его убеждению, есть отношение взаимодействия, невозможное без автономного
движения снизу. Формой же её реализации становятся самые разные
пространства и тела (в том числе, физические тела людей, как в случае
социального контроля за внешностью)
Как при таком понимании выглядят социальные классы? По мнению Фуко, не
существует никакой предзаданной структурной решетки, как нет каких-то
глобальных стратегий классового господства, навязываемых прочим
(угнетённым) классам. Классы оформляются как результат локальных программ и
стратегий, реализуемых в сетях повседневных взаимодействий.
«Господствующий класс – не просто абстракция, но и не предзаданная
общность. Чтобы стать господствующим классом, чтобы это господство
воспроизводилось, класс должен выступить результатом набора заранее
продуманных тактик, осуществляемых в русле больших стратегий по утверждению
этого господства. Однако, между стратегией, которая фиксирует,
воспроизводит, мультиплицирует и акцентирует существующие силовые
отношения, и классом, обнаруживающим себя в правящей позиции, находятся
взаимные отношения производства».
Фуко охотно употребляет слова типа «война», «борьба», «поле битвы». Но
классовая борьба обретает у него особое содержание. Она, собственно,
ведется вне классов, не как большая битва, но как множество мелких схваток,
порожденных местными условиями труда и жизни. По существу это борьба всех
против всех. По его словам: «Нет непосредственно данных субъектов борьбы (с
одной стороны – пролетариат, с другой – буржуазия). Кто против кого
борется? Мы все боремся друг с другом». Причем появление гоббсовского
Левиафана – этого примирителя-узурпатора – не предполагается.
Чем определяется положение интеллектуала в этой борьбе? Его классовым
положением, но также специфическими условиями труда и жизни и
наличествующим в данном сообществе режимом производства знания. Основная же
роль интеллектуала – в постоянном изучении поля сражения в доступном ему
секторе этого поля.
Класс и хабитус (Пьер Бурдье) П.Бурдье, один из учеников М.Фуко, также
порывает с экономизмом. Он определяет класс как совокупность агентов со
сходной позицией в социальном пространстве. Само же социальное пространство
образуется, по его мнению, целым рядом силовых полей – политическим,
экономическим, социальным, культурным и символическим. Замечается, что
экономическое поле всегда стремится навязать свою структуру другим полям.
Но последние все же сохраняют свою относительную автономию.
В противовес марксистам, Бурдье не считает возникающие в социальном
пространстве группы «реальными классами». По его словам, это лишь
«возможные классы». Вероятность же мобилизации класса, превращения его в
«класс-для-себя» зависит от дистанции между агентами в социальном
пространстве и способов восприятия этого пространства. Последние, в свою
очередь, являются продуктом социальных институтов и предшествующей
символической борьбы.
Борьба за формирование здравого смысла ведется непрерывно. Успех в этой
борьбе дает, по выражению Бурдье, чудовищную, почти магическую власть
именовать и стратифицировать группы. Восприятие, таким образом, есть не
простое отражение объективных условий, но конструктивный акт по выработке
чувства социальных границ.
Любое социальное деление, таким образом, есть продукт длительной работы
по коллективной идентификации. И ученый, желающий объективировать оценки,
даваемые самоклассифицирующимися агентами, должен каждый раз
реконструировать работу истории, в ходе которой складывается данное
деление.
Власть группы, особенно в политическом поле, часто учреждается через
процесс делегирования её официальным представителям. В результате группа
начинает определяться через того, кто говорит от её имени. Так происходит
объективное объединение класса как «воли и представления», или «класса на
бумаге» – как возможной группы, которая часто выдается марксистскими
теоретиками за реально мобилизованную группу.
Пожалуй, наиболее интересным элементом позиции Бурдье является вводимое
им понятие хабитуса – системы присущих индивиду диспозиций мышления и
действия, результирующей его знаний и опыта. Хабитус как матрица восприятий
и классифицирующих практик выдвигается как важнейший опосредующий элемент в
формировании любой коллективной идентификации. Хабитус – это
«инкорпорированный класс». Но он не простой результат структурации
классовых условий, а также и активное структурирующее начало.
Хабитус оказывает воздействие на политические мнения и поведение данных
классов, а также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и
способы потребления. По мнению Бурдье, деятельностным практикам, из которых
складывается стиль жизни, предшествует совокупность вкусов – схем приятия и
восприятия. А вкусы, в свою очередь, базируются на хабитусе, на который
влияют прежде всего такие факторы как социальное происхождение и
образование. Одна из характерных логических цепей представлена Бурдье в
следующем виде:
объективные условия существования ( хабитус ( вкусы ( практики ( стиль
жизни
Вдоль подобных цепей оформляются различия между классами – в восприятии
литературы и искусства (особенно, музыкального), потребительских привычках,
спортивных занятиях. Так, что касается искусства, люди из рабочего класса
более склонны к этическому восприятию образов, склонны приписывать
искусству выполнение социальных функций. Их вкусы формируются в большей
мере потребностями в соучастии. В то время как для интеллектуалов более
характерно эстетическое восприятие чистых форм искусства. Последнее для
них, напротив, становится формой отрицания социального мира. Бурдье
пытается сравнивать классовые позиции и стили жизни и придавать им
пространственное изображение.
Итак, класс и хабитус в понимании Бурдье превращаются в ключевые понятия
социальной структуры. Причем, между классовой позицией, вписанной в
структуру должностей, и наклонностями, вписанными в хабитус, могут
возникать несоответствия и острые противоречия, в которых проявляются зоны
неустойчивости социальной структуры. Изобилуют такими примерами
революционные и постреволюционные ситуации.
В поисках социальных акторов (Ален Турен) Подобно своим коллегам, А.Турен
исходит из того, что в новом обществе (он его называет «программируемым»)
«экономические решения и экономическая борьба более не обладают ни
автономией, ни центральным местом, как это было в предшествующем обществе».
Конфликтность по-прежнему лежит в основе всех социальных отношений,
каковые суть отношения власти. Но власть определяется не как обладание, а
как господство, способность контролировать «области неопределенности». С
дисперсией власти конфликты становятся более многомерными. Трудящиеся
участвуют в них уже не только как работники, но как потребители, жители
определенных районов и территорий.
Вместе с конфликтностью сохраняется и классовый характер общества.
Однако, Турен достаточно жестко отделяет классовый анализ от проблематики
социальной структуры.
«Мы наблюдаем исчезновение классов как социальных «существ», как реальных
социальных и культурных слоев, – заявляет Турен, – и соответственно,
возрастает значение классовых отношений как аналитического принципа,
приемлемого для раскрытия социальных конфликтов... Говорить о социальных
классах – значит, скорее указывать на классовые проблемы, нежели определять
какие-то группы».
Основные формы господства в пост-индустриальном (программируемом)
обществе базируются в первую очередь на знаниях и образовании. А
технократия превращается в новый господствующий класс.
«Новый господствующий класс, – подчеркивает Турен, – определяется
наличием знания и определенного уровня образования». Другое определение:
«Правящий класс – есть группа осуществляющих свое господство инноваторов.
Доминируемые же классы более не эксплуатируются, но интегрируются в общую
систему и подвергаются манипулированию. И потому ключевым вопросом для них
является борьба за свое самоопределение. В авангарде этой борьбы за
самодетерминацию оказываются сегодня не профсоюзы и вообще не традиционные
слои рабочего класса, но образованные специалисты, техники, студенты. А
центром социокультурного сопротивления становятся университеты.
«Университет, – по мнению Турена, –сегодня становится привилегированным
центром оппозиции технократии и всем связанным с нею силам».
Когда же возникают классы, которые при этом не являются элементами
социальной структуры? Только когда индивиды превращаются в социальных
акторов, т.е. самоопределяются на основе присущих им культурных ориентаций
в процессе собственной деятельности. По мнению Турена, «невозможно отделить
класс, классовое сознание и социальное движение, т.е. классовое действие».
При таком подходе все общество представляется как «иерархизированная
совокупность систем действия». Под действием же понимается следующее:
«Действие есть поведение актора, управляемое культурными ориентациями и
утверждаемое внутри социальных отношений, посредством которого ведётся
борьба за контроль над историчностью (культурными моделями и ориентациями)
в данном идентифицируемом историческом контексте»; «Социальное движение
есть коллективное организованное действие».
Социальные движения, по Турену, не аномалия и не приложение к структуре,
но сама ткань социальной жизни. «Социальные движения не являются какими-то
исключительными и драматическими событиями, они постоянно образуют
сердцевину общественной жизни».
Так совершается попытка поворота от чистого изучения классов к их
активному формированию.
При всей сложности взаимоотношений, эти три яркие и самобытные фигуры
многое объединяет. Их всех можно отнести к «пост-структуралистам» как по
нынешним позициям, так и по эволюции взглядов (пройдя через структурализм,
они обращают его в объект своей критики). А наблюдаемая взаимная
непримиримость позиций (речь идет в первую очередь о Бурдье и Турене) во
многом является результатом близости исходных методологических установок.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В современной ситуации практически невозможно представить
стратификационные исследования в виде стройного, хорошо структурированного
потока. Напротив, происходит его распадение на отдельные ручейки, мало
помалу удаляющиеся от истока и при этом постоянно пересекающие на своем
пути чужие русла, забирая воду из других направлений. На этот сложный
процесс фрагментации и реинтеграции следует обратить особое внимание при
анализе современных стратификационных подходов.
Многообразные связи между членами общества, социальными группами, а также
внутри них, возникающие в процессе жизнедеятельности, именуемые нами
общественными отношениями, претерпевают постоянные изменения. Сегодня
процесс их развития идёт по линии усложнения. Но не исключено, что завтра
он повернёт совсем в другое русло.
Несомненно одно: в учёном мире всегда найдётся его провозвестник, у
которого непременно найдутся сторонники и оппоненты. Социальные философы,
социологи, политологи и представители других общественных наук уже не
первый год и век идут по одной дороге с обществом, будучи его неотъемлемой
частью, при этом исследуя все дорожки и тропинки, ответвляющиеся от этого
сложного пути, то забегая вперёд, предвосхищая события, то возвращаясь
назад в поисках ранее оставленных без внимания деталей.
Этому, надо сказать, не маленькому обществу исследователей также
свойственны разделения, расслоения, непримиримая борьба теорий за
доминирующее положение в своей области. И сколько будет существовать
общество, столько будут вестись его всесторонние исследования, рождаться и
умирать новые теории его устройства. И уж тем более безграничными
представляются наши возможности изучать, описывать и сопоставлять
составляющие этого многовекового наследия.
Список литературы:
1) Барулин В.С. Социальная философия, М. 1999
2) Весоловский В. Классы, слои и власть, М. 1981
3) Ерёмин Ю.Е. Классы и демократия, М. 1974
4) Замогильный С.И. Эволюция теорий классов и современность, Саратов 1989
5) Мокляк Н.М. Социальные отношения: структура и формы проявления, Киев
1986
6) Радаев В.В., Шкаратан О.И., Социальная стратификация, М. 1996
7) Ранние формы социальной стратификации, М. 1993
8) Социальная структура и социальная стратификация, М. 1992
9) Философская энциклопедия, м. 1962.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
