Иерусалиму, но в новозаветной литературе, начиная с «Посланий апостола

Павла», чувствуется антииудейская тенденция. Она объясняется прежде всего

тем, что примерно с начала II в. христианство, зародившееся в еврейской

среде, стало превращаться в межнациональное учение, которое уже в силу

этого (мы опускаем здесь другие причины) должно было освободиться от

иудейской обрядности и некоторых других положений иудейской религиозности,

как от скорлупы, которая стала стеснять его дальнейший рост и

распространение.

Сложный процесс образования христианской церкви был во многом

подготовлен теми космополитическими тенденциями в культуре народов и

настроениями многих людей, которые развивались в эллинистическо-римскую

эпоху и обосновывались многими философами (особенно в школе стоиков). Как

свидетельствуют сами памятники, вошедшие в Новый завет, обращенность

христианской пропаганды «ко всем языкам» (как и ко всем общественным

состояниям) стала одной из главных причин ее успеха в массах. «...Нет ни

Еллина, ни Иудея... варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем

Христос».

Межнациональный характер христианства породил одну из решающих его

особенностей — оно стало религией абстрактного человека. Именно таков образ

Иисуса Христа в Евангелиях, несмотря на всю его «историзацию» и формальную

принадлежность к еврейскому народу. Но, констатируя этот важнейший факт, мы

должны снова вернуться к социальному содержанию христианского монотеизма.

Приведенная выше мысль Энгельса, что христианское учение возникло

как религия угнетенных низов римского общества, подтверждается многими

местами Нового завета [ см., например, Матфей, 11, 28]. Этой связью с

низами общества, весьма отдаленными от античной культуры, науки и

философии, объясняется враждебность ранних христиан к носителям «мудрости»

и к самой «мудрости», как и превознесение интеллектуального убожества.

Мудрость Христа, выработавшего, как были убеждены ранние христиане,

абсолютные правила морали, полностью отменяла в их глазах языческую

мудрость.

О том, что христианство первоначально находило своих прозелитов

среди низов античного общества, свидетельствуют и другие источники помимо

Нового завета. Однако очень скоро христианские общины стали наполняться и

более состоятельными и даже весьма богатыми людьми.

Кризис рабовладельческого способа производства — сложное и

противоречивое явление. Он выражался и в том, что огромная бюрократическая

машина римской имперской государственности, уже не способная стимулировать

рабовладельческий способ производства, была почти столь же чуждой и

враждебной по отношению к высшим классам, как и по отношению к его

эксплуатируемым низам. Это обстоятельство специально подчеркнул Энгельс в

своей работе «Бруно Бауэр и первоначальное христианство», указав, что «по

отношению к государству, то есть к императору, оба первых класса (т. е.

класс богачей, крупных землевладельцев и ростовщиков, с одной стороны, и

класс неимущих свободных, с другой.— В. С.} были почти так же бесправны,

как и рабы по отношению к своим господам». Так отчужденности государства

почти ото всех членов общества, не способных повлиять на него и тем более

изменить его, «всеобщему бесправию и утрате надежды на возможность лучших

порядков соответствовала всеобщая апатия и деморализация». Они во многом и

объясняют, почему «при тогдашнем положении вещей выход мог быть лишь в

области религии».

Таким образом, христианская монотеистическая религиозность,

возникнув как протест народных низов против господствующих эксплуататорских

порядков, быстро приобрела и межклассовое содержание. Религии вообще и

христианской в особенности присуще это антропологическое содержание,

поскольку она в фантастической форме отражает надежды и чаяния человека

построить такой мир, такое общество, которое удовлетворяло бы его

сокровенным стремлениям.

Следует также иметь в виду, что прогресс человеческого общества

выражается и в такой первостепенной черте человеческой личности, как

углубление сферы ее моральности. Субстанцию этого процесса составляют

стремления народных масс, с необходимостью выраженные тогда в религиозной

форме. Этим, как мы видели, объясняется углубление этического содержания в

монотеистической религиозности (как в значительной степени и возникновение

самой этой ее формы).

Носителями аморальности выступали по преимуществу представители

господствующих классов, но это отнюдь не значит, что они все и всегда были

чужды моральным стремлениям народа. В кризисные, переломные эпохи истории,

каковой и была поздняя античность, такие стремления углублялись, охватывая

множество представителей и высших классов. Как подчеркнул Энгельс в работе

«Бруно Бауэр и первоначальное христианство», «во всех классах должно было

быть известное количество людей, которые, отчаявшись в материальном

освобождении, искали взамен него освобождения духовного, утешения в

сознании, которое спасло бы их от полного отчаяния». Отсюда понятно, почему

«христианство затронуло струну, которая должна была найти отклик в

бесчисленных сердцах».

Все вышесказанное объясняет и такую определяющую черту

христианской религиозности, как перевод социального, революционно-

бунтарского протеста в протест моральный, примиряющийся с эксплуататорскими

условиями, освященными вековыми традициями. Несовершенство и

бесчеловечность общественных отношений христианство представляло как

результат несовершенства каждого человека, его греховности, принципиальной

испорченности. Отсюда проповедь терпения и покорности, непротивления злу,

прощения обид, составляющая лейтмотив христианской этики. «Любите врагов

ваших, благословляйте проклинающих вас,—провозглашает Христос,—благотворите

ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» [ Матфей, 5,44].

Трансформация социального протеста в план морального

самосовершенствования объясняет и изменение, какое произошло в том

представлении о мессии, которое отличает Евангелия от Апокалипсиса: вместо

грозного мстителя, разрушающего мир несправедливости, как он изображен в

последнем документе, мы встречаемся в Евангелиях с образом духовного

спасителя людей, воздействующего на них силой собственного примера, не

прибегая к насилию, и который так не похож на грозного ветхозаветного Яхве.

Констатируя морализирующую сущность христианства, следует вместе

с тем подчеркнуть, что социальное содержание отнюдь не исчезло из

памятников Нового завета. Но поскольку они ориентированы как на народные

низы, так и на господствующие классы, эти памятники носят социально

неоднозначный характер. С одной стороны, мы встречаемся в них с

прославлением бедности и с утверждением необходимости насильственного

изменения господствующих порядков. В одном месте Евангелий Христос,

характеризуя свою миссию, говорит даже, что он принес на землю не мир, но

меч. Вместе с тем, с другой стороны, в тех же документах мы встречаем

множество призывов, явно направленных против посягательств рабов и бедноты

на достаток более богатых людей, против эгалитарных устремлении неимущего

люда: каждый, вступающий в христианскую общину, должен оставаться «в том

звании, в котором призван», и не должен тяготиться даже своим рабским

положением; рабы обязаны подчиняться своим господам не за страх, а за

совесть; царство божие — не пища и питье, а праведность, и т. п.

Борьба этих противоречивых тенденций, порожденная социальной

неоднородностью христианского движения, проходит не только через эпоху

генезиса христианства, но затем и через всю эпоху средневековья. Несмотря

на победу в официальном христианстве интересов эксплуататорских классов,

классики марксизма-ленинизма характеризуют раннее христианство как

идеологию, наполненную демократически-революционным духом. Но этот дух

проявился не столько в форме непосредственной социальной революционности,

сколько в форме религиозно-моральной. Действительно, возникновение

христианства, отражая пассивный протест народных масс, означало большие

изменения в последней сфере.

Как религиозное учение христианство основывается на трех

основоположных идеях: идее греховности всего человеческого рода,

зараженного первородным грехом Адама и Евы, идее спасения, которое

необходимо каждому человеку, и идее искупления всех людей перед богом, на

путь которого человечество встало благодаря страданиям и добровольной

жертве Иисуса Христа, соединившего в себе как божественную, так и

человеческую природу. Осуществление названных идей превратило христианство

в мировую религию нового типа.

Демократичность первоначального христианства проявлялась

прежде всего в самой организации общин верующих. Следует подчеркнуть в этой

связи, что возникновение и торжество первоначального христианства стало

возможным и благодаря идее равенства, содержащейся в нем. В позднеантичной

философии, в особенности у стоиков, она нашла свое выражение в учении о

естественном праве. Но это учение было доступно только избранному

интеллектуальному и социальному меньшинству. Массовый же характер идея

равенства в античности приобрела благодаря христианству. Конечно, идея

равенства сформулирована здесь в сугубо религиозной форме— как равенство

всех людей в качестве греховных существ перед всемогущим и всемилостивым

Страницы: 1, 2, 3, 4