смерти, снах, болезни. Мифология отождествлялась, таким образом, со
своеобразной первобытной наукой, становящейся якобы не более чем
пережитком с развитием культуры и не имеющей самостоятельных значений.
Серьезные коррективы в эту концепцию внес Дж. Фрайзер, истолковавший
миф по преимуществу не как сознательную попытку объяснения окружающего
мира, а как слепок магического ритуала. Ритуалистическая доктрина Фрайзера
была развита кембриджской школой классической философии.
Впоследствии интерес в изучении мифологии сместился в область
специфики мифологического мышления. Леви-Брюль считал первобытное мышление
"дологическим", которым коллективные представления служат предметом веры и
носят императивный характер. К "механизмам" мифологического мышления он
относил: несоблюдение логического закона исключенного третьего (объекты
могут быть одновременно и самими собой и чем-то другим); закон
партиципации; неоднородность пространства; качественный характер
представлений о времени и др.
Символическая теория мифа, развитая Кассирером углубила понимание
интеллектуального своеобразия мифа как автономной символической формы
культуры, особым образом моделирующей мир.
В современном мире изучение мифа продолжается.
Диалектика мифа.
Миф не есть выдумка, или фикция, не есть фантастический вымысел.
Разумеется, мифология есть выдумка, если применить к ней точку зрения
науки, да и то не всякой, но лишь той, которая характерна для узкого круга
ученых новоевропейской истории последних двух трех столетий. Однако, мы
условились рассматривать миф исключительно лишь с точки зрения самого же
мифа, глазами мифа, мифическими глазами. А с точки зрения самого
мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть
фикция, и игра фантазии. Миф есть наивысшая по своей конкретности,
максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не
выдумка, но наиболее яркое и самая подлинная действительность. Это –
совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой
случайности и произвола. Миф – необходимейшая, прямо нужно сказать,
трансцендентально-необходимая категория мысли и жизни, и в нем нет ровно
ничего случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или
фантастического. Это – подлинное и максимально конкретная реальность.
Ученые мифологи почти всегда находятся во власти этого всеобщего
предрассудка, но нас интересует миф, а не та или иная эпоха в развитии
научного сознания. Миф не выдумка, а содержит в себе строгую и определенную
структуру, а, следовательно, является основной категорией сознания и
бытия вообще.
Миф не есть бытие идеальное.
Под идеальным бытием условимся понимать не бытие лучшее,
совершеннейшее, возвышеннейшее, чем бытие обыкновенное, но просто смысловое
бытие. Есть ли миф отвлеченно-идеальное бытие? Конечно, не есть ни в каком
смысле. Миф не есть произведение или предмет чистой мысли. Чистая,
абстрактная мысль меньше всего участвует в создании мифа. Уже Вундт хорошо
показал, что в основе мифа лежит аффективный корень, так как он всегда есть
выражение тех или иных жизненных и насущных потребностей и стремлений.
Чтобы создать миф, меньше всего надо употреблять интеллектуальные усилия.
Миф – не идеальное понятие, и также не идея и не понятие. Это есть сама
жизнь. Для мифического субъекта это есть подлинная жизнь со всеми ее
надеждами и страхами, ожиданиями и отчаянием, со всей ее реальной
повседневностью и чисто личной заинтересованностью. Миф не есть бытие
идеальное, но жизненно ощущаемое и творимое, вещественная реальность и
телесная, до животности телесная действительность.
Миф не есть научное построение.
Научное отношение к мифу, как один из видов абстрактного отношения,
предполагает изолированную интеллектуальную функцию. Надо очень много
наблюдать и запоминать, очень много анализировать и синтезировать,
внимательно отделять существенное от несущественного, чтобы в итоге
получить хоть какое-нибудь элементарное научное обобщение. Наука в этом
смысле чрезвычайно хлопотлива и полна суеты. Несмотря на всю абстрактную
логичность науки, почти все наивно убеждены, что мифология и первобытная
наука – одно и то же. Как бороться с этими застарелыми предрассудками? Миф
всегда чрезвычайно практичен, насущен, всегда эмоционален, аффективен,
жизнен. И тем не менее думают, что это - начало науки. Миф насыщен эмоциями
и реальными жизненными переживаниями. Он, например, олицетворяет,
обоготворяет, чтит или ненавидит, злобствует. Может ли быть наука таковой?
Первобытная наука, конечно, тоже эмоциональна, наивно-непосредственна и в
этом смысле вполне мифологична. Итак, наука не рождается из мифа, но наука
не существует без мифа, наука всегда мифологична.
Миф не есть ни схема, ни аллегория.
Аллегория – есть, прежде всего, некая выразительная форма, форма
выражения. Для выражения недостаточен смысл или понятие само по себе.
Выразительное бытие есть всегда синтез двух планов, одного – наиболее
внешнего, очевидного и другого – внутреннего, осмысляющего и
подразумеваемого. Выражение есть синтез и тождество внутреннего и внешнего,
самотождественное различие внутреннего и внешнего. Аллегория есть бытие
выразительное.
Миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ. Нужно, однако, сказать,
что символический слой в мифе может быть очень сложным. Это особенно
интересно потому, что одна и та же выразительная форма, смотря по способу
соотношения с другими смысловыми выразительными и вещественными формами,
может быть и символом, и схемой, и аллегорией. Поэтому анализ данного мифа
должен вскрыть, что в нем есть символ, что схема и что аллегория и с каких
точек зрения.
Миф не есть поэтическое произведение.
Нечего и говорить о том, что отождествление мифологии и поэзии тоже
одно из коренных убеждений огромной части исследователей. Начиная с Я.
Гримма очень многие понимают мифы как поэтические метафоры первобытного
образного мышления. Вопрос об отношении мифологии поэзии действительно
весьма запутанный вопрос. Сходство того и другого бросается в глаза гораздо
скорее, чем различие. Чтобы не сбиться в сравнительном анализе мифического
и поэтического образа, укажем сначала главнейшие черты сходства. Это даст
возможность более ярко разграничить обе сферы.
. Должно быть ясно, что мифический и поэтический образ суть оба виды
выразительной формы вообще. Выражение – арена встречи двух энергий, из
глубины и извне, и в их взаимообщении в некоем целом и неделимом образе,
который сразу есть и то, и другое, так что уже нельзя решить, где
«внутреннее» и «внешнее». Слово всегда выразительно. Оно всегда есть
выражение и понимание, а не просто вещь или смысл. Таков же и миф. Миф
или прямо словесен, или словесность его скрыта, но он всегда выразителен.
. Мифология и поэзия – суть в одинаковой мере интеллигенция, то есть это не
только выражение, но и одушевленное одухотворенное выражение. Всякая
поэтическая форма всегда есть нечто одухотворенное, она есть изнутри
видимая жизнь.
. И поэтическое, и мифическое бытие есть бытие непосредственное,
невыводное. Образ и в поэзии, и в мифологии не нуждается ни в какой
логической системе, ни в какой науке, философии или вообще теории. Он –
наглядно и непосредственно видим. Выражение дано в живых ликах и лицах и
надо только смотреть и видеть, чтобы понимать.
. Некоторое относительное сходство можно находить в общем признаке
отрешенности. Однако это как раз та область, где мифология и поэзия
расходятся между собой принципиально и окончательно, и поэтому надо быть
осторожным в установлении сходства.
Миф не есть специально религиозное создание.
Это отграничение весьма существенно. Как популярное, так и научное
сознание довольно слабо разграничивает эти понятия и часто совершенно без
оговорок употребляет одного вместо другого. Тут залегает, однако,
существенное различие, и надо уметь его формулировать. Расхождение обеих
сфер станет яснее, если принять во внимание их сходство. Непререкаемое
сходство мифологии и религии заключается в том, что обе эти сферы суть
сферы бытия личностного. Относительно религии тут не может быть сомнений,
ни с популярной, ни с научной точки зрения. Религия и мифология – обе живут
самоутверждением личности. В религии личность ищет утешения, оправдания,
очищения и даже спасения. В мифе личность также старается проявиться,
высказать себя, иметь какую-то свою историю. Эта общая личностная основа
делает заметным и расхождение обеих сфер. Действительно, в религии мы
находим какое-то особое, специфическое, самоутверждение личности. Это какое-
то принципиальное самоутверждение себя в своей последней основе, в своих
исконных бытийственных корнях. А миф как таковой, чистая мифичность как
таковая – отнюдь не должны быть во что бы то ни стало принципиально
религиозными. Так, религия всегда живет вопросами о грехопадении,
искуплении, спасении, грехе, оправдании, очищении и т.д. Может ли миф
существовать без этих проблем? Конечно, и тому в подтверждение есть
множество примеров. Религия привносит в миф только некое специфическое
содержание, которое и делает его религиозным мифом, но самая структура мифа
совершенно не зависит от того, будет ли она наполнена религиозным или иным
содержанием.
Миф не есть догмат.
В это отождествление легко впасть после вышеописанного отграничения
мифа от религии. В самом деле, миф не есть сама личность, но ее
изображение, ее лик, ее форма и образ, ее начертание. Не есть ли он в таком
случае догмат? Догмат ведь как раз фиксирует смысловое, энергийное
содержание религии. Он есть форма и начертание постижений и достижений,
данных в религии. Этого рассуждения необходимо избегать.
Миф не есть догмат по одному тому, что миф как таковой, чистый миф не
есть вообще религия. Догмат предполагает некоторый минимум религиозного
опыта, в то время как миф может существовать вне всякой религии (например,
в науке или искусстве).
Миф не есть догмат, потому что последний есть всегда уже определенного
рода рефлексия над религиозным опытом и, может быть, над религиозным мифом.
Миф же ни в каком смысле не есть какая-нибудь рефлексия. Он всегда некая
явленность, непосредственная и наивная действительность, видимая и
осязаемая изваянность жизни.
Миф не есть догмат, потому что догмат есть не только рефлектированный,
но и абсолютизированный миф. Догмат возможен всегда только как оценка и
ценность прежде всего. Это есть утвержденность вечных истин, противостоящих
всякому вещественному, временному и историческому протеканию явлений. В
противоположность этому миф часто фактичен и историчен.
Итак, миф не есть догмат, но – история. Энергийное, смысловое или
феноменальное проявление и становление бытия личностного в мифе есть
становление историческое. Другими словами, миф есть личностное бытие,
данное исторически.
Миф нашего времени.
Миф, т.е. специфически обобщенные отражения действительности
выступающие в форме чувственных представлений и фантастических
одушевленных существ, всегда играл значительную роль в религии и
религиозной философии.
Для XX века большое значение приобретает политический миф, ведущий к
санкранизации государства, "нации", расы", и т.д., что с наибольшей
полнотой появилось в идеологии фашизма. Причем используемый миф
оказывается то традиционно религиозным, как древнегерманская мифология;
то сконструированным в рамках буржуазной философии; то демагогически
абсолютизированной реальной общностью, как "нация", "народ" и др.
Некоторые особенности мифологического мышления могут сохраняться в
массовом сознании наряду с элементами философского и научного знания,
строгой научной логикой.
При некоторых условиях массовое сознание может служить почвой для
распространения "социального" или "политического" мифа, но в целом
мифология как ступень сознания исторически изжила себя. В развитом
цивилизованном обществе мифология может сохраняться не только фрагментарно,
спорадически на некоторых уровнях.
Различные формы общественного сознания и после окончательного
выделения из мифологии продолжали пользоваться мифом как своим "языком",
расширяя и по новому толкуя мифологические символы. В частности, в XX веке
наблюдается также сознательно обращение некоторых направлений литературы
к мифологии (Дж. Джойс, Т. Манн, Ж. Котто и др.), причем имеет место
как переосмысление различных традиционных мифов, так и мифотворчество –
создание собственных поэтических символов.
Заключение.
Итак, целая эпоха духовной жизни человечества, формирование и расцвет
древних цивилизаций была царством мифа, созданного воображением человека.
Воображение – великий дар природы, драгоценное качество людей, их
творческая энергия. Оно создало «Илиаду» и «Рамаяну», «Эпос о Гильгамеше» и
«Энеиду». Оно создало Парфенон и величественные египетские пирамиды, ибо,
до того как строители своими руками возвели их и сделали фактом реальности,
они уже жили в мечте, в воображении архитектора.
Воображение древнего человека создало царство мифа. Люди искали ответы
на волнующие их философские вопросы, пытались разгадать загадки Вселенной,
человека и самой жизни. Когда действительность не давала ответа, на помощь
приходило воображение. Оно же удовлетворяло и эстетические потребности
людей.
Миф – не сказка. Сказка – вымысел и осознается как вымысел, увлекая
человека мечтой об иной действительности. Миф отождествляет мечту с
реальностью. Сказка – дитя уже более поздней эпохи. Миф – древнее. Он не
мирится с сомнением. Человек, создавая его, как бы осуществлял свое
абсолютное знание истины. Кто из современников Гомера мог сомневаться в
реальности Зевса? Кто из древних индийцев осмелился бы оспаривать
существование грозного Шивы? Мир мифа был вне сомнений.
Древнее искусство – царство идеальных героев. Мечта создавала образец
человека в его лучшем, совершенном проявлении. В какой-то степени это был
пример для подражания. Александр Македонский, возя с собой в походы
«Илиаду» Гомера, уподоблял себя Ахиллесу.
Людские сообщества нуждались в сильных героических личностях,
способных бороться и побеждать врагов рода, племени, народа, и мечта,
воображение создали таких героев, очищавших мир от скверны, подобных
Гераклу, совершившему двенадцать подвигов, или Раме, убившему чудовище
Равану, что похищал женщин, пожирал все живое и разорял земли.
Идеальные герои, жертвуя собой, искали чуда, дабы избавить людей от
вековечных бед, подобно Гильгамешу, отправившемуся на край света за цветком
бессмертия. И этот их подвиг славили поэты.
Легенды о героях легли в основу эпических сказаний древности. Античная
культура венчает богатейшие древние цивилизации. В ней уже возникли черты
иного мировоззрения. Научная мысль уже начала разрушать то наивное, полное
восторгов и страхов мировосприятие, которое отразилось в мифах, в древних
языческих религиях.
Мир переменился. Давно уже замолкли боги и герои, оживлявшие
воображение древних народов, но, воплощенные в литературных образах, они
волнуют нас как вечная и неугасимая мечта о прекрасном.
Мифология древнего мира – великая сокровищница созданий человеческого
гения.
Библиография.
1. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. - М.: "Правда", 1990.
2. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. – М.: Издательство
политической литературы, 1991.
3. Введение в философию. Под ред. И.Т. Фролова. В 2-х частях –М.:
Политиздат, 1989.
4. Тахо-Годи А.А. Три письма А.Ф.Лосева. //Вопросы философии.-N7,
1989.
5. Философский энциклопедический словарь. Под ред. Л.Ф. Ильичева. М.:
"Советская энциклопедия".-1983.
Страницы: 1, 2
