видится в этом протест против условий жизни, гнетущих человека, душащих и

уродующих его, против всевластных норм мещанского комфорта и жизненного

благополучия.

Разумеется, здесь вполне реальная опасность. Опасность эстетизации,

превращения дерзостных вызовов общественному мнению в комфортный элемент

этого же общественного мнения, когда подобные “вызовы” становились

привычными для буржуазных нравов и воззрений. История русского декаданса,

когда лет через десять-пятнадцать после возникновения явно обнаружилась и

его творческая бесперспективность и то, что он в высшей степени устраивает

то самое общество, субъективным протестом против которого он был в

определенной степени рожден, четко это подтверждает. Правда, понимания

этого у юноши Брюсова еще, естественно, не было.

Есть еще одна характерная грань в юношеских стихах Брюсова. Составляя

уже зрелым поэтом свой сборник “Юношеское”, который в свое время не увидел

света, потому что у его автора не хватило денег на издание, Брюсов открыл

его быстро ставшим популярным “Сонетом к форме”:

Есть тонкие властительные связи

Меж контуром и запахом цветка.

Так бриллиант невидим нам, пока

Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,

Бегущие, как на небе облака,

Окаменев, живут потом века

В отточенной и завершенной фразе.

Слова об “отточенной и завершенной фразе” стали для Брюсова своего

рода credo его литературной деятельности. Уже в юношеских стихах видно

стремление к почти математической выверенности стихотворных строк,

стремление использовать все известные размеры и системы просодии. Он

пытается даже, взяв в качестве образца опыты древнеримских лириков,

создавать однострочные стихотворения. Таково знаменитое “О, закрой свои

бледные ноги”. В брюсовских тетрадях тех лет можно найти еще примеры

подобных стихов. Он с полной серьезностью относился к этим попыткам,

оправдывая их не только историческим опытом, но и тем, что “идеалом для

поэта должен быть один такой стих, который сказал бы душе читателя все то,

что хотел сказать ему поэт...”. Брюсов пробует писать стихи в духе

японского и китайского стихосложения, активно разрабатывает новые примы

версификации, пытается применить в русском стихе то новое, что вводили во

Франции Бодлер, Верлен и Малларме.

В первых сборниках Брюсова ясно слышны отзвуки многих французских

поэтов второй половины XIX века. В них звучат демонические темы Бодлера,

напевные медитации Верлена, вызывающая раскованность Рембо. Многое было

взято Брюсовым и из их эстетических программ. Свою зависимость от

французских символистов Брюсов не скрывал. Эти воздействия совмещаются с

влиянием Г.Гейне, сказывающимися в иронических интонациях, эмоциональности,

подчеркнутом протесте против ханжества.

Брюсов довольно быстро почувствовал ограниченность своих первых

поэтических шагов. “Нет! не читай этих вымыслов диких”,- обращается он к

читательнице своей первой книги. Потом повторяет: ”Мои прозрения были

дики”. В “Me eum esse” у него возникает тема одиночества, горькое ощущение

отсутствия контакта с окружающими.

Хотя он по-прежнему провозглашает:

Я не знаю других обязательств,

Кроме действенной веры в себя,-

но все чаще начинает говорить о невозможности человеческой духовной

близости из-за характера жизненных условий. “В безжизненном мире живу”,-

замечает он в одном из стихотворений. Эта тема безжизненного мира начинает

развиваться все полнее и полнее. Его лирический герой- все чаще прохожий,

одинокий путник, никому и ничему не нужный человек. Слова “бродить”,

“брести” становятся одними из самых любимых.

Эта горестная нота одиночества, бродяжничества, бесприютности иногда

приобретает очертания жуткие:

Мне снилось: мертвенно-бессильный,

Почти жилец земли могильной,

Я глухо близился к концу.

И бывший друг пришел к кровати

И, бормоча слова проклятый,

Меня ударил по лицу.

Нет ничего в мире, что может поддержать человека, примирить его с

жизнью, даже друг на пороге могилы оказывается врагом. Кругом враги.

Конечно, Брюсов еще не видел социальных причин распадения людских связей,

источников отчуждения, но само обращение к этой теме,- и не в виде

слезливых сетований надсоновского характера, а как мужественное и суровое

признание бесчеловечности жизненных обстоятельств, - говорило о

потенциальных возможностях его таланта.

Первые авторские сборники Брюсов выпускал еще будучи студентом

Московского университета. В 1899 году он заканчивает его и начинает

сотрудничать в журнале “Русский архив”. Это был историко-литературный

журнал, на страницах которого впервые увидели свет многие замечательные

документы отечественной истории. Четырехлетняя работа Брюсова в журнале

отвечала одной из самых коренных особенностей его творческого склада -

глубокому интересу к накопленной человеческой культуре. По существу, здесь

началась работа Брюсова в области истории русской литературы. Все

последующие годы он не оставлял историко-литературных занятий. Это

значительная и важная часть его наследия. С необычайной скрупулезностью

Брюсов исследовал мельчайшие детали стиля многих писателей, обстоятельства

возникновения тех или иных произведений. Он внимательно следил за

специальными изданиями, посвященными истории русской поэзии и был их

взыскательным критиком. Дарование Брюсова- историка русской и европейской

литературы, особенно поэзии, видно в его многочисленных статьях о новых и

старых поэтах. Брюсов был одним из ведущих специалистов в этой области; и

под конец жизни с полным основанием писал: “Сейчас я чувствую себя

сведущим, как никто, в вопросах русской метрики и метрики вообще. Прекрасно

знаю историю русской поэзии, особенно XVIII век, эпоху Пушкина и

современность. Я специалист по биографии Пушкина и Тютчева и никому не

уступлю в этой области”. Основы этого знания были заложены именно в эти,

студенческие и первые послестуденческие, годы.

В конце 90-х годов происходят перемены в модернистических течениях в

литературе. Если в начале и середине 90-х годов модернизм обнаруживал себя

отдельными разрозненными выступлениями ряда поэтов и публицистов, то на

рубеже веков он постепенно приобретает все более оформленный и широкий

характер. В 1899 году вышел первый номер журнала “Мир искусства””. Начатый

как чисто художнический, журнал позже обращается и к литературе. В 1901

году в Москве возникает издательство “Скорпион”, ставшее основным центром,

вокруг которого сгруппировались символисты. В эти годы Брюсов знакомится

ближе с К.Бальмонтом. В его окружении появляются Курсинский, Миропольский,

Бахман и другие молодые литераторы, тяготевшие к новой поэзии. Символизм

постепенно вырисовывается не как вздорное учение нескольких молодых поэтов,

а как определенное литературное течение. Уже отпала необходимость

публиковать статьи и стихи под многочисленными псевдонимами, чтобы создать

видимость школы. Она начала свое существование.

Одной из первых книг, выпущенных “Скорпионом”, стал сборник Брюсова “Третья

стража”. Ставшие самыми известными и популярными стихи этой книги были

объединены в раздел “Любимцы веков”. Этот заголовок будет встречаться не

раз в его последующих сборниках. Практически в каждом сборнике будет

появляться раздел или цикл стихотворений, посвященных истории.

В “Третьей страже” перед нами проходят древняя Ассирия, Двуречье,

Египет, Греция, Рим, европейское средневековье и Возрождение, первые века

отечественной истории, наполеоновская эпопея. Под пером поэта возникают и

реальные исторические лица, и герои мифов, безымянные персонажи разных

эпох, долженствующие выразить характерные черты своего времени. Стихи

Брюсова написаны по-разному: одни - как бы от лица самих героев

(“Клеопатра”, “Цирцея”), другие - от имени автора, словно бы ставшего

свидетелем тех или иных событий (“Скифы”, “Данте в Венеции”), или в виде

размышлений поэта о судьбе иных цивилизаций и героев прошлого. Но все эти

стихи меньше всего напоминают реконструкцию прошлого; стремление поэта

вовсе не в том, чтобы рисовать картины на исторические темы. В них ощутимо

бьется пульс современности.

Безумцы и поэты наших дней

В согласном хоре смеха и презренья

Встречают голос и родных теней,-

так начинает Брюсов свое стихотворение об одном из своих любимых героев -

Данте.

Героев Брюсова объединяет ясность и определенность характера,

дерзновенность мысли, преданность избранному пути, страстность служения

своему призванию и своему историческому назначению. Брюсова привлекает сила

ума и духа этих людей, дарующая им возможность возвыситься над сиюминутными

будничными заботами и мелкими страстями, открыть неведомое, повести мир к

новым рубежам. Правда, герои Брюсова всегда одиноки, ими движет рок, или

личная жажда познания, или страсть к власти. Никому из них не свойственно

чувство служения людям, никто не идет на самопожертвование .

В “Третьей страже” Брюсов продолжает развивать урбанистическую тему,

основы которой были заложены в ранних сборниках. Он любуется городом, прямо

говорит:

Я люблю большие дома

И узкие улицы города,-

но это не заглушает для него режущих диссонансов, не закрывает давящей,

античеловечной сути жизненных отношений, жизненного неустройства.

Доминирующее ощущение - одиночество, мертвенность обстановки. Город

подчиняет себе человека, подавляет его, делает беззащитным и слабым. В

брюсовских стихах варьируются строки: “В ущелье безжизненных зданий”,

Страницы: 1, 2, 3, 4