Этатистская либерально-консервативная идеология оказалась широко востребована в странах, совершавших форсированный индустриальный рывок на рубеже XIX-XX вв. Ее возрождение в том же варианте является возможным в схожих исторических условиях (например, в России в конце XX в.). Эффективность этой доктрины обусловлена попыткой предложить синтез традиционных, коллективистских ценностных ориентаций и новых либеральных целей реальной политики, выработать сценарий естественной интеграции этих стран в ход мирового развития, не ставя под сомнение их национальную самобытность и значимость. Однако, в этой двойственности заключалась и уязвимость либерального консерватизма.
По мере решения непосредственных задач ускоренной модернизации, все более очевидным становилось размежевание либерально-консервативного лагеря. С одной стороны, в условиях нарастания негативного социально-психологического фона, порожденного издержками форсированных реформ, складывались предпосылки радикализации консервативной идеологии, еще более решительного отторжения либерально-демократической "западной" модели. Это создавало перспективы для образования совершенно особых разновидностей политической идеологии, разрывавших малейшую связь с либеральным общественным проектом, но уже не имевших возможность вернуться к освящению прошлого. Выходом становился поиск "третьего пути" развития. Второй вариант эволюции этатистской либерально-консервативной идеологии был связан, напротив, с все более последовательным восприятием либерально-демократической доктрины. Правда, акцент в этом случае переносился не на "либеральную составляющую", а тот демократический потенциал, который несла в себе модернизация. По опыту Франции такой вариант идеологии можно назвать республиканским.
Франция не являлась страной ускоренной модернизации, но на протяжении трех последних столетий неизменно возвращалась к особому образцу политической идеологии, чьи истоки восходят еще к эпохе Просвещения. Французский республиканизм опирался на идею Нации-Республики, воплощенную в демократической концепции Руссо. Нация-Республика представлялась как особое сообщество с территориальной, государственно-правовой, культурной общностью, "общей волей", единым суверенитетом. Идеи Руссо отражали особенности французского общества, так и не сумевшего полностью перейти в XVIII-XVIII вв. на путь модернизации, сохранявшего в своем составе "глубинку", островки патриархальности. Преобладание в социальной структуре традиционных средних слоев стало питательной почвой для внедрения в национальную политическую культуру демократических идей, противопоставляемых по своему духу как жесткому "англосаксонскому" либерализму, так и аристократической элитарности. Основными этапами развития этого "республиканского генотипа" стали впоследствии социально-этатистские идеи Робеспьера и его единомышленников, политическая философия бонапартизма.
Особенно показательно с точки зрения генезиса особой республиканской традиции формирование в эпоху Первой империи идеологии бонапартизма . Основой ее стало признание либеральных основ частной жизни при отказе от политического суверенитета личности и либеральной модели государственного устройства. Наполеон Бонапарт полагал, что преобладание индивидуальных и групповых интересов в ущерб общенациональным ведет, в конечном счете, к забвению и интересов самой личности, служит основой ослабления государства, пагубно отражающегося на жизни каждого. "Когда в деятельности властных структур то и дело проявляются достойные сожаления слабости и непостоянство, - рассуждал он, - когда власть, уступая давлению то одной, то другой из противостоящих друг другу партий, принимая решения-однодневки, действует без намеченного плана, колеблется, она тем самым демонстрирует меру своей несостоятельности. Обществом овладевает потребность в самосохранении, и оно ищет человека, который мог бы принести спасение". Таким образом, бонапартизм основывался на признании целесообразности ограничения политического либерализма, в том числе деятельности политических партий, представляющих "групповой", а не общественный интерес. Авторитарная диктатура, действующая во имя интересов нации, рассматривалась как наилучший гарант индивидуальных социальных прав и экономических свобод, гражданского мира. Сам Наполеон предпочитал говорить не о диктатуре , а о своеобразной гелеоцентрической государственной систем: "Правительство поставлено в центр общества подобно солнцу - различные общественные институты должны вращаться по орбите вокруг него, никогда не отдаляясь. Правительству необходимо поэтому так обеспечивать взаимодействие всех этих институтов, чтобы они способствовали поддержанию общей гармонии".
Республиканское движение, сформировавшееся во Франции на рубеже XIX-XX вв., по своему генотипу было чрезвычайно близко к бонапартистской традиции. Но в отличие от бонапартизма для республиканского движения был свойственен отказ от политического радикализма и авторитаризма, ставка на гражданскую консолидацию, примирение всех враждующих группировок на основе компромиссов, консенсуса. А в дальнейшем, по мере унификации социально-экономического развития французского общества, республиканское движение значительно приблизилось к обычным образцам либерально-демократической идеологии. Новый взлет республиканского этатизма произошел во Франции уже после второй мировой войны, в период кризиса конституционного режима IV Республики и прихода к власти новых политических сил под руководством генерала де Голля.
Голлисты считали, что Франция должна отказаться от безусловного преобладания принципов парламентской демократии. Многопартийная система и парламентаризм привели, по их мнению, к коррозии государственной власти, что сама идея о придании власти авторитета и эффективности противоречит, по существу, самой природе партий. Де Голль утверждал, что партии, вне зависимости от политической ориентации, хотели бы видеть государство слабым, что именно к этому они инстинктивно вели государство для того, чтобы легче и лучше владеть им и использовать его как средство для расширения своего влияния. В противовес "режиму господства партий" де Голль предлагал возродить подлинную демократию, основанную на суверенитете народа. Фундаментальные проблемы, подобные выбору формы конституционного устройства, должны решаться непосредственным народным волеизъявлением - в ходе референдума. Де Голль видел основой новых политических институтов сильное и почти автономное правительство, независящее от воли парламентской ассамблеи и партий. Именно сильное государство, по мысли де Голля, может стать гарантом обеспечения национальной независимости, укрепления национального единства, сохранении общественного порядка. Но эта задача не может быть решена диктатурой. Диктаторский режим обречен на постоянную гонку за успехом - по мере роста среди граждан неприятия насилия и "тоски по свободе", диктатура любой ценой должна предлагать им в качестве компенсации все новые достижения и победы.
Выступая за усиление государства, голлисты не считали целесообразной ликвидацию парламентаризма и многопартийной демократии. По их мнению, идея сильного государства отнюдь не противостоит демократическому принципу. Демократия является политическим режимом, который стремится установить свободу и равенство в человеческих отношениях и основывается при этом на народном согласии. Демократия предполагает активное участие народа в управлении государственными делами. Народ выступает как подлинный суверен, а любая власть должна исходить от народа, т.е. быть представительной. Но парламент, лишь отражающий противостояние партий, не может быть источником исполнительной власти. Без единства, сплоченности, внутренней дисциплины управление страной может стать бессильным и неквалифицированным. Ключевую роль в обеспечении единства государственной власти поэтому должен играть глава государства, стоящий над и вне партий, избираемый, как и парламент, непосредственно народом.
Второй вариант либерально-консервативного синтеза оказался представлен в ХХ в. идеологией либертаризма. Эта линия восторжествовала прежде в странах, где основы индустриального общества закрепились в наибольшей степени, носили естественный характер и не вызывали коррозию массовой психологии и политической культуры. Либеральная идеология здесь стала важнейшим компонентом массового сознания, основой политической культуры. Но тем самым, либерализм сам начал приобретать черты охранительной идеологии. Он оказался на страже уже сложившегося социального порядка. А это противоречило прогрессистскому пафосу либерализма. Сложились предпосылки для глубочайшей перестройки партийно-политического спектра. Партии и общественно-политические движения прогрессистского толка постепенно переходили на позиции социального либерализма, по-прежнему ратуя за поступательное развитие общества. В роли же радикальных защитников общественного порядка, основанного на принципах классического либерализма, оказались консервативные партии.
Обновленная консервативная идеология не только отстаивала принципы классического либерализма, но и придавала им гипертрофированный характер. Большую роль в этом сыграла традиционные для консерватизма идеи стихийности и естественности общественного развития, скептическое отношение к рациональным проектам создания общества всеобщего благоденствия и самой способности человеческого разума контролировать ход общественного развития. Подвергалась сомнению целесообразность не только социальных революций, но и любых целенаправленных реформ, нарушающих "естественный ход" развития общества. В итоге из доктрины классического либерализма в наибольшей степени оказались востребованы идеи абсолютной экономической свободы, борьбы стихийных рыночных сил, государственного невмешательства в экономику. Оказались востребованы и радикальные идеи социал-дарвинизма. В результате, осуществлялся синтез либеральной концепции "laisser-faire" с присущими консерватизму традиционалистскими идеалами. Складывались основы новой радикальной идеологии - либертаризма, основанного на консервации классических либеральных принципов в условиях общественного развития ХХ века.
Либертаризм возник в эпоху расцвета общественной модели "государства благосостояния", закрепления соответствующих образцов политической идеологии и социальной психологии. Новое поколение либералов - неолибералов - оказалось расколото на несколько течений, существенно отличающихся по предлагаемым ими экономическим рецептам, но единых в следовании базовым идеалам социального либерализма. Лишь либертаризм, заполнивший функциональную нишу охранительной консервативной идеологии (наличие которой в бурно развивающемся обществе объективно предопределено) оставался единственной концепцией, основанной на идеалах абсолютной свободы и индивидуализма.
Характерно, что, как в неолиберальных течениях, важнейшую роль для развития либертаризма сыграли именно профессиональные экономисты. Наиболее примечательны в этом отношении работы экономистов неоавстрийской школы, в том числе ее лидеров Ф. фон Хайека и Л. фон Мизеса. Они считали любую форму вмешательства со стороны государства нарушением естественного экономического механизма и негативно относились к самой попытке макроэкономического моделирования. В их представлении рыночная свобода, как и свобода политическая, правовая, духовная, не может быть "частично ограниченной". Экономика "регулируемого общества" - социалистического или фашистского, развивается по иным законам, нежели экономика свободного и демократического общества. Для последнего единственной формой организации может служить "спонтанный порядок" (Ф. Хайек), то есть стихийная, естественная организация социальных сил. Экономическое, равно как и социальное развитие не может быть в таком обществе результатом сознательного и целенаправленного действия. Подобные идеи составили один из наиболее значимых образцов либертарной философии и стали заметным явлением в развитии послевоенной общественной мысли. Однако в качестве реальной политической программы они оказались неадекватны эпохе "государства благосостояния". Возрождение либертаризма произошло уже в конце 70 - начале 80 гг. в эпоху "неоконсервативной революции".
Крах социальной идеологии "государства всеобщего благосостояния" в период структурного экономического кризиса 70 - начала 80 гг. вызвал качественную перестройку всего производственного механизма западного общества, а также привел к переосмыслению важнейших идеологических постулатов неолиберализма. События кризисного десятилетия 70-х гг. не только наглядно доказали целый ряд серьезных просчетов кейнсианской модели регулирования, но и выявили тревожные тенденции в области социальной психологии, рост настроений иждивенчества, утрату былой динамики общественного развития, духовной мобильности членов этого общества. В качестве альтернативы стало формироваться новое мировоззренческое направление - неоконсерватизм. Первоначально неоконсервативные мыслители группировались вокруг двух журналов - "Комментэри" и "Паблик интсрест". Среди них были такие видные общественные деятели и политики, Р. Солоу, Н. Глейзер, Д. Белл, И. Кристол, Дж. Уилсон.
Символом "нового выбора" западного общества стало неоконсервативное направление экономической науки, вернувшееся к идеям либеральной доктрины рыночного саморегулирования экономики. По духу оно оказалось достаточно близко к взглядам представителей неоавстрийской школы (Ф. Хайека, Л. Мизеса). Однако неоконсерватизм отличался подчеркнутой прагматичностью. Свойственный либертарной экономической мысли декларативный отказ от любых форм вмешательства государства в экономику сменился у неоконсерваторов стремлением выработать конкретные рекомендации по комплексной корректировке государственной политики. Необходимость самого существования государственного регулирования, причем в весьма жестких и решительных формах, сомнению не подвергалась. Должны было измениться его цели и методы. Концептуальной основой неоконсервативной экономической теории стали монетаризм (М. Фридмен, К. Бруннер, А. Мелцер) и теория предложения (А. Лаффер, Р. Риган, М. Фелдстайн).
Модель макроэкономической политики, предложенная неоконсерваторами, получила широкое распространение в практике государственного регулирования в конце 70 - 80 гг. Символом ее стали радикальные преобразования, осуществленные в США республиканской администрацией президента Р. Рейгана и в Великобритании консервативным кабинетом М. Тэтчер. Примечательно при этом, что помимо "рейганомики" и "тэтчеризма" неоконсервативную ориентацию имела политика западногерманских христианских демократов, итальянских и испанских социалистов, французских неоголлистов - вне зависимости от нюансов идеологической ориентации этих партий. Новая макроэкономическая система отвечала магистральному направлению развития ведущих стран Запада в последние десятилетия ХХ в. - мобилизации созидательного потенциала рыночной системы, интенсификации процесса воспроизводства. Это стало причиной быстрого перехода экономических рецептов неоконсерваторов в ранг идеологических постулатов. Так, например, сугубо экономическая категория "укрепления структурно-мотивационного механизма рынка" (т.е. усиления стимулов к накоплению, индивидуальной инвестиционной и предпринимательской активности) сразу же превратилась в важнейших идеологический принцип, своеобразную новую редакцию идеи "laisser-faire".
Таким образом, неоконсервативная волна, порожденная поисками новой экономической стратегии, стала комплексным общественным явлением, включившим в себя формирование новой политической философии, складывание комплекса особых социальных и духовных ценностей, развитие адекватных им поведенческих стереотипов. Основой ее был отказ от философии "распределительного равенства", которую неоконсерваторы приписывали сторонникам "государства благосостояния". Правда, в отличие от либертаристов, неоконсерваторы отнюдь не пытались доказать несовместимость принципа социальной справедливости и свободы личности. По их мнению, принцип социальной справедливости является сам по себе вполне эффективным и важным, разрушительна лишь его эголитаристская трактовка. Важно обеспечить не равенство результатов человеческой деятельности, а равенство шансов в борьбе за эти результаты. Отвергая грубыйй индивидуализм, они рассматривали расширение рыночных возможностей именно как механизм разрешения социальных проблем.
Неоконсерваторы полагали, что новый расцвет рынка в качестве многогранной модели социальных отношений не может рассматриваться вне контекста более широкой проблемы - возвращения к "первоосновам", базовым морально-нравственным императивам. Причем к таким "первоосновам" были отнесены как ценности, ставшие символом именно западного образа жизни (личный динамизм, предприимчивость, ответственность за собственный выбор, гражданские свободы, независимость мнения, плюрализм общественной жизни), так и свойственные любой прочной общественной модели, гарантирующие стабильное самовоспроизводство общества (семейные ценности, религиозная вера, солидарность в защите человеческого достоинства и жизни). Именно такой синтез и позволил говорить не о возрождении в конце ХХ в. либеральной идеологии, а о формировании на ее основе нового образца радикальной консервативной доктрины.
Основной пик неоконсервативных реформ пришелся на первую половину 80 гг. Результаты их в экономической сфере оказались достаточно позитивны. Однако резкий поворот экономической стратегии, глубокая ломка сложившейся системы социального обеспечения, трансформация всего механизма государственного регулирования оказались слишком болезненны. Политика неоконсерваторов вызвала особенно большое недовольство в тех слоях населения, которые привыкли к системе государственных социальных гарантий, к стабильному росту уровня жизни. Абсолютизация значимости рыночных факторов в решении социальных проблем явно не отвечала реалиям общественного развития. Практически во всех ведущих странах Запада в конце 80 - первой половине 90 гг. произошла радикальная смена политической элиты. Приход к власти демократической администрации Б. Клинтона в США, социалистического правительства Л. Жоспена во Франции, лейбористского кабинета Э. Блэра в Великобритании, социал-демократического правительства Г. Шредера в ФРГ свидетельствовал об отказе от расхожего в 80 гг. тезиса о неоконсерватизме как "идеологии третьего тысячелетия". Доминирующей стала идея преемственности "демократических экономических концепций", стремление к синтезу кейнсианской и неоконсервативной социальной идеологии. Поиск их оптимального сочетания остается важнейшей задачей и в начале III тысячелетия.
Страницы: 1, 2
