качестве одного из своих поручителей, который присутствует на суде) он

произносит свою последнюю речь:

“Вам, осудившим меня, я хочу сделать предсказание о том, что произойдет

вслед за тем. Ведь я уже нахожусь в таком положении, когда люди в

особенности дают предсказания - это когда они должны умереть. Я говорю вам,

тем, которые убили меня, что возмездие на вас придет немедленно же после

моей смерти, возмездие - клянусь Зевсом! - гораздо более тяжелое, чем моя

смерть, которой вы убиваете меня... В самом деле: если вы думаете, что,

убивая людей, вы удержите этим кого-либо от поношения вас в неправильной

жизни вашей, вы неправильно мыслите. Ведь такого рода избавление и не очень-

то возможно и не хорошо; а вот другой способ избавления - и самый

прекрасный и самый легкий: не насиловать других, а самого себя держать так,

чтобы быть как можно лучше...”

Затем Сократ обращается к тем своим судьям, которые голосовали за его

оправдание, и говорит им, что в течение этого дня его божественное знамение

ни разу не противодействовало ему ни в действиях, ни в словах, хотя в

других случаях оно много раз удерживало его среди речи. “...Сдается мне, -

сказал он, - что приключившееся со мною есть благо, и не может быть,

следовательно, правильным ваше предположение, поскольку мы думаем, что

смерть есть зло”. Потому что смерть является или сном без сновидений, что

представляет удивительную выгоду, или переселением души в другой мир. И

“...чего не дал бы каждый из вас, чтобы быть вместе с Орфеем, Мусеем,

Гесиодом, Гомером? Да я хотел бы много раз умереть, если это правда!” В

другом мире он будет беседовать с другими людьми, которые умерли вследствие

несправедливого судебного решения, и, кроме того, он будет продолжать

набираться знаний. “Само собой разумеется, тамошние люди за это не убивают,

потому что они, помимо всего прочего, блаженнее здешних и уже все остальное

время бессмертны, если правда то, что об этом говорят...

Но вот уже и время уходить, мне - чтобы умереть, вам - чтобы жить. А

кто из нас идет на лучшее дело, известно одному богу”.

2. Ещё кое-что о “Апологии Сократа”.

“Апология Сократа” дает ясное изображение человека определенного типа:

человека уверенного в себе, великодушного, равнодушного к земному успеху,

верящего, что им руководит божественный голос, и убежденного в том, что для

добродетельной жизни самым важным условием является ясное мышление, Если

исключить последний пункт, то Сократ напоминает христианского мученика или

пуританина. В последней части своей речи, в которой он обсуждает то, что

происходит после смерти, невозможно не почувствовать, что он твердо верит в

бессмертие и что высказываемая им неуверенность лишь напускная. Его не

тревожит, подобно христианам, страх перед вечными муками; он не сомневается

в том, что его жизнь в загробном мире будет счастливой. В “Федоне”

платоновский Сократ приводит основания для веры в бессмертие. Действительно

ли эти основания оказали влияние на исторического Сократа, сказать нельзя.

Едва ли можно сколько-нибудь сомневаться в том, что исторический Сократ

утверждал, что им руководил оракул или демон. Невозможно установить;

аналогично ли это тому, что христианин назвал бы голосом совести, или это

являлось ему как действительный голос. Жанну Д.Арк вдохновляли голоса, что

представляет собой обычный симптом душевной болезни. Сократ был подвержен

каталептическим трансам; во всяком случае, это представляется естественным

объяснением того случая, который однажды произошел с ним, когда он был на

военной службе:

“Погрузившись с раннего утра в какое-то размышление, он стоял и думал;

так как дело у него не подвигалось вперед, он не прекращал течения своих

мыслей и все стоял. Наступил полдень; люди стали обращать на это внимание и

с удивлением говорили один другому: “Вот Сократ с раннего утра стоит чем-то

озабоченный”. Наконец, когда наступил уже вечер, некоторые из тех, кто был

помоложе - дело происходило летом, - вынесли (из палаток), после вечерней

еды, матрацы, отчасти чтобы спать на холодке, отчасти чтобы наблюдать,

будет ли Сократ стоять и ночью. Он простоял до зари и солнечного восхода,

затем, совершив молитву Солнцу, ушел”.

Подобного рода факты в меньшей степени были обычным явлением у Сократа.

В начале “Пира” у Платона описывается, как Сократ и Аристодем отправились

вместе на обед, но Сократ, будучи в состоянии рассеянности, отстал от

Аристодема. Когда Аристодем пришел, хозяин дома, Агафон, спросил: “А

Сократа-то что же ты не привел к нам?” Аристодем удивился, обнаружив, что

Сократа не оказалось с ним; послали раба искать Сократа, и он нашел его у

соседней входной двери. “Сократ этот пошел назад, остановился у соседней

входной двери и на мой зов сказал, что не желает идти к нам”, - сказал раб.

Те, кто хорошо знали Сократа, объяснили, что “...у него такая привычка -

отойдет иной раз, куда придется, и стоит”. Они оставили Сократа в покое, и

он пришел, когда обед наполовину был уже окончен.

Все согласны в том, что Сократ был очень безобразен; он был курносый и

имел большой живот. Он “...безобразнее всех силенов в сатирических драмах”.

Он всегда был одет в старую, потрепанную одежду и всюду ходил босиком. Его

равнодушие к жаре и холоду, голоду и жажде удивляло всех. В “Пире” Платона

Алкивиад, описывая Сократа на военной службе, говорит следующее:

“...Сократ превосходил не только меня, но и всех прочих своей

трудоспособностью. Нередко случалось, что обыкновенно бывает в походах, нам

быть отрезанными (от подвоза продовольствия) и потому голодать. И тогда в

выносливости все были в сравнении с ним ничто... В выносливости от холода,

- а зимы там жестокие - он показывал чудеса. В особенности один раз, когда

стояла жесточайшая стужа и все либо совсем не выходили из палаток, либо,

если кто и выходил, удивительно, как сильно закутывался, подвязывал под

ноги и обматывал их войлоком и овечьими шкурами, Сократ и тут выходил в том

плаще, какой он обыкновенно носил ранее, и на босу ногу ходил по льду

легче, чем все остальные, обутые. Воины стали косо смотреть на него, думая,

что он издевается над ними”.

Постоянно подчеркивается умение Сократа господствовать над всеми

плотскими страстями. Он редко пил вино, но когда пил, то мог перепить

любого; но никто никогда не видел его пьяным. В любви, даже при самых

сильных соблазнах, он оставался “платоническим”, если Платон говорит

правду. Он был совершенным орфическим святым: в дуализме небесной души и

земного тела он достиг полного господства души над телом. Решающим, в

конечном счете, доказательством этого господства является его равнодушие к

смерти. В то же самое время Сократ не является ортодоксальным орфиком. Он

принимает лишь основные доктрины, но не суеверия и не церемонии очищения.

Платоновский Сократ предвосхищает и стоиков и киников. Стоики

утверждали, что высшим добром является добродетель, и что человек не может

быть лишен добродетели в силу внешних причин; эта теория подразумевается в

утверждении Сократа, что его судьи не могут повредить ему. Киники презирали

земные блага и проявляли свое презрение в том, что избегали удобств

цивилизации; это та же самая точка зрения, которая заставляла Сократа

ходить босиком и плохо одетым.

Представляется совершенно определенным, что Сократ был поглощен

этическими вопросами, а не научными. Как мы видели, он говорит в

“Апологии”, что подобного рода знание “...вовсе меня не касается”. Самые

ранние из диалогов Платона, которые обычно считаются наиболее

сократическими, посвящены в основном поискам определений этических

терминов. “Хармид” посвящен определению умеренности, или воздержания;

“Лисис” - дружбы; “Лахет” - мужества. Ни в одном из них не сделано выводов,

но Сократ ясно говорит, что он считает важным рассмотрение этих вопросов.

Он утверждает, что ни один человек не грешит сознательно и поэтому

необходимо лишь знание, чтобы сделать всех людей совершенно

добродетельными.

Для Сократа характерно утверждение тесной связи между добродетелью и

знанием. В некоторой степени это характерно для всей греческой философии в

противоположность философии христианства. Согласно христианской этике,

существенным является чистое сердце, которое можно встретить с одинаковой

вероятностью, как у невежественных людей, так и среди ученых. Это различие

между греческой и христианской этикой продолжает сохраняться вплоть до

настоящего времени.

Еще один важный для характеристики взглядов Сократа момент.

Древнегреческий мыслитель - выраженный диалектик. Диалектика, то есть метод

приобретения знания путем вопросов и ответов, не была изобретена Сократом.

Но он был мастером выяснять суть вопросов и ответов в непринужденной

беседе, предполагающей столкновение мыслей, отбрасывание ложных путей,

выбор наводящих вопросов и, как следствие, постепенное приближение к

истине. Именно в этой связи говорят о сократовской иронии, методе Сократа.

Суть его в стремлении достичь правильного знания, обнаруживая противоречия

в утверждениях собеседника. Примеры использования Сократом диалектики в

искусстве спора можно найти у Платона.

В диалоге Платона “Парменид” Зенон подвергает Сократа тому же самому

роду обращения, какому повсюду у Платона Сократ подвергает других. Но

имеются все основания предполагать, что Сократ применял на практике и

развивал этот метод. Как мы видели, когда Сократа приговорили к смерти, он

с радостью размышляет о том, что в загробном мире ему можно продолжать

вечно задавать вопросы и его не смогут предать смерти, так как он будет

бессмертным. Конечно, если он применял диалектику так, как это описано в

“Апологии”, то легко объяснить враждебное к нему отношение: все хвастуны в

Афинах должны были объединиться против него.

Вопросы, которые могут быть рассмотрены посредством метода Сократа, -

это те вопросы, о которых мы уже имеем достаточные познания, чтобы прийти к

правильному выводу, но из-за путаницы или недостаточного анализа не сумели

логически использовать то, что мы знаем. Такой вопрос, как “что такое

справедливость?”, вполне годится для обсуждения в платоновском диалоге. Все

мы свободно употребляем слова “справедливый” и “несправедливый”, и, изучая,

в каком смысле мы их употребляем, мы можем индуктивно прийти к определению,

которое лучше всего будет соответствовать употреблению этих слов. Требуется

лишь знание того, как употребляются эти слова в вопросе. Но когда наше

исследование будет закончено, то окажется, что мы сделали лишь

лингвистическое открытие, а не открытие в области этики.

Однако мы можем с пользой применять этот метод для какого-то более

широкого ряда случаев. Когда то, что обсуждается, является более

логическим, чем фактическим, тогда обсуждение является хорошим методом

выявления истины. Предположим, что кто-то утверждает, например, что

демократия хороша, но лицам, придерживающимся определенных мнений, не

следовало бы разрешать голосовать; мы можем убедить такого человека в том,

что он непоследователен, и доказать ему, что по крайней мере одно из его

двух утверждений должно быть более или менее ошибочным. Я считаю, что

логические ошибки имеют большее практическое значение, чем многие

полагают; они дают возможность тому, кто их совершает, придерживаться

удобного мнения по каждому вопросу. Всякая логически связная теория должна

быть отчасти тягостной и противоречить распространенным предрассудкам.

Диалектический метод, или, в более общем смысле, привычка к свободному

обсуждению, ведет к логической последовательности и является в этом

отношении полезным. Но он совершенно непригоден, когда целью его является

обнаружение новых факторов.

Сократа интересует не только мораль, но и политика, право,

гражданские законы, проблемы войны и мира - все, что тем или иным образом

касалось каждого гражданина Афин. Но главное для него - этика. Развивая и

отстаивая в разговорах и дискуссиях свои взгляды, философ стремится помочь

людям найти “самих себя”, научиться вести себя в соответствии с законами и

нормами нравственности.

Заключение.

Рассматривая этого уникального человека и философа Сократа, я хотела бы

привести слова Л. Шестова, который очень точно и объемно охарактеризовал

его: ”При всей его внешней скромности, при всей его видимой

нетребовательности : он разговаривал и с ремесленниками, и с рабами, и с

детьми; он жил бедно, одевался бедно, ел, что Бог пошлет, терпеливо сносил

жалобы и брань своей Ксантипы - право называться мудрейшим он отстаивал

всеми силами своего замечательного ума. Он уступал другим богатства,

почести... но правоты своей он не уступил бы никому; тот, кто хотел быть

правым, должен был идти за Сократом. Да и мог бы Сократ отречься от этого

своего права? Он отказался... от всего, чем люди жили, - от всех

чувственных благ. Он, не колеблясь, утверждал, что лучше претерпеть

несправедливость, чем самому быть несправедливым. И в его устах это не было

пустой фразой. Все древние писатели единогласно свидетельствуют, что слова

Сократа были его делом - и не в переносном смысле, а в буквальном. Он

принимал, когда нужно было, несправедливость - и тяжкую несправедливость,

но себе не разрешал быть несправедливым даже по отношению к обидчику. И так

как в жизни человеку, который сам не хочет обижать, приходится постоянно

терпеть обиды от других, то жизнь Сократа была очень трудной и

мучительной...” И чем же мог жить Сократ, когда он роздал все, что у него

было? И вот он создал сам себе духовную пищу - не хлебом будет жить

человек, не почестями и другими чувственными человеческими радостями, а

сознанием своей справедливости, своей правоты. Человек может так жить,

чтобы всегда чувствовать себя правым, и когда он чувствует себя правым, ему

больше ничего и не нужно.

Эта мысль Сократа, это дело Сократа легло в основание всей греческой

философии - оно легло в основание всей вековой мудрости человечества.

Список используемой литературы:

1. Г. Хафнер Выдающиеся портреты античности: 337 портретов в слове

и образе. - М.,1984 г.

2. Б. Рассел История западной философии. - М.,1993 г.

3. М. Вальяно Основы философской культуры. - М.,1994 г.

Страницы: 1, 2, 3