никакого предела, которым можно было бы ограничить число высказываний,
способных оставаться непротиворечивыми между собой. Болтающаяся и
балансирующая личность стоит поэтому перед такой дилеммой: если
альтернативы находятся между собой в отношении противоречия, их будет ровно
две, однако одна из них будет ложной; а если альтернативы не противоречат
друг другу, они, возможно, согласуются между собой, однако по числу их
будет не обязательно две. Под вопросом оказывается или их число, или их
равноценность.
Вполне вероятно, что ни болтающийся, ни балансирующий человек не будет
чересчур тревожиться об этой дилемме. В конце концов они не занимались
строгим мышлением в терминах логических противоречий, а просто, как люди
широкие и видавшие свет, замечали, что рано или поздно всякая борьба
заставляет людей сгруппироваться в две партии. Еще меньше их обеспокоит
возможное умножение числа сторон. Чем больше сторон, тем шире поле для
дискуссий. Чем шире поле для дискуссий, тем больше неопределенности. Чем
больше неопределенности, тем дольше можно откладывать действие. Боюсь, моя
дилемма только утвердит человека типа «и вашим, и нашим» в его
испорченности.
Автор конечно прав, но о чём он написал я понял только после десятого
прочтения абзаца.
Является ли установление научной истины приоритетом в споре?
Испробуем другой подход. Когда люди говорят, что в любом вопросе две
стороны, они лишь в последнюю очередь думают об установлении научной
истины. Они думают скорее о политических и социальных проблемах. Они знают,
что различные программы соперничают между собой за широкую поддержку. Они с
полным основанием не доверяют пылу зилотов и хитрости пропагандистов, и
убеждение, что «многое можно сказать в пользу тех и других», дает им уйти
из тупика.
Ну и правильно! В тупик никто не хочет заходить.
Надо сказать тут, что принципы теряют свою содержательность в той
мере, в какой используются как простые орудия спора. При инструментальном
употреблении принцип начинает выступать в таком множестве разнообразных
контекстов, что любая строгость его изначального понятия расшатывается, и
вместо него встает множество значений, соответствующее множеству
контекстов. Возникающая отсюда двусмысленность губит всякую строгость
мысли. Принцип становится пустой фишкой, которой манипулируют в попытке
избежать разгрома.
Это можно наблюдать на примере спора Базарова и П.П. Кирсанова в
романе Тургенева «Отцы и дети».
Необходимость выделения чётких значений.
Учение о двух сторонах всякого вопроса страдает от чрезмерной
многозначности больше любого другого из обсуждаемых в этой книге мифов. Мы
только что наблюдали, что его строгое, логическое значение как раз никого
не интересует. Поскольку, таким образом, это учение с самого начала
отрывается от своего логического значения, мы с полным основанием можем
заранее ожидать массу разнообразия и прихотливого произвола среди реально
имеющих хождение значений. Они совершенно невыводимы из логического
содержания первоначального высказывания, по должны зависеть от
разнообразных обстоятельств, в которых произносится высказывание. Может
оказаться, что мой перечень значений неполон; или, наоборот, я мог чересчур
удлинить его (кажется, прелести балансирования начинают захватывать и
меня!),(кажется, я сейчас охренею!). Во всяком случае, я могу только
апеллировать к личному опыту читателя, который решит, насколько
я прав.
Итак, в высказывании о двух сторонах любого вопроса я нахожу
возможность не менее семи значений. Сразу же перечислю их, а потом перейду
к обсуждению каждого по очереди. Вот эти семь
значений.
1. Важные социальные проблемы раскалывают людей на две группы, каждая
из которых предлагает определенное количество ве- сомой аргументации и
проявляет определенное количество эгоистической заинтересованности.
2. В любой данной ситуации существует плюрализм одинаково хороших
вариантов.
3. Во всех теориях есть определенное количество истины и определенное
количество заблуждения, и поэтому следует брать долю истины от каждой.
4. Выступление на той или иной стороне вредит научной
беспристрастности.
5. Чем лучше начинаешь понимать противоположные теории, тем больше
начинаешь сочувствовать выдвигающим их людям.
6. В споре каждая сторона имеет право быть выслушанной.
7. Никогда нельзя принимать решение, не изучив тщательно все дело.
Первое, второе и третье значения характерны, я бы сказал, для болтающейся,
четвертое, пятое и шестое — для балансирующей личности. Седьмое, явно
верное, может быть отнесено к кому угодно.
ШЕСТЬ ЗНАЧЕНИЙ-ПРЕДРАССУДКОВ
Почему так труден выбор, когда решаются важные социальные вопросы?
Первое из возможных значений заключается, по-видимому, в том, что
пускай не во всяком, но в любом важном вопросе есть две стороны и что на
каждой из этих сторон можно обнаружить определенное количество весомых
аргументов и определенное количество эгоистической
заинтересованности. Иначе говоря, важные вопросы создают поляризацию сил.
Поскольку они постепенно захватывают все население, становится все меньше и
меньше людей, не присоединившихся к тому или другому лагерю. Выбор лагеря
опирается на понимание людьми своих интересов; иначе говоря, они
выбирают лагерь, который считают дружеским, а не вражеским. Пока
продолжается борьба, оба лагеря стараются выставить себя в наилучшем
возможном свете, а поскольку лидеры обоих лагерей не будут лишены
пропагандистского таланта, обе программы будут казаться одинаково
убедительными. Как противоположные и вместе с тем одинаково убедительные,
обе программы, по-видимому, взаимно уничтожают друг друга. Будучи
продиктованы эгоизмом, обе программы предстают одинаково подозрительными.
Болтающаяся в воде пробка не видит разницы между плаванием на той или
другой стороне волны.
Как необходимо делать выбор?
Итак, одинаковая убедительность — и одинаковая подозрительность.
Первое приводит в замешательство, второе парализует волю. Между прочим,
замешательство — результат скрытой абстрагирующей операции ума: обе
программы «взвешиваются» на одних весах, т. е. сравниваются по принципу их
внутренней связности и внешней притягательности так, как если бы они не
имели никакого отношения к конкретной исторической ситуации. Это отношение,
однако, и есть самое главное в них, и именно оно в конечном счете
определяет их достоинства. Абстрагированные от своего непосредственного
социального контекста программы могут казаться явно равноценными;
возвращенные своему контексту, они обнаружат решительную несхожесть. Выбор,
ничего не дававший о себе знать в вакууме, теперь вопиет о своей
настоятельной необходимости. Выбирающее лицо, против воли увлекаемое всеми
этими голосами, словно пением сирен, может теперь спастись, только заткнув
уши.
Если сильно заткнуть уши, то можно пальцы не вытащить. На самом деле
большинство избирателей отдают свои голоса больше популистским лозунгам,
«порядочным» людям, чем конкретным программам. Эти программы почти никто в
глаза не видел. В замешательство приводит и тот факт, что важные проблемы
решают политики, которые далеко не всегда знают, что сами обсуждают,
например: обсуждение законопроектов в нашей Госдуме. Система управления
государством не является открытой для избирателей.
Паралич воли, в свою очередь, происходит от предположения, что наличие
эгоистической заинтересованности с обеих сторон одинаково портит их
программы. Может показаться поразительным, но действительно есть люди,
которые отстраняются от участия в человеческих делах потому, что любое
социальное учреждение и любое политическое движение лишены в этом смысле
абсолютной чистоты. Зачарованные неподражаемым блеском идеала
самопожертвования, такие люди сидят в ожидании движения и программы,
которые не давали бы никакой выгоды своим начинателям. Они долго прождут,
потому что социальное движение, участники которого сознательно занимались
бы созданием невыгод для себя лично, было бы поистине очень странным
социальным движением. Так что заявление об эгоистической заинтересованности
обеих спорящих сторон несет в себе примерно столько же смысла, как
заявление пробки, что по обеим сторонам волны — вода.
Нормальные участники социального движения никогда не начнут свою
деятельность во вред себе: абсолютной чистоты в политике нет и быть не
может. На примере построения социализма во всём мире мы прекрасно понимаем,
к чему может привести «идеал самопожертвования».
Как можно с помощью взаимопонимания и честности уменьшить искажение
принципов?
Конечно, эгоистическая заинтересованность вполне может вести к
искажению принципов. Она их и искажает всякий раз, как требует обмана
других людей. Однако заинтересованность не всегда (а для большинства из нас
даже и не часто) требует обмана других. Наоборот, заинтересованность вполне
совместима с честностью, причем до такой степени, что Франклин в приливе
оптимизма объявил честность лучшей политикой. А где нет обмана, там нет и
намеренного извращения принципов. Так что мы не можем из наличия
заинтересованности у той или иной группы обязательно делать вывод о
показном характере ее программы. Если человек помогает мне потушить пожар в
моем доме, чтобы предохранить свой собственный, с моей стороны будет
идиотизмом говорить о лживом характере его поведения. И будет недостатком
вежливости, если я по той же причине откажусь поблагодарить его со ссылкой
на то, что он не имел в виду оказать лично мне никакой услуги.
Чем честнее политик, и чем лучше он понимает свою роль в жизни
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
