марксизмом старый русский социализм мне представлялся явлением

провинциальным. Марксизм конца 90-х годов был, несомненно, процессом

европеизации русской интеллигенции, приобщение ее к западным течениям,

выходом на большой простор. Я был

очень антинационалистически настроен и очень обращен к Западу. Маркса я

считал

гениальным человеком и считаю и сейчас. Я вполне принимал марксовскую

критику

капитализма. Марксизм раскрывал возможность победы революции, в то время

как старые

революционные направления терпели поражение". (стр. 120)

Интересно, возможно ли считать революцию 1905 г. – "старой". У Бердяева

кризис

интеллигенции и первая революция неразрывно связаны, а так же в своих

рассуждениях об

этом событии он продолжает говорить о главенстве личности над обществом.

Думается, что

будет не лишнем привести его слова полностью: " Малую революцию 1905 года я

пережил

мучительно. Я считал революцию неизбежной и приветствовал ее. Но характер,

который она

приняла, и ее моральные последствия меня оттолкнули и вызвали во мне

духовную реакцию.

После этой, не вполне удавшейся, революции, в сущности, кончился

героический период в

истории русской интеллигенции. Традиционное миросозерцание революционной

интеллигенции с аскетическим суждением сознанием, с моральным ригоризмом, с

религиозным отношением к социализму, расшаталось, и в некоторых кругах

интеллигенции и полуинтеллигенции в результате разочарования революцией

началось настоящее моральное разложение. Мне трудно вполне принять какую-

либо политическую революцию потому, что я глубоко убежден в подлинной

революционности личности, а не массы и не могу согласиться на ту отмену

свобод во имя свободы, которая совершается во всех революциях. Я определил

свою позицию выражением, которое Брандес употребил относительно Ницше:

аристократический радикализм. Но это значит, что мое подлинное дело есть

революция духа, а не политики". (стр. 136)

Прежде, чем начать разговор о революции 1917 года нужно подумать, что для

Бердяева

являлось главным в Сути, в основе любых переворотов, революций. Можно,

наверное,

говорить о наличии особых людей готовых к тому, чтобы дать новый порядок,

обеспечить

прекрасное, безмятежное существование, и о наличии большего количества

людей, которые

отдадут самое высшее, что у них есть – свободу. Вспомнилась "Легенда о

Великом

Инквизиторе" – великое творение гения Ф. М. Достоевского, своего рода

пророчество.

Бердяев высоко ценил ее. Ведь, " любовь к порядку, а не к свободе – вот

главная тенденция

человеческой истории. Одно из ее проявлений – коммунизм. Его коллективизм

так же

угнетает личность, так же враждебен ей, как и любой коллективизм.

В коммунистическом обществе личность ценится не по своим индивидуальным

достоинствам, а по принадлежности к классу.

Особенности " русского коммунизма " состояли, по мнению Бердяева, только в

том, что его

питающей почвой стали народные надежды на осуществление царства Божьего на

Руси да

жестокие методы подавления личности, унаследованные от самодержавно-

полицейского

государства и практики революционных партий. Осмысление опыта революций

вынудило

Бердяева придти к выводу, что массы не знают ответственной свободы, а

революционные

социальные перемены только упрочивают зло мира. Подлинная революция – это

революция

духа, говорил Бердяев. То же, что мы зовем революцией, на деле есть бунт,

контрреволюция,

потому что свобода духа в ней угнетена".

Русская революция.

"В статье, написанной в 1907 году и вошедшей в мою книгу "Духовный кризис

интеллигенции", я довольно точно предсказал, что когда в России настанет

час настоящей

революции, то победят большевики. Я не представлял себе, как слишком многие

другие, что

большая революция в России будет торжеством свободы и гуманности. Я задолго

до

революции 1917 года писал, что эта революция будет враждебна свободе и

гуманности.

Таков трагизм русской исторической судьбы". (стр. 136)

Обычно историки (марксисты в большей мере) страдают некой однополярностью;

возлагая

ответственность за происшедшее на один из классов (хотя мне более

правильным кажется

термин "социальная прослойка"), в зависимости от эпохи: виноваты то

удельные князья, то

бояре, то министры и т. д. Гораздо правильней тот подход, который

рассматривает и

оценивает степень "участия" тех или иных социальных слоёв. Несомненно, что

касается

революции, то подходов, как известно, много. Бердяев же утверждает

следующее:"Ответственны за революцию все, и более всего ответственны

реакционные силы старого режима. Я давно считал революцию в России

неизбежной и справедливой. Но я не представлял себе ее в радужных красках.

Наоборот, я давно предвидел, что в революции

будет истреблена свобода и что победят в ней экстремистские и враждебные

культуре и

"духу" элементы. Я писал об этом, но мало кто соглашался со мной. Наивным и

смешным

казалось мне предположение гуманистов революции о революционной идиллии, о

бескровной революции, в которой наконец обнаружится доброта человеческой

природы и

народных масс. Революция есть тяжелая болезнь, мучительная операция

больного, и она

свидетельствует о недостатке положительных творческих сил, о неисполненном

долге. Я

сочувствовал "падению священного русского царства" (название моей статьи в

начале

революции), я видел в этом падении неотвратимый процесс развоплощения

изолгавшейся

символики исторической плоти. Мне близки были взгляды Карлейля на

революцию. Старая

историческая плоть России, называвшаяся священной разложилась, и должна

была явиться

новая плоть. Но это еще ничего не говорит о качестве этой новой плоти.

Русская революция

стояла под знаком рока, как и гитлеровская революция в Германии, она не

была делом

свободы и сознательных актов человека ". (стр. 220-221)

Бердяев говорит о том, что революция не сколько была запланирована и

запущена жестокой

рукой по заранее подготовленному плану ( без тени иронии; я поставил

кавычки), а сколько,,

выражаясь словами самого философа "подтвердила горькость русской судьбы".

Революцию

Бердяев считал преждевременной и вышедшей из общего кризиса Российской

империи,

главным образом из войны.

"Несчастье ее было не в том, что она была преждевременной, а в том, что она

была

запоздалой. Характер русской революции определился тем, что она была

порождением

войны. Есть что-то безрадостное в революции, происшедшей из войны. В России

целое

столетие подготовлялась революция, происходили разного рода революционные

движения.

Но непосредственно революция не была подготовлена.

Самодержавная монархия не столько была свергнута, сколько разложилась и

сама пала … Большевики не столько непосредственно подготовили революционный

переворот, сколько им воспользовались. Я всегда чувствовал не только

роковой характер революции, но и демоническое в ней начало". (стр. 221)

Бердяев подтверждает неизбежность революции:"И я сознал совершенную

неизбежность

прохождения России через опыт большевизма. Этот момент внутренней судьбы

русского

народа, экзистенциальная ее диалектика. Возврата нет к тому, что было до

большевистской

революции, все реставрационные попытки бессильны и вредны, хотя бы то была

реставрация принципов февральской революции". (стр. 223)

Внутри коммунизма.

" В течение пяти лет я прожил в советском коммунистическом строе, и все эти

пять лет я

отличался моральной непримиримостью. Могу сказать, что за это трудное время

я никогда не изменял себе". ( стр. 224)

Что же казалось, точнее, было для Бердяева самым страшным, самым тяжелым.

Читая труд, я понял, что самое ужасное для философа, было изменение в

людях."Повторяю, что перевоплощение людей – одно из самых тяжелых

впечатлений моей жизни. Я видел эти перевоплощения и в революционерах,

занявших видное положение в советской

власти. Вспоминаю о Х., которого я хорошо знал, когда он был в

революционном подполье.

Он мне казался очень симпатичным человеком, самоотверженным, исключительно

преданным своей идее, мягким, с очень приятным, несколько аскетического

типа лицом. Жил он в очень тяжелых условиях, скрывался от преследований,

голодал. В нем было что-то

скорбно-печальное. Этого человека, которого хорошо знали Л. и Ж. и в

прежнее время Л.

даже очень помогала ему бежать из Сибири, совершенно нельзя было узнать в

советский

период. По словам видевшей его Ж., у него совершенно изменилось лицо. Он

разжирел,

появилась жесткость и важность. Он сделал советскую карьеру, был советским

послом в

очень важном месте, был народным комиссаром. Перевоплощение этого человека

было

изумительно. Это очень остро ставит проблему личности. Личность есть

неизменное в

изменениях. В стихии большевистской революции меня более всего поразило

появление

новых лиц с небывшим ранее выражением. Произошла метаморфоза некоторых лиц,

раньше

известных. И появились совершенно новые лица, раньше не встречавшиеся в

русском народе. Появился новый антропологический тип, в котором уже не было

доброты, расплывчатости, некоторой неопределенности очертаний прежних

русских лиц. Это были лица гладко выбритые, жесткие по своему выражению,

наступательные и активные. Ни малейшего сходства с лицами старой русской

интеллигенции, готовившей революцию. Новый антропологический тип вышел из

войны, которая и дала большевистские кадры. Это тип cтоль же

милитаризированный, как и тип фашистский". (стр. 224-225)

Любопытно, что Н. А. Бердяев, говоря о времени царской России, пишет по

сути о том же

самом: "В функциях все люди преображались в сторону полузвериную.

Жандармский

генерал Н. делал визиты моим родителям, был любезен при встрече со мной. Но

Страницы: 1, 2, 3