развитие к разуму—к разуму как принципу

В связи с этим следует сказать несколько слов о некоторых

распространенных воззрениях на отношение между христианским пониманием

истории и философией истории. В философско-исторической и в особенности в

теологической литературе нововременное понимание истории зачастую

представляют просто как секуляризованный вариант иудео-христианского

отношения ко времени и к истории. Наиболее известным сторонником такой

позиции является Карл Левит. Конечно, христианское понимание истории

является важнейшим истоком нововременного понимания истории, но при этом ни

в коем случае нельзя забывать о том принципиально важном обстоятельстве,

что нововременное понимание истории во многом противоположно христианскому

подходу к истории, что такая противоположность и составляет главным образом

специфику нововременного восприятия и осмысления истории. Самоопределения,

не зависимого от авторитетов индивида, и к разуму как характеристике и

достоянию общественного состояния в целом.

Просветительское мышление обращается к истории преимущественно в

будущностном модусе, настоящее с прошлым не связано необходимо

преемственностью, оно не вырастает органически из прошлого, соответственно

прошлое не выступает по отношению к настоящему в качестве обусловливающей

инстанции. В конечном счете оформление настоящих и будущих отношений между

людьми зависит от усмотрения разумом истин, надысторических по своей сути.

Именно такие истины призваны определить наступающую эпоху разума.

Характеристика современного исторического сознания.

Однако в просветительскую эпоху появляются мыслители, возвещающие

новое, историцистское отношение к истории. Для Вико и Гердера историческая

жизнь значима в своем прошлом, причем значима и сама по себе, и для

настоящего и для будущего.

Рубеж XVIII и XIX вв. был эпохальным с точки зрения судеб европейского

исторического сознания. Грандиозные социальные перемены, обусловленные

прежде всего промышленной и политической революциями конца XVIII столетия,

привели к мощной историзации культурного сознания, нашедшей отражение,

разумеется, и в философии.

В этот период в философии оформляется тот принцип постижения

действительности, который позднее получил название историзма. «Появление

историзма было,— по словам известного историка и философа истории Фридриха

Майнеке (1862—1954),— одной из величайших духовных революций, пережитых

западно-европейской мыслью». Речь шла о появлении нового способа восприятия

и теоретического постижения реальности, исходящего из того, что вся

реальность по своей сущности исторична. Появление историзма подготовлялось

предшествующей европейской мыслью, но все же его завершившееся оформление

действительно было духовной революцией. Отныне историзму суждено было стать

неотъемлемой, даже само собой разумеющейся составной частью европейского

культурного сознания, стать базисным компонентом философского и социально-

научного мышления.

В начале историзм был теснейшим образом связан с философско-

метафизической мыслью. Своей вершины метафизический историзм достиг у

Гегеля. Философско-историческая конструкция Гегеля представляет для нас

особый интерес в связи с тем, что она в наибольшей степени воплощает и ту

базисную форму философского постижения истории, о которой шла речь выше.

Романтические и идеалистические философско-исторические проекты

великой эпохи метафизического мышления примерно в середине прошлого

столетия уступают пальму первенства разнообразным историографическим

концептуализациям истории. Наступает эпоха научной историографии, которая

впредь уже не допустит выхода философии истории на передний план в

теоретическом постижении истории.

А для теоретической ситуации в философии истории после Гегеля

характерен прежде всего глубокий скепсис, который чаще всего принимает

форму развернутых критических возражений и сомнений по поводу гегелевского

системною проекта «философии мировой истории», а также по поводу «пользы

истории» вообще. В действительности это было выражением скепсиса

относительно возможности философии заниматься историей. Понятно, что такая

ситуация не благоприятствовала философской разработке исторической

проблематики. В философии истории, если ее рассматривать с точки зрения

этой проблематики, наступает своеобразный перерыв вплоть до появления работ

О.Шпенглера и А.Тойнби.

Говоря о философии истории в Новое время, следует сказать и о так

называемой «критической философии истории». Объектом ее исследований

являются условия возможности познания исторической действительности,

познания как философского, так и научно-историографического.

Появление критической философии истории обусловлено в основном двумя

факторами. Первым таким фактором является развитие в послекантовский период

разнообразных вариантов трансцендентально-критической философии вообще.

Вторым — мощный расцвет в этот же период исторического знания, прежде всего

научно-историографического.

Третья сфера теоретического исторического сознания в Новое время —

сфера оформившейся в эту эпоху исторической науки. Научно-историческое

знание становится постепенно основной формой теоретического отношения к

истории. С точки зрения нашей темы можно выделить здесь два основных

варианта.

Создание картины исторической жизни человечества и в целом, и в самых

разнообразных ее формах в последние столетия становится преимущественно

делом исторической науки. Она берет на себя функцию восстановления,

реконструкции прошлого. Естественно, философское отношение к истории должно

так или иначе соотноситься с научно-историческим знанием. Такую связь между

философско-исторической проблематикой и научной историографией можно

квалифицировать как «онтологический» вариант отношения между ними.

Таким образом, многообразные разработки в различных сферах

теоретического постижения истории в Новое время можно в конечном итоге

свести к полаганию «истории самой по себе» как важнейшего, если не

единственного, измерения человеческого существования. История претерпевает

своеобразную субстанциализацию, становится для человека фундаментальной

реальностью, причем реальностью не внеположной по отношению к человеку. Эта

реальность понимается в Новое время как сфера специфически человеческого

жизнепроявления. История понимается как средство становления, средство

персонализации человека. Такой подход к истории может базироваться на

теоцентричном или антропоцентричном принципе, но в любом случае история

предстает как самостоятельная действительность, так или иначе определяющая

существование человека.

Ясно, что такое понимание истории есть и утверждение исключительного

смыслового значения истории. В известной степени правомерно утверждать, что

в соответствии с какой-то базисной интенцией нововременного отношения к

истории смысло-жизненная проблематика вообще совпадает со

смыслоисторической проблематикой.

Основной характеристикой современного нам исторического является

центрированность на социально-исторической действительности в ее настоящем

и обозримо-будущностном измерениях. Эта действительность воспринимается как

важнейшая для человека реальность, вбирающая в себя, по существу, все

прочие точимые для человека реальности.

И смысловые интенции и содержания современного исторического сознания

также сопрягаются главным образом с настоящим и ближайшим будущим

исторического существования человечества.

Настоящее не нуждается в смысловой санкции со стороны прошлого или

какого-то определенного будущего. Настоящее образует самодовлеющую

историческую и соответственно смысловую тотальность.

С этим теснейшим образом связан и присущий новейшей эпохе определенный

аисторизм, который и мотивирует в конечном счете разговоры о конце истории,

постисторическом состоянии и т.п.

Об аисторизме современного культурного сознания правомерно говорить в

том плане, что это сознание функционирует, не соотносясь постоянно с

прошлым. Угасание живого интереса к историческому прошлому как хранилищу

полезного или назидательного, причем интереса не музейного, не эрудитско-

эстетического, а такого, который стремится мобилизовать прошлое в качестве

ценностно-нормативного ресурса или стремится утвердить настоящее как

достойный итог прошлого развития, образует содержание того аисторизма,

который можно зафиксировать как примечательную черту нынешнего западного

культурного сознания.

Подобный аисторизм связан с рядом факторов, важнейшими из которых

представляются следующие. Во-первых, четкое осознание принципиального

своеобразия нынешнего состояния исторической жизни человечества,

соответственно осознание относительной бесполезности поиска в прошлом каких-

либо аналогов или образцов. Во-вторых, дистанциированность по отношению к

собственной традиции как нормативно-обязательной инстанции. В-третьих,

теснейшая связь социальной жизни с процессами управления и планирования,

призванными сделать социальную жизнь исчисляемой и предсказуемой. Само

развитие планируется как опирающийся на науку технический и социально-

технологический прогресс. Эти процессы в известной мере исключают

использование исторических ресурсов.

Состояние современного нам исторического сознания оказывает,

разумеется, воздействие на состояние философско-исторической мысли.

Философская мысль отказалась от установки на всеобъемлющую

систематизацию исторического прошлого как необходимого предуготовления

настоящего или будущего. Это означает, по существу, и отказ от

постулирования или конструирования универсального исторического смысла,

который охватывал бы все временные измерения исторической жизни

человечества.

В философии истории в настоящее время фактически не предпринимаются

попытки создать единую концептуальную картину всемирной истории, в которой

нынешнее состояние человечества предстало бы как естественный или как

закономерный результат предшествующего исторического развития.

В философско-исторической сфере очевидное преобладание получила

критическая философия истории, ориентированная на исследование условий

возможности исторического познания. Материальная, или субстанциальная,

философия истории, нацеленная на философское постижение исторического

процесса как объективной данности, практически свелась в настоящее время к

исторической интерпретации своей собственной традиции.

Отметим некоторые важнейшие теоретические факторы, обусловившие

отсутствие таких концептуализации всемирной истории. Теоретическая мысль

осознала всю проблематичность оперирования сущностями, которые традиционно

полагались в качестве крупномасштабных субъектов истории, воспринимавшихся

также и как носители исторического смысла. Речь идет о таких сущностях, как

«народ», «нация», «государство» и т.п. Теоретическая мысль не представляет

настоящее как закономерный итог поступательного, кумулятивного движения,

реконструируемого каузально-аналитическим способом. Это делает сомнительной

возможность таких построений, где бы историческая жизнь представала как

реальная преемственность, выступающая в качестве условия возможности

прогрессирующего осуществления смыслов или какого-то всеобщего

исторического смысла.

Наконец, в теоретической мысли практически аксиоматическим является

представление о невозможности какого-либо телеологического детерминизма.

Следовательно, невозможна тематизация какого-либо будущего или тем более

окончательного исторического состояния, которое необходимо должно наступить

и способно поэтому объяснить прошлое и настоящее через их движение к этому

состоянию.

Такие регулятивные представления относительно теоретического

постижения истории крайне затрудняют возможность смысловой и ретроспективы,

и перспективы, базирующихся на теоретической реконструкции исторического

процесса.

Некоторые функции материальной философии истории, в первую очередь те,

что были традиционно связаны с усилиями разработать некий общий «диагноз

эпохи», перешли к другим сферам социально-научного знания, прежде всего к

теоретической социологии. Эту ситуацию можно рассматривать как известное

завершение того процесса перехода ряда функций философии истории к

социологии, который начался еще в момент оформления социологии как особого

самостоятельного способа постижения социальной реальности. Весьма наглядной

иллюстрацией нынешнего положения дел могут служить различные разработки

тезиса о нашей современности как об эпохе «постмодерна». В этих разработках

налицо стремление к решению определенных философски-исторических задач, в

том числе и в плане осмысления исторического движения к «постмодерну».

Литература.

«Философия истории. Антология» под редакцией Ю.А. Кимелева

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5