

функционалисты, в своем стремлении к монизму, предлагают более стройные

логически и более влиятельные в идеологическом отношении модели социального

порядка.

Каждое направление рисует свои стратификационные картины. У марксистов

традиционная схема выглядела так: отношение двух основных классов образует

основную ось. Прочие средние слои тяготеют к тому или другому полюсу.

Функционалистами конструируются более или менее длинные непрерывные шкалы

социально-профессиональных позиций, обладающих различным престижем. А у

веберианцев появляется множество относительно самостоятельных иерархий. И

каждая социальная группа занимает сложные, комбинированные классовые и

статусные позиции. Картина все более усложняется с появлением новых

стратификационных подходов.

НОВАЯ ТЕМАТИКА СТРАТИФИКАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Последние три десятилетия ознаменовались своеобразным всплеском

разработок. В эти годы оформился целый ряд направлений, которые не являются

прямым продолжением классических традиций, идут вразрез или отходят в

сторону, захватывая новые поля смыслового пространства. Хотя, возможно,

материал, с которым они работают, новым и не назовешь.

Гражданство и класс (Т.Маршалл и др.) В противовес марксистам, в глазах

которых государство благосостояния только воспроизводит, а то и усугубляет

классовые различия, в теории гражданства утверждается, что достигаемое в

результате универсализирующей демократической политики уравнивание

социальных статусов не только противостоит, но во многом способно

«погасить» огни классового неравенства или серьёзно «перекроить» ткань

классовых отношений.

Гражданство как полноправное членство в сообществе или государстве,

действительно, изначально противоречит основам классового расслоения. И

демократическая борьба низших классов за утверждение гражданских прав

всегда была отчасти и борьбой за своё уничтожение как класса.

Домашняя собственность и переструктурированис классов (Питер Саундерс и

др.)

С накоплением домашней собственности (собственности на предметы

потребления и, в первую очередь, на жилье) возрастает дифференцирующая роль

этой собственности. Это позволяет некоторым исследователям даже поставить

вопрос о так называемых «жилищных классах» или о «среднем собственническом

классе», имея в виду именно обладателей домашней собственности. (В

Великобритании с конца 1970-х годов вопрос приобрел дополнительную

актуальность в связи с политикой консерваторов по приватизации жилья).

Заслуживает внимания позиция П.Саундерса. который призывает не смешивать

потребительские и классовые различия (относя последние преимущественно к

сфере производства). При этом Саундерс считает, что значение различий в

обладании домашней (прежде всего, жилищной) собственностью способно

превзойти роль профессионально-трудовых различий. Жилищная собственность

становится объектом столкновений материальных интересов по поводу

использования земли, распределения дотаций и кредитов. Она также формирует

самостоятельную основу дифференциации жизненных возможностей групп –

например, через накопление богатства в условиях опережающего роста

стоимости жилья. Это и позволяет говорить о процессах «перестратификации».

Саундерс, таким образом, пытается противопоставиться марксистам, для

которых условия потребления принципиально вторичны по отношению к классовым

(производственным) условиям, и радикализовать позицию веберианцев, для

которых потребительские различия остаются преимущественно вопросом сферы

престижа и стиля жизни страт.

Новое звучание старых тем. Непропорционально высокая доля исследований по-

прежнему посвящена проблемам рабочего класса. В их числе возродились

этнографические исследования местных сообществ, концентрирующие внимание на

формировании разделяющих культурных границ.

Произошло своего рода новое «открытие» явления бедности. Наиболее

известная и фундаментальная работа в этом направлении принадлежит Питеру

Таунсенду. Он отходит от традиционных измерений дифференциации доходов и

накопленного имущества, раскрывая проблему бедности с точки зрения

обладания/необладания ресурсами, необходимыми для нормативного социального

воспроизводства.

Позиции самых нижних слоев подаются в обретших немалую популярность

концепциях «андекласса». Эту массовидную совокупность, устилающую

социальное «дно», отличает сложное сплетение структурных позиций и

субъективных ориентаций, связанных с проблемами застойной безработицы и

зависимости от выплачиваемого пособия, хронической материальной

необеспеченности и кристаллизующейся «культуpы бедности», жизни в

нуклеарных семьях и презрения к общественным нормам, моральной деградации и

преступности.

Наконец, особняком стоит еще один аспект анализа социальной структуры,

привлекший к себе особое внимание и связанный с территориальными

особенностями структурного формирования, происходящего в разных регионах

одной и той же страны. Этот аспект сопряжен с использованием методов,

остававшихся до последней поры в ведении географической науки.

Подытоживая короткий обзор новых сюжетов в стратификационной теории

1970–1980-х гг., нельзя не обратить внимания на то, что в упоминаемых

работах большей частью используются хорошо знакомые стратификационные

переменные, которые просто выводятся со вторых ролей на приоритетные

позиции. Одновременно делаются попытки отодвинуть в сторону экономический

класс и социально-профессиональную статусную группу. Переменные порою

заимствуются из смежных областей социальной дифференциации.

Указанные подходы пытаются, каждый по-своему, уловить качественные

сдвиги, уже произошедшие и происходящие ныне в социальной структуре

современного общества. Нет особой нужды доказывать, что буквально все

затронутые выше проблемы не являются чем-то потусторонним для сегодняшней

России.

Заметим, что перечисленные доселе подходы не посягают на принципиальные

основы стратификационного анализа. Иной поворот – в работах современных

пост-структуралистов.

КЛАССЫ В РАБОТАХ ПОСТ-СТРУКТУРАЛИСТОВ

Последние не укладываются сколь-либо явно ни в одно из классических

направлений. Французские социологи в лице М.Фуко (1926–1984), П.Бурдье

(1930 г. рождения), А.Турена (1925 г. рождения) пытаются найти свой путь,

лежащий в стороне как от позитивизма заокеанских функционалистов, так и от

идеологизаторства европейского ортодоксального марксизма.

Непременной ревизии подвергается экономический детерминизм с перенесение

акцентов в сферу знания и культуры. Преодолевается традиция прямолинейного

структурализма в пользу анализа социального действия и социальных

отношений. Одновременно объявляется непримиримая методологическая война

позитивистскому противопоставлению субъекта и объекта исследования.

Включенность, ангажированность исследователя рассматривается как

неотъемлемый момент производства знания.

Бросается вызов и традиционным классовым теориям. Что совершается,

однако, без разрыва с проблематикой классовой борьбы.

Классовая борьба без классов (Мишель Фуко) Фуко дает своеобразное

философско-историческое описание стратегий, реализующих интересы

европейской буржуазии в период с XVIII столетия. Эти стратегии связаны не с

прямым классовым угнетением и экономической эксплуатацией, но с выработкой

механизмов так называемого паноптизма или всеобщей поднадзорности и

дисциплинирования масс в практиках их повседневной жизни. «Необходимы

именно механизмы исключения как таковые; аппараты надзора, медикализация

сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью – все те

микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы

выразить интересы буржуазии». Школа и больница, фабрика и армейский барак –

все они становятся институтами мощного дисциплинирующего воздействия,

причем, отнюдь не только на «отклоняющиеся» группы.

Ключом к анализу всей социальной структуры для Фуко становится особое

(внеполитическое) понимание власти. В его построениях принципиально

отсутствуют централизованная власть и вообще всякое обладание властью.

Власть – это не атрибут государственного аппарата или какого-то отдельного

класса. Это отношения, причем, не эксплуатации и подавления, а

взаимоотношения индивидов в процессе производства знания и информации. Это

отношения борьбы за истину, а более точно, за режим производства дискурсов,

которые считаются истинными (научными) или ложными, за правила отделения

истинного от ложного. Власть, таким образом, не только утилизирует, но и

производит знание. «Мы подчинены производству истины посредством власти, –

пишет М.Фуко, – и мы не можем утверждать власть иначе, как через

производство истины».

Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или

классами. И в то же время никто не отчужден от власти. Она циркулирует

через цепные и сетевые сплетения социальных связей. Фуко обращает наше

внимание на капиллярные, постоянно реконструирующиеся формы микровласти,

возникающие из локальных, специфических условий жизни. Он не отвергает

возможности функционирования власти и в пирамидальных формах, при

осуществлении властных воздействий сверху. Но любая властная стратегия, по

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10