бесплодным вмешательством в дело богов. Мир представлялся Сократу творением
божества, "столь великого и всемогущего, что оно все сразу и видит, и
слышит, и повсюду присутствует, и обо всем имеет попечение". Нужны
гадания, а не научные исследования, чтобы получить указания богов
относительно их воли. И в этом отношении Сократ ничем не отличался от
любого невежественного жителя Афин. Он следовал указаниям дельфийского
оракула и советовал делать это своим ученикам. Сократ аккуратно приносил
жертвы богам и вообще старательно выполнял все религиозные обряды.
Основной задачей философии Сократ признавал обоснование религиозно-
нравственного мировоззрения, познание же природы, натурфилософию считал
делом ненужным и безбожным.
Сомнение должно было, по учению Сократа, привести к самопознанию.
Только таким индивидуалистическим, путем, учил он, можно прийти к
пониманию справедливости, права, закона, благочестия, добра и зла.
Материалисты, изучая природу, пришли к отрицанию божественного разума в
мире, софисты подвергли сомнению и осмеяли все прежние взгляды, -
необходимо поэтому, согласно Сократу, обратиться к познанию самого себя,
человеческого духа и в нем найти основу религии и морали. Таким образом,
основной философский вопрос Сократ решает как идеалист: первичным для
него является дух, сознание, природа же - это нечто вторичное и даже
несущественное, не стоящее внимания философа. Сомнение служило Сократу
предпосылкой для обращения к собственному Я, к субъективному духу, для
которого дальнейший путь вел к объективному духу - к божественному разуму.
Можно сказать, что в словах: «...я ничего не знаю... И все-таки я хочу
вместе с тобой поразмыслить и поискать» — весь Сократ, почти вся «формула»
его философии, весь пафос его поиска истины. Он был уверен, что незнание,
точнее, знание о своем незнании, в конечном счете обернется знанием. Иначе
говоря, незнание является предпосылкой знания: оно стимулирует поиск,
заставляет «поразмыслить и поискать». С этой точки зрения у человека, не
сомневающегося в истинности своих знаний и воображающего себя весьма
сведущим во всем, нет большой потребности в поиске, в том, чтобы думать и
размышлять.
И здесь нужно обратиться к истории, а, точнее, к новому тогда
направлению в философии, современному великому мыслителю. Действительно,
говоря о Сократе, нельзя не упомянуть о софистах, их взглядах на философию,
точках соприкосновения и разногласиях с идеями Сократа. Его споры софистами
во многом проливают свет на убеждения философа.
Сократ и софисты.
В V в. до н. э. слово «софист» являлось почетным; им называли людей,
отличавшихся своими способностями и талантами, познаниями и опытом в самых
различных областях деятельности: выдающихся государственных деятелей,
законодателей и стратегов; философов, врачей, поэтов, актеров и т. д. Но с
конца V в. до н. э. это слово, используемое в более узком смысле,
относилось уже к платным учителям красноречия и философии. Кроме того, оно
начинает употребляться и в отрицательном смысле — как «лжемудрец»,
«шарлатан», «фокусник» (для распространения этого прозвища более всего
постарался Платон).
Появление софистов и софистики (искусства убеждать) в античной Элладе,
особенно в Афинах, сопровождавшееся четкой постановкой вопроса о роли
субъекта (человека) в процессе познания, было обусловлено развитием
древнегреческой демократии и всем предыдущим ходом философской мысли,
укреплением экономических и культурных связей между греческими полисами и
расширением контактов с негреческим миром, знакомством обычаями и
образом жизни других народов.
Софисты впервые подвергли решительной критике распространенное
убеждение в возможности достоверного знания и выдвинули идею о субъективном
характере человеческих представлений и оценок, согласно которой истина
(добро, прекрасное и т. п.) существует лишь для нас, для людей. С этой
точки зрения нет и не может быть ничего истинного, справедливого или
прекрасного вне - и независимо от человека и общества. Но так как у разных
людей, народов и групп общества — разные представления об истинном,
справедливом и прекрасном, то отсюда следует, что, сколько людей, столько
истин, столько оценок и мнений о справедливом и прекрасном.
Из сказанного следует, что никаких объективных знаний нет, есть только
мнения. Всякое мнение в равной мере истинно и ложно: о каждой вещи можно
высказать одновременно разные и, более того, противоречащие одно другому
суждения, причем они будут одинаково убедительны.
Софисты довольно убедительно обосновали свой релятивизм и субъективизм
поразительным расхождением моральных (эстетических и т. п.) оценок и
правовых норм разных обществ, стран и народов, утверждая, что бессмысленно
говорить о добре и зле, справедливости и несправедливости, о похвальном и
позорном и т. п. безотносительно к людям, народам и государствам. Тем самым
ставилась под сомнение правомерность поисков какого бы то ни было
морального (правового, эстетического и т. п.) определения, тщетность любого
разграничения противоположностей (истины и лжи, добра и зла и т. д.).
Сократ со всей решительностью выступал против индивидуализма,
субъективизма и релятивизма софистов, но с позиций, существенно
отличающихся от позиций широкого круга его сограждан. Глубокая пропасть,
разделявшая софистов и Сократа, казалось бы, исключала наличие элементов
общего в их воззрениях. Однако это не совсем так. Достаточно сказать, что и
для софистов, и для Сократа фундаментальной проблемой философии стала не
космологическая, как у предшественников, а антропологическая проблема, не
мир и миропорядок, а человек и его жизнь. Все натурфилософские
(космологические и онтологические) проблемы были объявлены ими
второстепенными и малозначимыми. «Чему можно научиться у деревьев?»—
спрашивает Сократ (Платон. Федр, 230). Софисты и Сократ не разделяли
представления своих предшественников о человеке как лишь части космоса; они
провозглашали человека центром мироздания. Можно сказать, что тезис
Протагора о человеке как «мере» всех вещей в известном смысле разделяется
Сократом.
В конечном счете, общим для софистов и Сократа является то, что они
ориентировали философию на постановку вопроса о сущности человека, его
месте и назначении в мире. Этим они как бы «гуманизировали» философию,
поставили перед ней гуманистические цели и задачи. Но за этой общностью
понимания главных целей и задач философии кроются принципиальные
разногласия. Прежде всего они касаются трактовки понятия «человек».
Софисты, имея в виду отдельного индивида, указывали на различия между
людьми. В отличие от софистов Сократ был убежден, что при всем многообразии
людей, при всем различии их образа жизни, поведения и переживаний всегда
имеется нечто, что объединяет их и может быть выражено единым понятием или
идеей. Стало быть, разные лица могут иметь единое понимание чего-либо. Так,
если, скажем, речь идет о добродетели и множестве ее проявлений, то вполне
возможно говорить о единой добродетели самой по себе, безотносительно к ее
частям (проявлениям). В диалоге Платона «Протагор» Сократ говорит, что
существование добродетели как единого целого аналогично существованию
человеческого лица, которое связывает в единое целое свои части: рот, нос,
глаза и уши. Как бы ни различались по виду и функциям части лица и как бы
они в чем-то ни были сходны, они не составят всего лица, взятые в
отдельности. Лицо есть нечто общее, единое и цельное; оно неразделимо на,
части, хотя и состоит из частей. Оно объединяет части, охватывает их все и
образует из них целое.
По мнению Сократа, аналогичное можно сказать и о добродетели. Она имеет
множество проявлений: мужество, справедливость, благочестие, сдержанность и
т. д. Но это еще не дает права расчленять единую добродетель на множество
кусочков (на множество ее проявлений) и отрицать существование добродетели
как целостности, или структуры, говоря современным языком. Единство
добродетели как целостности и составляет единое содержание мысли,
тождественное содержанию понятия в процессе рассуждений разных лиц в разных
условиях о добродетели. Сказанное может быть отнесено и к таким понятиям,
как истина, прекрасное, справедливое и т. д.
Итак, «многознанию» софистов Сократ противопоставлял знание своего
незнания, которое свидетельствовало — подчеркнем еще раз — отнюдь не о его
скептицизме или ложной скромности, а о его стремлении к более глубокому
знанию, к отказу от свойственного софистам накопления разнообразных знаний,
пригодных во всех случаях жизни. По Сократу, софисты знают многое, обладают
энциклопедическими знаниями. Но их знания носят раздробленный характер,
являются отрывочными. Это, собственно, и не знания, а всего лишь мнения.
Раздробленность «знаний» (мнений) не позволяет им задуматься о единстве
знания, о различии между разрозненными мнениями и пониманием; софисты
многое знают, но мало понимают; они сведущи, но не мудры. Так и должно
быть, ибо “мудрость, тождественная пониманию, не сводится к набору знаний,
к множеству мнений”.
Подлинное знание выходит за пределы описаний и констатации того, что
есть «на самом деле»; оно требует обоснования «мнения», предполагает
выяснение смысла и значения установленного, побуждает к познанию общего и
единого. Стремление к пониманию —отличительная особенность философии и
философа.
Таким образом,— знаменитое сократовское "я знаю, что я ничего не знаю"
Страницы: 1, 2, 3